Вознесение (сборник) - Александр Проханов

Кудрявцев слышал разговор. Представлял московское беломраморное здание министерства, огромный кабинет с портретами царей, полководцев, огромный глобус, перед батареей цветных телефонов – праздничный, энергичный, с веселыми глазами десантника министр. Выставил погон с золотой звездой. Посылает им боевой привет в чеченские холмы и предгорья.

Генерал с сочным чавканьем положил телефонную трубку. Еще мгновение сохранял на обветренном пунцовом лице торжественное выражение.

– Совещание окончено, товарищи офицеры!.. Готовьте войска к выступлению. В ноль часов я лично прибуду в город, проверю выполнение приказа, поздравлю командиров и личный состав с Новым годом!..

Отвернулся, пошел в глубь палатки, пересекая хрустящую карту. Офицеры выходили на воздух, молча, угрюмо расходились. Кудрявцев видел, как комбриг нервно теребит на ходу свой подстриженный ус, как сутуло, по-стариковски, шагает в стороне начштаба. Ему было неловко за своих командиров. Он отстал от них, чтоб не слышать неуместные, неловкие шутки разведчика.

Глава вторая

Штабная палатка бригады – брезентовый шатер все с той же железной печкой. Солдат, озаряя худое лицо и кончики цепких пальцев, подбрасывает сосновые чурки. Комбриг ставит задачу командирам батальонов и рот. Молодые офицеры в серо-зеленой форме с блеклыми полевыми погонами, на которых едва различимы майорские и капитанские звезды, восприняли приказ с оживлением. Шумно обсуждали задачу, толкались локтями, заглядывая в карту, тыкали пальцами в нанесенный пунктир маршрута, записывали радиочастоты и позывные, уточняли ширину проходов и улиц, возможность быстрой доставки горючего, снарядов, санитарных машин.

Подшучивали друг над другом.

– Товарищ майор, вам сто грамм не успели налить. Теперь целый год ждать!

– Ты говорил, не будет шампанского! Теперь будет. Войдем в город, в первом же магазине возьмем!

– Климук, ты все о женщинах бредил! Считай, тебе повезло. В новогоднюю дискотеку завалимся!

– Кудрявцев, ты, как всегда, в голове колонны! Передавай по рации, где какие рестораны открыты. Пусть нам в привокзальном ресторанчике новогодний столик накроют!

Кудрявцев почти забыл безобразную сцену в оперативной группе. Как и все, был оживлен, озабочен. Его душа, ум и воля обретали осмысленную близкую цель. Ради этой цели он терпел лишения, занимался рутинной работой, трясся по жидким дорогам, ударяясь грудью о кромку стального люка, чертыхался, когда глох двигатель и приходилось брать застрявшую машину на трос. Впереди ожидал его город, огромный, живой, населенный множеством неведомых жизней, часть которых страшилась и не желала его появления, а другая – нетерпеливо ждала. Он войдет в этот разворошенный, взбудораженный город, распавшийся на враждующие куски. Стянет его воедино железными скрепами. Восстановит мир и порядок. Город сулил непредсказуемое, желанное будущее, в котором он проявит свою отвагу, удачливость, героизм.

Начштаба, все еще измятый и потрясенный, понемногу отходил от нанесенного ему оскорбления. Втолковывал молодым офицерам тонкости предстоящей задачи:

– Держите технику ближе к фасадам, ясно?.. Не закупоривайте проезжую часть, чтоб могло подойти подкрепление, ясно?.. Десант – на броню!.. Чуть что – по гранатометчикам всю огневую мощь!

Комбриг чувствовал вину перед начальником штаба. Переживал свое малодушие. Вторил ему:

– Не думайте, что вам предстоит прогулка!.. О противнике нет серьезных и проверенных разведданных!.. Бои в условиях крупного города – этому вас не учили!.. К тому же город наш, российский, в нем проживают граждане России!.. Помните, каждый выстрел, который вы произведете, будет направлен в граждан России!..

Офицеры слушали, кивали, не верили ни в какие выстрелы. Желали поскорее выбраться из скучной промозглой степи, оказаться в городе. Они уже усвоили задачу и теперь торопились в свои батальоны и роты готовить людей к выступлению.

Рота Кудрявцева была встроена в общее защитное каре бригады своими окопами, капонирами, боевыми машинами пехоты, брезентовыми палатками, солдатскими нужниками, цистернами питьевой воды, коптящими кухнями, часовыми, невидимой паутиной минных растяжек, грудами пустых консервных банок – всей массой железа, взрывчатки, перепаханной рыжей земли, человеческой плоти, источавшей в холодный воздух прозрачную дымку жизни. Серый бурьян был срезан саперными лопатками, открывая сектор обстрела. Темнела свежая, непромерзшая рытвина капонира.

Боевая машина погрузила в ямину свое пятнистое компактное тело, направила пушку в степь. Вокруг машины на зарядных ящиках, на досках, на брезентовых плащ-палатках сидели солдаты. Раздавался хохот и свист.

На корме бээмпэ, укрепленная в крестовине, стояла ветка сосны. Вместо елочных игрушек ее украшали цветные обертки сигарет, фольга, начищенные крышки консервных банок. На вершине красовалась яркая латунная гильза от пушечного снаряда. Перед наряженной веткой на броне притоптывали, присвистывали Дед Мороз и Снегурочка. Два ряженых солдата балагурили и забавляли солдат. Дед Мороз был голый по пояс, ходили ходуном его накачанные мышцы, блестел на запястье толстый, из желтого металла, браслет. На голове торчала грязная чеченская папаха. Нижняя часть лица была занавешена растрепанной тряпкой. Дед Мороз качал бедрами, вздувал бицепс, обнимал Снегурочку за талию. Снегурочка тоже была голой по пояс. На груди ее красовался самодельный, набитый тряпками лифчик. От впалого живота с грязным пупком ниспадала короткая юбка, из-под которой выглядывали кривые волосатые ноги. От пупка вверх под лифчик уходила синяя змея татуировки. Они терлись боками, хватали друг друга за грудь и за бедра, целовались, выкрикивали какие-то нестройные куплеты. Солдаты заливались, хохотали, били ложками в котелки, свистели, кидали в танцующих щепки, комочки земли, скомканные газеты.

Кудрявцев подходил, набрав в легкие холодный воздух, готовился выдохнуть его командирским рыком. Прервать хохот и свист, скомкать наивное солдатское веселье, направить людей в работу, в торопливые сборы. Усадить их за прицелы, штурвалы, в десантные отсеки. Он приближался, но необъяснимо медлил, не мог найти подходящей секунды, верного шага и ритма. Не желал прерывать солдатский праздник, нестройный гогот и смех.

– Товарищ капитан!.. – вскочил ему навстречу командир взвода, юный розовощекий лейтенант с нежным фарфоровым лицом, сияющий прозрачно-голубыми глазами, которые делали его похожим на купидона. Кудрявцев видел такого, пухлого, свежего, с крылышками, с венком из роз, нарисованного на потолке старинной усадьбы. В руках лейтенанта были не розы, а кружка горячего чая. Ногти были грязные, на голову, прикрывая белокурые волосы, был напялен мятый зеленый «чепчик». Но все равно в нем оставалось много млечной юной свежести, сохранившейся среди холодных ветров, ночлегов на броне, грубости походного быта. – Второй взвод в составе…

– Отставить! – прервал его Кудрявцев, видя, как обернулись солдаты, разочарованные его появлением. Дед Мороз и Снегурочка неохотно расплетали свои объятия. – Продолжайте!

Он не понимал, почему не решился остановить их веселье. Лейтенант усадил его на зарядный ящик, стряхнув комочки земли. Солдаты снова повернули лица к елке, к ряженым, а те опять принялись кривляться, лобызаться, тискать друг друга, желая понравиться подошедшему командиру.

Дед Мороз надул бицепс с голубой веной, блестел золотым браслетом. Схватил Снегурочку за тряпочные груди, затанцевал перед ней, выкрикивая частушку, пяля на солдат выпученные белки. Крутил в грязной, изображавшей бороду тряпке красным, по-собачьи влажным языком.

С маленькой Снегурочкой

Мы играли в жмурочки!

Завалил под елочкой.

Засадил иголочку!

Ох ты, ох ты!

Он шлепал по броне башмаками, двигая непристойно животом, прикладывал оттопыренный палец к паху. Солдаты вокруг улюлюкали, хватали себя за бока. Молоденький лейтенант-херувимчик гоготал вместе со всеми. Кудрявцеву было неприятно слышать эту расхристанную, блатным голосом пропетую частушку.

Неприятен вид лейтенанта, неотличимого от солдат своим вульгарным свистом. В этой неотличимости таилась ненадежность, угадывался дух тления. Войска, набранные наспех, с миру по нитке, по разным гарнизонам, не успели превратиться в слаженные, проверенные в учениях боевые единицы.

Снегурочка мельтешила кривыми волосатыми ногами, обмахивалась вместо платочка рваным куском газеты, отвечала партнеру:

Командир у нас красивый,

Как цветочек аленький.

Посылает всех нас на «х»,

У него он маленький!

Ох ты, ух ты!

Все гоготали, оглядываясь на румяного лейтенанта. Тот покраснел, не зная, как реагировать на дерзость. Решил не подавать виду, что оскорблен. Смеялся вместе со всеми, красный от обиды.

И это неприятно поразило Кудрявцева – разнузданность и наглость контрактников, залетевших в бригаду бог весть из каких бараков и вытрезвителей. Взводный был слаб и неопытен, не умел поставить наглецов на место.