Тайна раджи - Хари Апте

Слова его звучали столь убедительно и таким искренним был его гнев, что стало видно, как раджа вновь заколебался. И пандитам показалось, что он может переменить свое решение, оставить при себе незнакомого мудреца. Тогда один из них поспешил сказать:

— Махараджа[16], разве тот, кто придет тайным соглядатаем от греков, так прямо и заявит: «Вот он я, лазутчик вашего врага»? Конечно, он станет уверять, что презирает неверных и что ненависть к ним движет его помыслами. А если кто усомнится в нем, он сыграет подходящий к случаю спектакль. Но это не должно смутить предусмотрительных людей. Может быть, брахман не заслужил подозрений и они оскорбляют его. Несправедливость — большое зло, но свершится зло несравненно большее, если по нашей доверчивости мы погубим государство. Махараджа, мы едим твой хлеб, и наш долг быть на страже, когда мы видим, что тебе грозит беда. У тебя достаточно могущества, и в твоей власти спасти от опасности и себя самого, и нас, твоих подданных.

После этих слов раджа Дханананд окончательно склонился на сторону своих советников и сказал Вишнушарме:

— Брахман, осторожность никогда не бывает излишней. Пожалуй, будет лучше, если ты покинешь мой двор до тех пор, пока не сможешь доказать, что ты тот, за кого себя выдаешь. Тогда тебе воздадутся почести и уважение, какие подобают твоей учености; но до тех пор тебе придется оставить это место.

Кровь бросилась в голову брахману. Горячий и вспыльчивый, как риши Дурваса, он мгновенно вскочил со своего места и, прежде чем уйти, произнес страшное проклятие:

— Не будь я истинным брахманом, если не изведу с корнем род Нандов и не посажу на их престол того, кто с моей помощью, направляемый мною, уничтожит греков!

С этими словами он распустил узел волос на затылке в знак того, что не коснется их до тех пор, пока не исполнит своей клятвы. Но никто не обратил особого внимания на гневные слова брахмана, их не приняли всерьез и только посмеялись над напыщенностью его речи. Так и ушел от двора Нандов оскорбленный брахман, не приняв положенных даров, не получив тех почестей, на какие мог рассчитывать. Он сразу покинул Паталипутру, не желая задерживаться здесь даже настолько, чтобы попить воды.

Когда солнце клонилось к закату, он уже был далеко от негостеприимного города. Вдруг занимательное зрелище остановило его в пути. Прямо перед ним дети пастухов затеяли игру в войну греков с арьями. Они представляли, что на их землю напали греки, а они должны разгромить захватчиков. Одна группа детей изображала греков, другая — индийцев. Красивый мальчик лет пятнадцати играл роль предводителя арьев: он громко отдавал приказания и заставлял всех беспрекословно их выполнять.

Что-то шевельнулось в душе брахмана. Он остановился, следя за игрой. И, по мере того как он наблюдал за детьми, в нем росла убежденность, что тот, кто с детства так уверенно и властно распоряжается другими, вряд ли по рождению сын пастуха. И он уже решил про себя, что постарается каким-нибудь образом разузнать все про мальчика, про его прошлое.

Дети играли долго. А брахман все разглядывал издали этого мальчика. Наконец дети устали и все вместе сели отдохнуть. Тогда брахман подошел к ним и сказал юному «радже»:

— Сынок, я хочу взглянуть на твою руку. Позволь мне сделать это.

Мальчик почтительно поклонился брахману и протянул ему свою правую руку. С минуту поглядев на его ладонь, брахман возликовал: на ней ясно были начертаны знаки царской власти. Очень странным и непонятным показалось ему, как мог ребенок, отмеченный такими знаками, родиться в пастушьей семье. И чем дольше глядел он на ладонь мальчика, тем сильнее росло в нем желание пойти к его родителям и расспросить их о его происхождении. Он сказал:

— Хочешь пойти со мной? Если ты согласишься, я обучу тебя всем наукам. Я долго изучал науку об оружии, воинские искусства и могу научить им тебя.

Услыхав слова про военные науки, мальчик весь так и вспыхнул от радости:

— Махараджа, я готов стать твоим послушным рабом, если ты научишь меня.

Наступил вечер. Стада торопливо собрали и погнали домой. Брахман пошел следом за своим пастушком.

Отец мальчика оказался очень почтенным человеком. С первой же встречи бросались в глаза его проницательность и доброта. Пастух был глубоко польщен, что брахман обнаружил необыкновенный ум в его сыне — гордости семьи. Он предложил Вишнушарме ночлег в своем доме, а когда подоили коров, настоял на том, чтобы гость отведал молока. Брахман принял гостеприимство пастуха и решил остаться у него на ночь. Поужинав, он усадил пастуха с собой и с осторожностью начал разговор:

— Да, светлый ум у твоего сына. И об этом я хотел поговорить с тобой. Ты не рассердишься, если я задам тебе один вопрос?

Пастух словно догадался, что хочет узнать брахман. Он улыбнулся и сказал:

— Ты брахман, махараджа, разве я могу сердиться на тебя? Спрашивай, о чем пожелаешь, я отвечу тебе без утайки.

Брахман, сгорая от нетерпения, сразу же начал:

— Ты радуешь меня своей готовностью, и я спрошу тебя напрямик. Ты называешь мальчика своим сыном, но похоже, что он не из твоего рода. Если есть что-нибудь необыкновенное в его судьбе, расскажи мне об этом. По моим приметам, его ждет небывалый, счастливый удел, ибо отмечен он знаком могущественной власти.

Выслушав брахмана, пастух немного задумался, а потом решительно сказал:

— Не буду лгать тебе, махараджа. Я расскажу тебе все как было. Он не сын мне. Откуда взяться драгоценному камню в лачуге пастуха? Я нашел этого мальчика грудным младенцем лунной ночью в лесу, под деревом. Он плакал, никого не было возле него. Все мы удивлялись потом, как не тронули его лесные звери. Точно богиня неба, мать луна, хранила его. Я поднял младенца и принес в свой дом. Я долго искал его родителей, но так и не нашел их. На ребенке не было никаких особых знаков — ни в одежде, ни на теле. Один только охранительный браслет. Я берегу его до сих пор. Так я и не узнал, кто этот мальчик и откуда. В семье он рос как родной сын.

Выслушав пастуха, брахман некоторое время молчал, потом попросил:

— Позволь мне взглянуть на этот браслет.

Пастух из потайного угла достал горшок, в котором хранилось еще шесть горшочков, один в другом. В последнем из них, завернутый в тряпицу, лежал драгоценный предмет. Старик с усилием развязал тряпицу, стянутую узлом, и протянул браслет брахману. Вишнушарма придвинулся к светильнику и в его свете внимательно и подробно изучил вещицу. Он весь задрожал от волнения, разглядев на браслете печать.

— Отец! — воскликнул он. — Отпусти мальчика со мной, отпусти хотя бы на время. Его ждет счастливая судьба, в этом нет теперь сомнения. Но ему нужно помочь. Я многому обучен, многие науки мне известны. И сердце мое лежит к этому мальчику. Отпусти его со мной!

Пастух, глубоко задумавшись, не сразу ответил брахману, и тот продолжал:

— Вспомни, Дашаратха отдал Рамачандру на попечение Вишвамитры[17], и тот обучил царевича всем знаниям. Так и я готов обучить всем наукам твоего сына. Ты ни о чем не беспокойся. Да будет тебе известно: отрок этот — царское семя.

Старый пастух не знал, что и ответить брахману. Мучительна была для него мысль отдать сына, расстаться с мальчиком, которого он столько лет растил с великой любовью. Но сам мальчик подсказал решение отцу. Он не слышал начала разговора старших, но, когда узнал, что брахман просит взять его на свое попечение, ему это так понравилось, что он подбежал к своему несчастному отцу со словами:

— Отец, отдай меня брахману! Не тревожься за меня. Ты знаешь греков, ты видел их раджу. Сколько раз ты рассказывал мне, каков он собой, какой у него наряд, какой могучий конь под ним. Ты всегда говорил: «Чтобы разгромить наших врагов, нужно быть очень смелым и сильным». Отец, с твоего благословения и милостью этого махараджи мудрецов я научусь искусству воина, настоящей доблести и силе. Я верну наши земли, отнятые у нас коварным врагом. И у нас будет такое же могучее, свободное царство, как у раджи Магадхи. И тогда ты, отец, сможешь отдохнуть от горя и забот.

При словах о Магадхе и ее радже обида и гнев вновь ожили в душе брахмана.

— Нет, сын мой! — воскликнул он. — Ты можешь мечтать о большем. Знай, твоим будет и престол Магадхи!

ПРОЩАНИЕ

Каких только деревьев, каких трав нет в густых гималайских лесах! Это не выдумка, когда говорят, что Гималаи — родина чудесных растений. Сами по себе растут здесь веками диковинные травы, гибкие, ползучие лианы, большие и малые деревья, самые высокие из которых целуют небесный свод.

В глубоких дебрях Гималаев укрылась небольшая обитель под названием Чанакья-ашрама[18], по имени ее главного наставника — брахмана Чанакьи. Расположилась обитель Чанакьи на берегу небольшой, но очень живописной речки, которая впадала в Брахмапутру. Поток мчался стремительно, как ветер, и, может быть, именно поэтому река носила имя Марудвати[19]. Только в том месте, где находилась обитель Чанакьи, ее течение было не столь буйно. Наставник ашрамы славился своей ученостью, равно как и вспыльчивым, горячим нравом. Чанакья знал все четыре веды со всеми их толкованиями и добавлениями. И поистине, если кто в те времена и заслуживал имени и положения кулапати[20], так это был именно он. В обитель к нему приходили за опытом многие брахманы и стремящиеся к познанию священных наук сыновья брахманов — так широко распространилась о нем слава. Даже вождь гималайских бхилов[21] очень его почитал. Около двухсот учеников было у Чанакьи, не считая тех, кто учился уже не у него самого, а у его питомцев. Не все здесь обучались жреческой премудрости, некоторые постигали и науки кшатриев[22]. И брахманы, и кшатрии изучали у него «Аюрведу», «Кашьяпасанхиту»[23] и другие священные книги. Одним словом, в обители Чанакьи все было точь-в-точь так, как, судя по преданиям, бывало в обителях святых мудрецов древности — Васиштхи, Вальмики, Вишвамитры и других. Да, пожалуй, и сам Чанакья считал себя достойным преемником прославленных мудрецов. Он жил одной целью, одним устремлением: так же, как Вишвамитра, поддержать своими знаниями, своим умением славного кшатрия, с тем чтобы с его помощью создать великую империю, в небывалых свершениях героя кшатрия проявить собственное сверхчеловеческое могущество. «Да, да, — дерзко мечтал он, — я уподоблюсь Вишвамитре и добьюсь не меньшей власти для своего избранника. С моей помощью он, как описано в «Рамаяне», станет правителем великой державы. Настанет день, когда для своего героя я совершу обряд ашва-медха[24], когда я украшу его стопы лучами алмазных диадем на простертых перед ним раджах и принцах. Рама был воплощением бога на земле, и престол Айодхьи принадлежал ему по рождению. Так стоит ли удивляться тем подвигам, которые совершил Вишвамитра, сделав Раму своим орудием и передав ему всю свою мудрость? Я же стану опорой кшатрия, у которого нет ни наследственной власти, ни помощи, ни друзей. И его-то я сделаю могучим императором, чьи владения будут простираться на всю Арьяварту[25]. А раджу Магадхи, который незаслуженно унизил меня, не поверил в мои достоинства и послушался подлых советов своих низких, исполненных зависти брахманов, я лишу трона, изведу с корнем весь его род и посажу на его престол своего юного избранника».