Раскол Церкви - Дэвид Вебер

тени, и то, что они представляли себе как простое маленькое убийство неудобного королевства, превратилось в нечто совсем другое.

Чарис все это время знал, кто был его истинным врагом, и это точно объясняло, почему эта шхуна была готова стрелять по собственному флагу Божьей Церкви.

Шхуна теперь была ближе, наклонившись под давлением своей возвышающейся парусины, ее нос был украшен белой водой и летящими брызгами, которые сверкали, как радужные драгоценные камни под ярким солнцем. Он мог разглядеть людей вдоль низкого фальшборта, различить капитана в форме, стоящего на корме, рядом со штурвалом, видеть, как расчет переднего орудия на правом борту перезаряжает свое оружие. Он посмотрел на свои паруса, затем на грацию шхуны, похожую на грацию кракена, и глубоко вздохнул.

- Спустите наш флаг, брат Тимити, - сказал он.

- Отец? - брат Тимити уставился на него, как будто не мог поверить собственным ушам.

- Спустите наш флаг! - повторил Соэл более твердо.

- Но, но епископ-исполнитель...

- Спустить флаг! - рявкнул Соэл.

На мгновение ему показалось, что Тимити может отказаться. В конце концов, Тимити знал их приказы так же хорошо, как и Соэл. Но епископу было гораздо легче приказать младшему священнику поддерживать авторитет Матери-Церкви "любой ценой", чем отцу Рассу Соэлу убить экипаж своего судна в рамках бесполезного упражнения.

Если бы была хоть какая-то надежда на то, что мы действительно доставим наши депеши, я бы не стал спускать флаг, - сказал он себе и задался вопросом, правда это или нет. - Но очевидно, что мы не можем держаться от них подальше, и если эти люди там так же готовы стрелять в нас, как я думаю, они превратят все это судно в зубочистки одним залпом. Или двумя, не больше. Нет смысла видеть, как моих собственных людей убивают ни за что, а мы даже не вооружены.

Флаг, который никогда прежде не опускался ни перед какой смертной властью, развевался на верхушке мачты курьерского катера. Соэл смотрел, как он опускается, и ледяной ветер пронизал его до мозга костей.

Во многих отношениях это была мелочь, этот лоскуток вышитой ткани. Но именно так начинались все настоящие катастрофы, не так ли? С таких мелочей, как первые камни в лавине.

Может быть, мне следовало заставить их стрелять в нас. По крайней мере, тогда не было бы никаких вопросов, никакой двусмысленности. И если Чарис готов открыто бросить вызов Матери-Церкви, возможно, несколько погибших членов экипажа сделали бы это еще более очевидным.

Возможно, они бы так и сделали, и, возможно, ему следовало заставить чарисийцев сделать это, но он был священником, а не солдатом, и он просто не мог. И, - сказал он себе, - простого факта, что Чарис стрелял по флагу святой Матери-Церкви, должно быть более чем достаточно, чтобы он не позволил убивать своих людей вдобавок ко всему.

Без сомнения, так и будет, и все же, даже когда он говорил себе это, он знал.

Жизни, которые он мог бы спасти этим утром, были бы так же бессмысленны, как горчичные зерна в дыхании урагана, рядом с ужасающими горами смерти, нависающими прямо над краем завтрашнего дня.

II

Княжеский дворец,

город Мэнчир,

княжество Корисанда

Ботинок Гектора Дейкина зацепился за окаймленную осколками выбоину, которую чарисийское ядро оставило на палубе галеры "Ланс". Это была одна из многих таких выбоин, и князь Корисанды протянул руку, чтобы провести по разрушенным поручням фальшборта, куда с грохотом рухнула мачта, превратившись в осколки.

- Капитан Харис был занят, доставляя судно домой, ваше высочество, - тихо сказал человек, идущий за его правым плечом.

- Да. Да, он это сделал, - согласился Гектор, но его голос был странно отстраненным, а глаза смотрели на что-то, что мог видеть только он. Отстраненный взгляд в этих глазах больше, чем немного, беспокоил сэра Тарила Лектора, графа Тартариэна. После подтверждения смерти графа Блэк-Уотера в бою Тартариэн стал старшим по званию адмиралом корисандского флота - таким, каким он был, и тем, что от него осталось, - и его очень заботило то, как его князь, казалось, иногда... уходил в свои мысли. Это было слишком непохоже на обычную, решительную манеру Гектора.

- Отец, теперь мы можем идти?

Глаза Гектора снова сфокусировались, и он повернулся, чтобы посмотреть на мальчика рядом с собой. У мальчика были темные глаза и линия подбородка Гектора, но у него были медно-светлые волосы его покойной матери-северянки. Он, вероятно, тоже собирался превзойти своего отца в росте, хотя было немного рано быть уверенным в этом. В пятнадцать лет наследному княжичу Гектору еще предстояло повзрослеть.

Во многих отношениях, - мрачно подумал его отец.

- Нет, мы не можем, - сказал он вслух. Наследный княжич нахмурился, и его плечи ссутулились, когда он засунул руки в карманы брюк. Было бы не совсем справедливо назвать выражение его лица надутым, но князь Гектор не мог придумать более подходящего слова.

Айрис, ты стоишь дюжины таких, как он, - подумал князь. - Почему, о, почему ты не могла родиться мужчиной?

К сожалению, княжны Айрис здесь не было, а это означало, что Гектору пришлось довольствоваться своим тезкой.

- Будь внимателен, - холодно сказал он теперь, одарив мальчика умеренно суровым взглядом. - Люди погибли, чтобы вернуть этот корабль домой, Гектор. Ты мог бы чему-то научиться на их примере.

Гектор-младший гневно покраснел от публичного выговора. Его отец с некоторым удовлетворением заметил, как он потемнел, а затем напомнил себе, что публично унижать ребенка, который когда-нибудь сядет на его трон и будет править его княжеством, вероятно, было не очень хорошей идеей. Князья, которые помнили такое обращение, как правило, вымещали его на своих собственных подданных, с предсказуемыми результатами.

Конечно, шансы на то, что у этого конкретного наследного княжича будет возможность сделать что-то подобное, были сейчас не особенно велики. Что имело довольно много общего с повреждением разбитой галеры, на которой стоял Гектор.

Он повернулся на месте, оглядывая корабль вдоль и поперек. Тартариэн был прав, - подумал он. - Возвращение этого корабля домой, должно быть, было настоящим кошмаром. Его насосы все еще работали даже сейчас, когда он встал на якорь. Долгое, ползущее путешествие домой из пролива Даркос - почти семь тысяч миль - на корабле, который был пробит по меньшей мере дюжину раз ниже ватерлинии и треть экипажа которого была уничтожена чарисийской артиллерией, было тем, о чем слагают легенды.