Наират-1. Смерть ничего не решает - Карина Демина

— Главное, кости не перепутать.

Темно-лиловый шар на протянутой ладони. Бессмысленный символ, но Фраахи пришелся по вкусу. Взяв жемчужину двумя пальцами, сдавил в ладони, прислушался и, наконец, сказал:

— Хорошая работа. У тебя с самого начала был высокий потенциал. Не менее высокий, чем у хаанги.

— Благодарю.

Фраахи кивнул и, убрав клюку от сапога, посоветовал:

— А с делом не торопись. Пусть все будет выверено и законно.

К концу второй недели в этом месте Элью раздражало буквально все. Казармы, вытянувшиеся полукругом, который и служил границей территории; россыпь складов разной степени заброшенности; обилие икке, которыми кишела эта клоака.

Служба была скучной и бессмысленной. Нудные патрули по местным закоулкам и редким развлечением — драки. Но стоило подойти, и они прекращались сами собой.

Но когда сквозь синюю завесу портала прорывались отряды фейхтов, территория оживала. Становилось ли от этого лучше Элье? Скорее, наоборот. Отсеченные руки, затянутые свежими шрамами лица, выгоревшие крылья… Там внизу мало эмана, а внутреннего запаса на все не хватает. Элья это отлично знала по собственному опыту. А потому ее не удивляли вереницы раненных, а тем более — убитых. Их тоже поднимали наверх. Не всех, только тех, кого можно было забрать.

Иногда в каменном мешке появлялись пленные люди и тогда к порталу подтягивались алые фракки особого надзора. Эти бесцеремонно распихивали и замешкавшихся грузчиков-икке и обычных патрульных фейхтов вроде Эльи. Сучьи дети при этом скалились и перебрасывались шуточками, от которых ныло в груди, а руки сами тянулись к поясу.

Вернется. Все когда-нибудь вернется на круги своя. Главное, не терять веры. Элья не заразится местной безысходностью, она в этой яме временно. И совсем уже скоро за ней придут.

Но пока шли исключительно мимо. Всего внимания от хромающего фейхта — взмах руки, отойди, мол.

Чужая. И для местных тоже. Хотя на них плевать, специально ни с кем не знакомилась толком. Но свои-то, свои, боевые…

— Эй. — Воин во фракке, пробитой с дюжину раз, скользнул взглядом по её напряженному крылу. — Теплое местечко нашла, сестричка.

Поддержали свистом, от которого сделалось совсем муторно. И спину заломило, вот-вот вспыхнут крылья, но… со своими драться? Зачем, когда чужих хватает? Когда есть люди… Когда ярок в памяти поворот, удар и треск кости под лопастью крыла. Визг коня и удивленные глаза всадника, еще не понимающего, что ему конец. Хмельная радость и браан змеей летит, прожигая гортань. И снова крылом, выворачиваясь, ныряя под ноги следующему, распрямляясь и вспарывая брюхо — пусть исходит паром сизая требуха на снегу. Вскрывая глотку — пусть летит алый бисер. Эманом по броне, крылом по плоти, сталью по стали. Добивая. Уже потом, на отступлении, когда схлынет волна из мяса и железа, оставив на берегу слабо копошащиеся обрубки тел. Тогда привычно заноет спина, и остатки мембраны слезут с крыла, как лохмотья сгоревшей кожи. Тогда захочется пить и убраться подальше. Но надо будет вогнать клинок между пластинами тегиляя, так, чтобы хрустнуло, а яблоко рукояти оставило след на ладони. Белый отпечаток будет долго держаться клеймом. И только когда крылья зарастут — мембрана поначалу будет сухой и тонкой, как старый пергамент — кожа вернет нормальный графитовый цвет. Но трубы заглушат голос ветра, требуя собраться. А чуть позже вздрогнет земля, предупреждая: снова идут люди.

И почему кажется, что это воспоминание — одно на всех, кто выходит сейчас из портала? Но до суда Элья запрещено делить его с честными фейхтами.

Склана увидела издали Джуума и скользнула за угол. Меньше всего ей сейчас хотелось попадаться на глаза офицеру внутреннего надзора. Уж лучше сделать еще один дальний обход.

Со спины они походили на камни. Ряд сероватых булыжников, за какой-то надобностью взгроможденных на парапет белого мрамора. Вот только у настоящих булыжников не растут крылья, даже такие уродливые. Узкие лопасти со сросшимися жилками и пустыми ячейками, многие из которых никогда не затягиваются. Мутная, как плохое стекло, мембрана. Пульсирующая в такт сердцу опухоль между лопатками.

Элья сама не понимала, зачем она смотрит на это уродство. И почему икке-нут, обычно пугливые, не спешат разбегаться. Сидят, жмутся друг к дружке локтями, глядя через плечи, но не уходят.

— Мы не нарушаем, уважаемая, — наконец, соизволил сказать один, неловко переворачиваясь боком. Стала видна грудь с торчащими ребрами, и острый локоть, с которого сползали, переплетаясь, узкие ленты мышц. И гроздь черных пятен чуть ниже затылка. Совсем как у того, который умер в первый день Эльиной службы. Желание прогнать — просто, чтобы избавить себя от омерзительного зрелища — пропало, сменяясь любопытством.

— Что вы здесь делаете?

— Душно, уважаемая. — Икке спрыгнул, и соседи-булыжники тотчас сдвинулись, заращивая свободное пространство. — Вы разве не чувствуете, как тут душно?

А он почти нормальный, если спереди смотреть. Самую малость, видать, не хватило, чтобы в «полезные» попасть.

— Душновато, — согласилась Элья. — Это потому, что здесь низко.

Зачем она вообще разговаривает с ними? Не нарушают, и хорошо. Пусть себе сидят, греют корявые спинки под закатным солнышком, щебечут о своем, бесполезном. Или пусть расходятся и щебечут в другом месте. Она еще не решила.

Икке, застывший в позе одновременно и почтительной, и лишенной намека на лесть, осмелился возразить:

— Это потому, что эмана мало.

Те, которые на парапете, закивали.

Мало? Разумеется, с ним сейчас туго, особенно здесь, но война вообще сбила привычные потоки. Глупые икке часто не понимают очевидного. Или дело в том, что она фейхт и умеет приспосабливаться, обходиться внутренним запасом? Или в том, что они икке и им тяжело тянуть извне? Хотя какая, к демонам, разница?

Она уже собиралась уйти, когда икке вновь нарушил правила:

— Ходит слух, что из человеческой крови можно выварить эман.

Десятки глаз уставились на Элью, ожидая… чего? Подтверждения? Вправду говорят: какие крылья, такие и мозги. И Элья, глядя в тусклые желтые глаза, ответила очередной поговоркой:

— Если бы скланы летали — жизнь была бы иной. А ты, если веришь в чушь про человеческую кровь — попросись вниз. Там её хватает. Всякой.

И только у самых казарм в голову пришла мысль: годись человеческая кровь для подобных целей — на Островах уже давно работали бы соответствующие фабрики. Да и в самих людях появился бы хоть какой-то смысл.

А все-таки территории приемки действительно душновато. Наверное, из-за портала.