Боцман (сборник) - Дмитрий Шульман

– Да я тебе подешевке отдам, хоть буду знать теперь, что такое бякон, – он так и продолжал говорить «бякон», и мне стало очень смешно.

– Ты чего смеешься, – он опять засопел, зашевелил ноздрями. Я еще больше развеселился, но чувствуя, что могу его обидеть, остановился и сказал откровенно, что он забавно шевелит носом. Дядька расслабился, улыбнулся и начал рассказывать про своих внуков, как они просят его пошевелить ноздрями и всегда смеются. Потом он спросил у меня, где я таких непонятных слов нахватался.

И тут, конечно, меня понесло, я начал рассказывать про Аляску, про героев Джека Лондона, про страшные и очень интересные истории, которые с ними приключались… Когда мы с ним уже «переваливали» через Чилкутский перевал, а собаки не могли тащить сани по глубокому снегу, опять подошла женщина в белом халате и сказала мне, как хорошему знакомому:

– Тебя уже родители ждут, звонили, пора домой возвращаться.

– А вы что – моих родителей знаете?!

– Конечно, – ответила она, – пойдем на улицу, будем бобы покупать…

Удивлению моему не было предела:

– А вы откуда про бобы знаете, вы чем торгуете?!

– Да ничем, я ветврач, продукты у крестьян проверяю, а родителей твоих знаю хорошо.

Мы вышли на улицу. Там было много разных товаров, в бочках – соленые огурцы, в корзинах – яйца, в загончиках – живые куры и гуси… Остановились перед прилавком, на потемневших от времени досках стояли мешки, мешочки из разной ткани, рядом граненые стаканы, наполненные фасолью, горохом, разными семенами.

– Ну, выбирай бобы, – сказала женщина ветврач. Я опять не понимал, что надо выбирать. Где бобы, мне ведь бобы нужны. Переминаясь с ноги на ногу, я держал в руке сетку с драгоценным беконом, завернутым в бумагу. Пакетов тогда и в помине не было, почти все заворачивали в газету.

– Где бобы? – это уже вслух спросил я у моей новой знакомой. Она подошла поближе и вдруг все тетки, сидевшие за прилавком, всполошились. Они разом подскочили и со всех сторон начали наперебой говорить:

– Ивановна, что тебе надо?! Ивановна, вот горох хороший, вот горчичка белая для колбаски… Ивановна, фасоль, смотри, какая хорошая!!!

Ивановна посмотрела на меня, улыбнулась и громко сказала:

– Нам нужны бобы! Бобы, – еще раз повторила она.

Тишина воцарилась мгновенно, тишина позволила услышать звуки всего рынка. Даже стало слышно, как галки шумно галдят, летая над церковью.

Первой опомнилась бабушка, стоящая напротив нас:

– Ивановна, это какие-такие бобы, – и продолжила дальше, – мы тут все бобовыми торгуем, говори, что тебе надо.

Ивановна повернулась к бабушке и опять улыбнулась:

– А ты нам, Светлана Михайловна, продай самой крупной фасоли, она для нас и будет бобами….

Бабушка засуетилась, высыпала из мешочка фасоль и стала выбирать самую крупную.

– Нет-нет, – остановила ее доктор, – сильно-то не выбирай, эта годится.

Повернувшись ко мне, спросила:

– Ну что – берем?

Фасоль была очень красивая, белая, с мраморными прожилками, ее кожица матово блестела. Рядом стоящая женщина схватила свой мешочек, наполовину заполненный фасолью, и стала его трясти:

– А мне и перебирать не надо. Сейчас мальчик, погоди, вся крупная сверху будет!!!

Я опять немного растерялся, но буквально на мгновение, бобов нужно было, как у Джека Лондона, купить ровно на два приема еды. Готовить бобы предстояло не дома на плите, хотя она тоже топилась дровами, а на костре, ночью в лесу.

У меня есть тайна, очень тайная тайна, мне надо себя испытать. Мне очень хотелось убедиться, что я не боюсь, а для этого нужно пойти в лес. Он находился в трех километрах от города, и мне уже не раз приходилось там бывать. Но это было летом, когда мы играли в войну. Лазили по настоящим окопам, подремонтировали блиндаж; пока лопатой поправляли бруствер, нашли несколько пуль, гильз, патронов. В августе – сентябре в этом лесу много грибов: красные подосиновики, крепкие, с коричневыми шляпками подберезовики. И еще там был хутор, очень замечательный хутор. Война его не тронула, хотя бои шли рядом, буквально в километре.

Жил там Анатолий Васильевич, учитель физики, работал он в другой школе, но нас научил многому. Как колоть дрова, как разжечь костер. Грибы с ним собирать было одно удовольствие. Вроде ходишь за ним по пятам, а получалось, как будто сам находишь уже примеченный им гриб. Научил быть терпеливым и старательным: когда бидончик с земляникой не хотел наполняться быстро, а солнце уже стояло высоко и комары доставали, он просто говорил:

– Ты же мужчина, ты же хочешь порадовать маму…

Так вот тайный план был такой. Я хотел отпроситься у родителей сходить на хутор. Сначала нужно развести в лесу костер, приготовить бобы с беконом, поесть… Это днем, потом зайти на хутор, поговорить с Анатолием Васильевичем, но после не идти домой, а опять вернуться в лес, развести костер и уже в темноте приготовить себе поесть. Испытанием должны были стать темнота, ночной лес, одиночество, умение обустроить зимой стоянку и приготовить еду.

Бобов я накупил много: белую фасоль – у бабушки, коричневую, пеструю – у тетеньки, которая ее трясла в мешке, а потом высыпала на прилавок. Она красиво раскатилась, ее приятно было помогать собирать. Доброта этих людей согревала все вокруг в то холодное декабрьское утро. Ивановна помогла мне аккуратно сложить покупки, поблагодарив ее, я помчался домой. Уже рассвело, солнце выплывало красной зарей, мороз становился сильней, но мне было жарко.

В кармане моего теплого зимнего пальто с меховым воротником еще позванивала мелочь, в руках я нес бекон и бобы. Проходя мимо хозяйственного магазина, вспомнил, что мне нужна веревка – длинная белая прочная веревка. Взять ее дома было нельзя, одну порезал, на второй мать сушила белье.

В магазине пахло хозяйственным мылом, дегтем, краской, металлом, особенный запах был у гвоздей.

– Продайте, пожалуйста, веревку, белую, самую длинную.

Продавщица не торопясь выплыла из-за прилавка и скрылась в подсобке, потом оттуда раздался ее недовольный голос:

– Ну где ты там, иди, смотри свою веревку!

У ног этой не худой женщины лежала бухта веревки, белой, очень толстой.

– Это же канат, – имел неосторожность сказать я, – мы по такому на физкультуре лазаем.

Мои слова вызвали бурную реакцию, она вся как-то заколыхалась от возмущения:

– Веревка ему нужна, а сам не знает какая!..

Но я точно знал какая – белая, прочная, длинная и невидимая. Последнее озадачило и возмутило ее еще больше.

– Какая-такая невидимая, я что тут – сказками торгую? У меня дела серьезные, хозяйственные, люди для дома все покупают.

И тут я сказал еще одну глупость, но она мне помогла. Возмутившись, выпалил, что не прошу у нее ковер-самолет, знаю, что не продают, а прошу веревку. Продавщица, к моему удивлению, на мгновение опешив, рассмеялась:

– Ты сказок начитался?..

– Не сказок, а Джека Лондона, – ответил я вызывающе. Пауза затянулась, она что-то пробормотала, а потом спросила:

– Ты читал «Белый Клык», мне сын рассказывал. Так может, тебе нужны суровые нитки?

– Мне нужна веревка!!!

– Для чего тебе нужна веревка? – разговор приобретал деловой характер. Рассказывать тайну было нельзя. Я замолчал, а продавщица достала со стеллажа моток то ли веревки, то ли ниток. – Смотри, – сказала она, – прочные, белые, почти невидимые, такие прочные не порвешь, ими что угодно делают, можно и валенки подшивать, и для лошадей сбрую шить. Покупаешь?!

Я подержал в руках, посмотрел, намотал на кулаки и попробовал порвать. Руки краснели, синели, но толстые нитки не рвались, именно такие нитки – веревки были мне нужны для испытания тайной. И нечего было думать и сомневаться. Купил. Денег осталось пятьдесят копеек.

Дома меня уже заждались, воскресный завтрак – это когда все вместе. На кухне было очень тепло, топилась плита. Дрова потрескивали, на черном металле стояли кастрюли, готовилась еда на завтрак и обед, кольца, закрывающие отверстия, накалились, чайник шумно сопел, вода вот-вот должна была закипеть.

Мать достала сковороду, говорит:

– Давай свой бекон, будем жарить.

Все отдавать нельзя, а ведь картошка уже почти сварилась, в эмалированных мисках на столе соленые огурцы, грибы, нарезанный кольцами лук, крупная серая соль, перец. Все пахло нестерпимо аппетитно, одним словом, утро, кухня, воскресный завтрак. Я положил на стол бекон (половину вместе с бобами припрятал в холодном коридоре).

В кухню вошел отец, спросил, почему я так долго гулял по рынку? Пришлось подробно рассказать про все: что бекон оказался подчеревьем, а бобы – фасолью, и про Ивановну. Родители посмеялись, мать нажарила по-быстрому сала с мясом, сели завтракать. Когда чаевничали, я стал отпрашиваться на хутор. Отпустили, предупредив, что декабрьский день короткий, на улице морозно, хоть и не очень, но все равно холодно. Метели вроде не должно быть, но возвращаться надо засветло.