Америка каждый день - Алексей Туробов

Есть зато милое и простое изобретение для простых людей — виноградный или яблочный сок, смешанный со спиртом. Называется «20/20» и продается в прямоугольных стеклянных фляжках, крепостью 18 градусов. Оно не столь приторное и липкое, как наш портвейн, а шибает будь здоров. Уверен, «20/20» стал бы у нас народным напитком.

В любом магазине, как матрешки, стоят в ряд бутылки одного напитка, но в разных дозах. Они все кратны «ноль семи»: галлон (три и семь десятых литра), полгаллона, ноль семь, триста пятьдесят и так далее, до исчезающе малых величин. Очень удобно.

В целом на людях — в ресторанах, в гостях — американцы пьют мало. Стараются не пить. Никто не запрещает, даже косо не посмотрят, но все же есть стереотип: нежелательно показать, что пьешь. Как раз наоборот у нас — нежелательно показать, что не пьешь.

Из университетской газеты: «В общенациональном масштабе в среднем 24,5 % всех студентов пьют по крайней мере раз в неделю. В нашем университете эта цифра составляет 85 %. Маленький университет, неширокий круг общения. Что студенты предпочитают пить: 71 % — пиво, 28 % — коктейли, 12 % — крепкие спиртные напитки, 14 % — вино».

Впервые попался полицейскому. Превысил скорость.

Когда вдруг в темноте за спиной начинают сверкать мощные красно-синие мигалки, требующие съехать на обочину, возникает паническое чувство: так это мне?!

Но выходить из машины и бежать кланяться назад не надо, это даже запрещено. К тебе подойдут, встанут слева за плечом, посмотрят бумаги, потом, если надо, пригласят в полицейскую машину.

Первого попадания я специально ждал. Хотел проверить свои водительские права. Красную книжицу с юношеской физиономией двадцатилетней давности и единственными латинскими буквами «SU» среди корявых русских надписей чернилами от руки следовало давно сменить на новые права в форме пластиковой карточки.

Полицейский в книжицу посмотрел, ничего не понял, сверил только по рации номер, нет ли в черном списке, и вернул (штраф в 60 долларов выписал, как положено). Выходило, в Америке права мои действовали! Вот какая страна Америка!

Их полисмены тоже толстые, замедленные. Но у них животы как-то вверх ремнем подпираются, а у наших как-то вниз обвисают. Форма старая, с сюртучком цвета маренго, делает наших женообразными.

Мигалки в России красно-синие — только у правительства, а у милиции и «скорой» просто синие, второй сорт. У американцев — наоборот. Уважение к полиции и «скорой».

Возьмите среднее арифметическое от наших садовых домиков конца 50-х, выкрасьте их в белый цвет — и вы получите дом семьи lower сlass, то есть бедных. Таких у нас в Гринфилде несколько кварталов.

Без крыльца и веранды, с парой глядящих на улицу занавешенных окошек, с вросшим в землю автомобилем, который хозяин мечтает когда-нибудь отремонтировать и продать, с грудой прислоненного к задней стене хлама, потому что гаража или сарая, куда все это спрятать, нет. Такой дом напоминает обустроенную керосиновую лавочку.

Но внешне все прилично. Трава стрижена, мостовая не загажена, качели во дворике качаются, глиняный гномик стоит. Над входом, как почти у всех, реет американский флаг.

Если едешь целый день по большим шоссе, встретишь не менее десятка необычных кавалькад. Спереди и сзади два коротких грузовичка с предупреждающей вывеской на крыше: «Негабаритный груз». Между ними — тягач. Тягач тянет дом на колесах. Дом длинный, белый, в ширину занимает целую полосу, и обгонять его приходится с опаской.

Человек или купил новый дом, или переезжает со старым на новое место. Приедет, снимет колеса, закроет кирпичами щель между полом и землей, подведет свет, газ и воду, поставит рядом автомобиль — и заживет себе. Оформив, конечно, аренду занимаемой земли.

В таком доме есть все, что и в обычном, включая ванную, кондиционирование воздуха, спальню, разве что нет второго этажа и подвала.

Поживет человек хоть год, хоть три, найдет новую работу или просто надоест ему в здешних местах — приставит он колеса, расплатится по счетам, наймет тягач и уедет. Останется только утоптанная им и его детьми лужайка.

И человек этот — вовсе не деклассированный элемент, а перевозной дом не так уж дешев. Конечно, вполне богатый вряд ли его купит. Но молодым и малосемейным он к лицу. От дома — керосиновой лавки, хоть по цене он в той же категории, веет обреченностью. Если такой купил, значит, окончательно обозначил свое место под солнцем. А дом на колесах, хоть и отдает бродяжничеством, говорит, что человек на себя еще не плюнул, что он верит в лучшее.

Асфальтовая стоянка в тридцати метрах от моей входной двери. Но иногда я люблю подогнать машину поближе, прямо под окна, на траву. Надо только, чтобы трава была сухой, не раскисла от дождя. Иначе можно повредить ее покров. Бордовый, с серебристым отблеском Сutlas Сalais красиво смотрится на темной зелени лужайки. Бордовое на темно-зеленом. Мой автомобиль из моего окна на моей лужайке.

А когда мне надо опустить письмо в почтовый ящик, я не хочу тянуться в противоположное окно машины. Поэтому допускаю маленькое нарушение. Быстренько выезжаю на встречную полосу, по этой улице все равно никто не ездит, и спокойненько опускаю письмо в желтый ящик из окна левой рукой.

На стоянке у магазина я проделаю и два, и три, и четыре круга, пока не найду самого близкого ко входу места. Почему это я должен идти издалека? Почему это я должен забрызгивать себе брюки? Пусть неудачники забрызгивают себе брюки.

Американские студенты мало читают. Когда на заседании кафедры я объявил, что потребую от своей группы прочитать целиком «Братьев Карамазовых», коллеги мне просто не поверили. Для них это все равно что рядового школьника на уроке физкультуры заставить пробежать десятикилометровую дистанцию. А курс был специально по русской литературе.

Два-три человека прочитали. Другие объявили, что на это у них нет времени и сил, и просили перейти на выдержки. Что в итоге и пришлось сделать.

Зато студенты очень много пишут. За четыре года учебы в нашем университете им надо прослушать не менее 31 курса — десять из них в главной избранной дисциплине (major), остальные по свободному выбору. Каждый курс включает три проверки — промежуточный экзамен, домашнее сочинение и экзамен конечный. Из всех трех выводится общая оценка. А — высшая, А с минусом — пониже, В — примерно соответствует четверке и так далее. Все проверки, почти без исключений, — письменные. Сочиняешь два-три вопроса, из которых разрешается выбрать, и группа весь урок скрипит над ними в аудитории или уносит для подготовки на неделю домой. Зато никакого субъективизма, все можно проверить, обсудить и, если до того дойдет, оспорить.

Объявлять оценки при всех не полагается, кого-то этим можно задеть. Нельзя при всех хвалить и ругать — учеба каждого считается его индивидуальным делом. Все обсуждается с глазу на глаз во время приемных часов в профессорском кабинете. В конце концов профессор — наемный работник его, студента, посредником чего выступает администрация.

В нашем частном и довольно дорогом учебном заведении студент платит ежегодно 13 тысяч долларов за обучение и еще 4 тысячи за проживание и питание. За такие деньги он имеет право требовать внимательного личного подхода. Правда, 60 процентов всех студентов официально получают финансовую помощь в той или иной форме.

На одного профессора у нас приходится в среднем всего двенадцать студентов. По сути, это означает камерную атмосферу. В государственных университетах такое соотношение в несколько раз больше. Аудитории там обычно переполнены, к профессору не пробиться, но зато плата за обучение значительно ниже.

И работу после частного престижного колледжа выпускнику получить легче. Конечно, никто не считает, что если ты больше заплатил, то ты умнее и способнее. Сказываются все обстоятельства вместе. Качество образования, нацеленность на карьеру (готов вложить в образование большие деньги — значит, готов и работать с такой же отдачей), способность отвечать сам за себя, иметь дело напрямую с руководителем, а не прятаться в толпе однокурсников, да и просто соображения элитарности.

У студентов каждого года обучения свое полуофициальное прозвище: freshman (новенький), sophomore, junior, senior. Уже в период junior студенты начинают искать работу. В определенные дни в университет приезжают представители заинтересованных компаний и учреждений. Студенты ходят к ним на собеседования, называемые «интервью». Или же сами студенты ищут работу по объявлениям и ездят на интервью, часто в другие штаты. Просто получить ответ от фирмы на письмо (девять обращений из десяти остаются без ответа) и тем более быть приглашенным на интервью — крупное достижение. А найти работу по специальности сразу после университета — огромный успех.