Небесный лабиринт. Искушение - Мейв Бинчи

Лицо Евы напряглось и стало таким же, каким было прежде. Бенни это очень не понравилось.

— Я подумала, что оно очень необычное, — с легкой улыбкой сказала Майра. — Мы все обсуждали его по дороге домой.

Бенни обвела взглядом двор. Мать Фрэнсис смотрела в другую сторону.

Бенни Хоган быстро спрыгнула с забора и всей тяжестью обрушилась на Майру Кэрролл. Та упала и покатилась по земле.

— Майра, ты не ушиблась? — с фальшивым сочувствием спросила Бенни.

Мать Фрэнсис побежала к ним. Ее облачение развевалось на ветру.

— Что случилось, детка? — Она попыталась поднять Майру на ноги.

— Бенни… толкнула меня… — с трудом переводя дыхание, ответила Майра.

— Мать, мне очень жаль. Я такая неуклюжая. Я просто спрыгнула с забора.

— Ладно, ладно. Кажется, кости целы. Принесите ей табуретку. — Мать Фрэнсис возилась с отдувавшейся Майрой.

— Она сделала это нарочно.

— Тише, тише, Майра. Вот табуретка. Присядь.

Майра заплакала.

— Мать Фрэнсис, она рухнула на меня как куча кирпичей… Я только сказала…

— Мать, Майра сказала, что ей очень понравился мой день рождения. Мне очень жаль, — быстро перебила ее Бенни.

— Да. Бенни, тебе следует быть осторожнее. Не надо так прыгать. Все, Майра, хватит хныкать. Это нехорошо. Бенни перед тобой извинилась. Ты знаешь, что так вышло случайно. А теперь ступай и веди себя как большая.

— Я никогда не буду такой большой, как Бенни Хоган. И никто не будет.

Тут мать Фрэнсис рассердилась.

— Хватит, Майра Кэрролл. С меня достаточно. Возьми табуретку, ступай в раздевалку и сиди там, пока я тебя не вызову.

Мать Фрэнсис отвернулась и позвонила в колокольчик, давая знак, что перемена окончена. Никто не сомневался, что так и будет.

Ева долго смотрела на Бенни и молчала. А потом проглотила комок в горле.

Растерявшаяся Бенни только пожала плечами и развела руками.

Неожиданно Ева сжала ее руку.

— Когда-нибудь я стану большой и сильной и тоже заступлюсь за тебя, — сказала она. — Запомни мои слова, так и будет.

— Расскажите мне про Еву и ее родителей, — однажды вечером попросила Бенни.

— Ох, это было давно, — ответил отец.

— Но я этого не знаю. Меня тогда еще не было.

— Не стоит ворошить прошлое.

— Она моя подруга. Я хочу знать о ней все.

— Она не всегда была твоей подругой. Мне пришлось просить, чтобы ты пригласила ее на день рождения, — сказала мать.

— Не может быть. — Бенни уже не верилось, что все было именно так.

— Я рад, что Ева в воскресенье придет к нам обедать, — сказал Эдди Хоган. — Жаль, что мы не можем убедить этого заморыша из магазина прийти тоже. Мальчик твердо решил не вторгаться к нам, как он это называет.

Услышав это, Бенни обрадовалась.

— Эдди, он хорошо работает?

— Лучше не бывает, милая. Для нас это настоящее благословение. Он учится всему с таким же остервенением, как Шеп. Все повторяет так, словно хочет запомнить на всю жизнь.

— Майку он нравится? — поинтересовалась Аннабел Хоган.

— Ты же знаешь Майка, ему не нравится никто.

— И что именно ему не нравится?

— То, что Шон ведет учет. О господи, это совсем просто и по силам даже ребенку, но старый Майк все принимает в штыки. Говорит, что помнит мерки каждого, сколько они заплатили и что купили. И считает, что тот, кто это записывает, наносит ему личное оскорбление.

— Мама, а разве ты не можешь вести учет? — внезапно спросила Бенни.

— Нет, не могу.

— Но если это так просто, как говорит папа…

— Бенни, мама может это делать, но она должна заботиться о доме и о нас с тобой.

— О доме могла бы заботиться Патси. А если бы учет вела мама, тебе не пришлось бы платить Шону.

— Глупости, Бенни, — ответил отец.

Но это девочку не остановило.

— Почему? Майку понравилось бы, если бы в магазине была мама. Майк любит маму, а маме весь день было бы что делать.

Родители засмеялись.

— Хорошо быть ребенком, — сказал отец.

— Только дети думают о том, чем занять день, — подтвердила Аннабел.

Но Бенни лучше всех знала, что день матери отнюдь не заполнен. Она считала, что в магазине мать была бы на своем месте, но стало ясно, что слушать дочь не собираются.

— Как умерли родители Евы? — повторила девочка.

— О таких вещах не говорят.

— Почему? Их убили?

— Конечно, нет, — нетерпеливо ответила мать.

— Но тогда почему?..

— «Почему, почему»… — передразнил Бенни отец. — О господи…

— В школе нам говорят, чтобы мы всегда спрашивали, почему. Мать Фрэнсис говорит, что чему-то научиться может только любопытный человек! — гордо заявила Бенни.

— Мать Евы умерла во время родов. А чуть позже ее отец, помилуй его Господь, потерял рассудок и спрыгнул со скалы в каменоломню.

— Разве это не грех отчаяния? — Глаза Бенни округлились от ужаса.

— Да, история грустная. Но это случилось давно. Почти десять лет назад. Не стоит ворошить прошлое.

— Нет, дело не только в этом. Тут есть какая-то тайна.

— Нет никакой тайны, — честно ответил отец. — Ее мать была очень богатой женщиной, а отец — мастером на все руки. Он работал в монастыре и немного помогал в Уэстлендсе. Тогда об этом было много разговоров.

— Но ни тайны, ни скандала не было. — Лицо Аннабел Хоган избороздили тревожные морщины. — Они поженились. Обвенчались в католической церкви.

Бенни почувствовала, что ставни закрылись. Пришлось признать свое поражение.

Но позже она обратилась к Патси.

— Не надо расспрашивать меня за спиной родителей.

— Я и не расспрашиваю. Я спросила их, и они ответили. Мне просто хотелось выяснить, а вдруг ты знаешь что-то еще. Вот и все.

— Это случилось еще до моего прихода, но мне кое-что рассказывала Би Мур, сестра Пакси… Понимаешь, она работает в Уэстлендсе.

— И что ты слышала?

— Что отец Евы совершил на похоронах что-то ужасное. Ругался и проклинал…

— Ругался и проклинал? В церкви?

— Ну, не в нашей, не в настоящей церкви, а в протестантской, но это тоже было нехорошо. Понимаешь, мать Евы из Уэстлендса. Из Большого Дома. Она принадлежала к богатой семье, но бедный Джек — так звали отца Евы — считал, что там к ней плохо относятся…

— Дальше, дальше!

— А больше я ничего не знаю, — сказала Патси. — Но не вздумай расспрашивать эту бедную девочку. Люди, оставшиеся без родителей, не любят, когда им задают слишком много вопросов.

Бенни поняла, что это относится не только к Еве, но и к самой Патси.

Мать Фрэнсис была довольна крепнувшей дружбой девочек, но она слишком долго работала с детьми, чтобы говорить об этом.

— Опять собираешься к Хоганам? — деланно небрежно спросила она.

— Вам это не нравится? — возразила Ева.

— Нет. Не могу сказать, что не нравится. — Монахиня тщетно пыталась скрыть свою радость.

— Не думайте, что мне хочется сбежать отсюда, — серьезно сказала Ева.

Матери Фрэнсис захотелось взять девочку на руки, как она часто делала, когда Ева была малышкой, в силу обстоятельств отданной на попечение монахинь.

— Нет, детка, конечно, нет. Каким бы странным ни был наш монастырь, это твой дом.

— Мне всегда было здесь хорошо.

Глаза монахини наполнились слезами:

— В каждом монастыре должен быть ребенок. Не знаю, как мы жили без этого, — небрежно сказала она.

— Разве я не доставила вам множество хлопот, когда попала сюда?

— Ты сама знаешь, что стала нашим благословением. Эти десять лет были лучшими в истории монастыря Святой Марии.

Мать Фрэнсис стояла у окна и следила за тем, как маленькая Ева без провожатых шла по длинной монастырской аллее на воскресный ленч к Хоганам. Она молилась, чтобы там Еву не обидели, чтобы Бенни не передумала и не нашла себе другую подружку.

Монахиня вспоминала, какую битву за эту девочку ей пришлось выдержать. Были и другие варианты. В Англии жила двоюродная сестра матери Евы, которая могла бы взять ребенка и раз в неделю водить его в католическую церковь. О супругах Хили, приехавших строить гостиницу, поговаривали, что они могут остаться бездетными. Эти люди с радостью заботились бы о Еве даже в том случае, если бы потом у них появились собственные дети. Но мать Фрэнсис, как тигрица, сражалась за младенца, которого забрала из коттеджа Мэлоунов в день его рождения. За младенца, за которым монахини ухаживали вплоть до вынесения окончательного решения его судьбы. Никто не думал, что однажды темной ночью Джек Мэлоун решит броситься со скалы в каменоломню. После этого ни у кого не было на Еву больше прав, чем у приютивших ее сестер.

Для Евы это был первый из многих воскресных обедов в Лисбеге. Она любила ходить туда. Каждую неделю приносила цветы, которые можно было поставить в вазу. Мать Фрэнсис посоветовала ей ходить по длинной извилистой тропинке за монастырем и собирать полевые цветы и палые листья. Сначала монахиня репетировала с ней составление букета, чтобы потом девочка могла сделать то же самое у Хоганов, но через несколько недель Ева ощутила уверенность в себе. Девочка приносила охапку разноцветных листьев и раскладывала их на столе в коридоре. Это превратилось в ритуал. Патси готовила вазы заранее и гадала, что именно сегодня принесет Ева.