Хижина в лесу - Роберт Динсдейл

— Я люблю сказки, деда! — просиял мальчик.

Старик выглядел как человек, попавший в западню. Его голубые глаза потемнели, но от счастливой улыбки внука и умоляющего взгляда дочери спасения не было.

— Мы слушаем, папа. Сказка — это всего лишь сказка.

Явно не зная, как поступить, дед все же согласно кивнул. Когда он заговорил, голос его звучал по-старчески глубоко. Мальчик видел, что на маму звук этого голоса производит воистину волшебное впечатление. Она прямо-таки светилась от счастья. Мальчик поудобнее устроился у нее на коленях, позабыв о неоконченной стрижке, и весь превратился в слух.

— Это не сказка, а присказка, — начал дед. — Настоящую сказку вы услышите завтра после ужина, когда вдоволь наедитесь свежего хлеба.

Он взглянул поверх головы внука на мать. Та кивком подбодрила его.

— Ну вот, — перейдя на полушепот, продолжил дед, — давным-давно, когда на свете еще не было ни нас, ни наших прадедов, в землях, не столь отдаленных от наших, под высокими небесами, на тучной равнине семи верст в диаметре, жил крестьянин со своей женою, и было у них двое близнецов — сын и дочка, похожие, словно два снежка. Вышло так, что их мать умерла, простудившись, и отец долго горевал… Год горевал, два горевал, три горевал, а на четвертый решил привести в свой дом другую женщину, так как негоже, чтобы дети росли без матери. И вот женился крестьянин, и вскорости после этого вторая жена нарожала ему детей. Мачеха относилась к приемышам не лучше, чем крестьянка к чертополохам, выросшим на пшеничном поле. Она ревновала их к своим детям и обращалась с ними очень неприветливо, била, словно это были ослы, и держала их впроголодь. И вот однажды ей в голову пришла мысль: «А почему бы вовсе не избавиться от них?»

Дед умолк на минутку. За его спиной с легким шумом трепетали языки пламени.

— Знаете, что бывает, когда злая мысль проникает в сердце? — растягивая каждое слово, произнес он и ткнул пальцем внуку в грудь. — Одна злая мысль способна отравить все хорошее в тебе. Так и произошло с мачехой. Однажды она подозвала брата с сестрой и сказала: «Вот вам корзинка. Наполните ее фруктами и отнесите моей бабушке, что живет в избушке на курьих ножках в лесу». И отправились дети в путь. По дороге они собирали ягоды и орехи, наполнили ими даже кожаную суму, что взяли с собою. Долго ли, коротко ли, а зашли дети в самую что ни на есть глухую чащу.

Во взгляде деда застыло странное выражение, больше всего похожее на удивление. Со всех сторон их городок обступали леса, тянущиеся на многие сотни километров. Не выходя из них, можно было дойти до стран, о которых мальчик только слышал. Отсюда путь шел в Польшу, к северу находилась Латвия, а на востоке лежала Россия. Когда-то все эти земли были одним целым.

— Шли они, значит, шли и пришли к избушке на курьих ножках. Вид у нее был печальный и странный. На детей из-под петушиного гребня смотрели грустные глаза. «Избушка-избушка! — закричали дети. — Встань к лесу задом, а к нам передом!» Куриные ноги зашевелились, и избушка сделала так, как ей велели. В дверном проеме появилась злая ведьма Баба-яга, которая на самом деле не приходилась мачехе родней. Брат и сестра испугались, прижались друг к другу, как обычно делают дети. «Наша мачеха послала нас тебе в помощь, бабушка, — сказали они. — Мы принесли тебе ягоды и орехи». На это Баба-яга, которая была древнее самого леса, ответила: «Ко мне и прежде приходили дети. Они будут приходить снова и снова. Если вы будете хорошо работать, я вас вознагражу, а если будете лениться — съем».

Дед умолк, и мальчик увидел, как его горло на мгновение сдавил спазм.

— Ночью брат и сестра сидели в темной избе и ткали полотно. «Нас съедят», — расплакался мальчик. «Баба-яга нас съест, если мы будем лениться, — возразила девочка. — Если же мы будем стараться, она нас наградит». И вдруг из темноты раздался голос. Шел он от стены, увешанной чучелами голов лесных зверей, но среди них был и череп маленького мальчика. «Ты ошибаешься, — сказал череп. — Баба-яга съест вас в любом случае, ведь она считает, что стать ее пищей — равносильно награде. Верьте мне. Когда-то и я был мальчиком. Я заблудился в лесу, наткнулся на избушку Бабы-яги, а потом очень старался ей угодить». — «Но что нам остается делать, кроме как работать и ждать от нее милости?» — спросила девочка. «Бегите отсюда! — посоветовал череп. — Берите вот эту ленточку и бегите прочь. Помните: если вы будете добры к деревьям, лес ответит вам тем же». Дождались они глухой ночи, когда Бабы-яги в избушке не было, и решила сестра бежать, а брат ее побоялся. Тогда сказала сестра: «Я побегу и приведу сюда отца, а ты жди нас». И побежала одна. Но близ избушки на курьих ножках росла злая сосна. Ее ветви нашептали обо всем иголкам, а те предупредили ворону. Ворона полетела и рассказала обо всем Бабе-яге. Ведьма уселась на помело и пустилась в погоню. Вспомнился девочке совет черепа: «Если вы будете добры к деревьям, лес ответит вам тем же». Взяла девочка ленточку и повязала ею ветку березы. Дерево так обрадовалось, что все деревья в лесу, за исключением злой сосны, переплелись ветвями и не дали Бабе-яге добраться до беглянки. Девочка нашла своего отца и рассказала, что случилось с ней и с братом. Крестьянин взял с собой топор, но лес оказался к нему благосклонен и беспрепятственно их пропустил. Когда отец и дочь добрались до избушки Бабы-яги, то не застали там мальчика. Только еще один человеческий череп появился на стене. Видно, ведьма успела съесть мальчика, и теперь он на веки вечные стал ее частью. И по сию пору путники слышат два детских голоса, которые ведут беседу посреди ночи в самых глухих лесных чащобах.

— Это правда? — спросил мальчик.

— Ну, — ответил дед, — тот, кто рассказал мне эту историю, утверждал, что истинная правда.

Мальчик просиял. Мама всегда, рассказывая ему сказку, заканчивала ее этими же словами. Он оглянулся, желая удостовериться в том, что сказка понравилась ей не меньше, чем ему, но вместо радости увидел искаженное болью лицо. Глаза матери покраснели от слез. Какое-то чудовище поиздевалось над ее прежде красивыми волосами, и теперь мама была такой же лысой, как и дед.

— Идем, малыш, — сказал старик, с трудом поднимаясь на ноги. — Я подогрею тебе молока.

Руки деда обняли его за плечи, пытаясь стащить с маминых коленей, и срезанные пряди пшеничного цвета посыпались вниз. Мальчик потянулся, желая поймать их на лету, но волосы проскальзывали у него между пальцев.

— Я закончу сама, — сказала мама. — Не переживай.

На кухне мальчик, склонившись над чашкой молока, расплакался. Он слышал, как дед и мама о чем-то спорят. Последнее слово осталось, видимо, за дедом. Потом послышался звук шагов. Скрипнула, закрываясь, дверь. Это мама ушла к себе в комнату.

Дед застал внука сражающимся с содержимым чашки и мягко забрал у него молоко.

— Ступай к маме. Она хочет тебя видеть.

Словно невидимый кулак угодил мальчику прямо в лицо. Прошло всего несколько недель с тех пор, как они переселились к деду, но мальчик уже твердо усвоил правило, казавшееся ему столь же древним, как и мир вокруг. Когда-то дремучие леса были молодыми деревцами, а Баба-яга — маленькой девочкой, но и тогда не разрешалось переступать порог маминой спальни, когда она легла спать.

Дед довел его до двери и оставил там в одиночестве. Мальчик никак не решался сделать первый шаг. Рука его неуверенно сжимала ручку двери. Он готов был уже развернуться и сбежать, залезть к себе в кровать, когда раздался голос мамы:

— Не бойся. Я немного всплакнула. Ничего страшного.

Комнатка была крошечной. Кровать застилало красное лоскутное одеяло. На комоде стояла электрическая лампа. У одной из стен располагался шкаф. Мальчик увидел здесь еще больше фотографий, чем в коридоре. На них не было солдат, не было мужчин с винтовками на плечах и в высоких кирзовых сапогах. На фотографиях была запечатлена одна и та же женщина. Мальчик уже знал, что это его покойная бабушка. Когда-то она была женой деда.

Мама, не укрываясь одеялом, лежала на кровати. На плечи она накинула шаль. Мальчик помнил, что, когда был маленьким, мама часто укутывала его этой шалью.

Голову она повязала платком, и сын обратил внимание, что кто-то достриг ее до конца.

Мальчик застыл в дверном проеме.

— Почему ты плакала, мама?

Она потеснилась, освобождая ему место возле себя, но он остался стоять. В этой комнате на него обрушился ураган незнакомых запахов, несвойственных другим помещениям квартиры. Только заметив тень муки на лице матери, мальчик заторопился и влез на кровать. Мама обняла его. Сына удивило, что, несмотря на все изменения, происшедшие с мамой за последнее время, на ощупь ее рука казалась такой же, как и прежде.

— Это все из-за сказки, — сказала она. — Когда я была маленькой, твой дедушка часто рассказывал мне сказки. Он знает много сказок о лесе и дикой природе. Эти сказки он услышал от своего отца, а тот — от своего. Однажды, когда я была примерно такого же возраста, как ты сейчас, он перестал рассказывать мне сказки и никогда уже не возил в лес. Он не хотел больше рассказывать о волках и оленях. Я не понимала почему… Прежде я очень любила слушать о тех временах, когда папа жил в лесу. Но уже давно он почти безвылазно живет в городе. Мне стало… грустно, но… приятно вновь услышать сказку… Вот и все…