Приступить к ликвидации - Эдуард Хруцкий

Дверь в кабинет оказалась открытой, и Данилов застал там старшего оперуполномоченного капитана Муравьева и Никитина. Они аккуратно развешивали на спинках стула новую форму.

- Спасибо, ребята, - добро улыбнулся Данилов, - а то начальство совсем меня засрамило.

Он подошел к стулу, снял со спинки форму с узенькими серебряными подполковничьими погонами, долго разглядывал, потом стянул старую гимнастерку и надел новый китель. Надел и почувствовал, как стоячий воротничок заставил властно вскинуть голову.

- Ну как? - смущенно спросил Данилов.

- Класс, - ответил Никитин.

- Ладно, ребята, я переоденусь, а кстати, как эксперты?

- Через час доложат. - Никитин взглянул на часы.

Данилов переоделся и, парадно-красивый, уселся за стол, вновь взяв старое дело банды Пирогова.

Она объявилась в Москве в феврале сорокового. Грабила промтоварные магазины, причем почему-то сторожей находили убитыми у дверей, на улице. Двадцатого марта бандиты на двух машинах пытались взять комиссионный магазин на Кузнецком, но напоролись на милицейский патруль. Началась перестрелка, к месту происшествия подтянулись постовые и опергруппа двух отделений. Пирогов был убит, трое его бандитов тоже, одного, тяжело раненного, отправили в больницу, где он и скончался.

Но существовало четкое предположение, что один из бандитов или ушел с места перестрелки, или вообще там не был. А в том, что в банде был еще один человек, не оставалось сомнений. На ломике, которым убили сторожа магазина на Серпуховке, сохранились четкие отпечатки пальцев, они так и не были идентифицированы.

Но и другое заставило Данилова взять старое дело. Эксперты установили, что убийца - левша. Иван Александрович досматривал материалы банды Пирогова, когда в кабинет вошел Серебровский.

- Хорошо, - сказал он, прищурившись.

- У тебя чай есть?

- Есть.

- А у меня полбуханки и банка шпига американского.

- Врешь?

- Когда я врал?

- Было.

- Так то ж давно.

- Ставь чай.

Данилов достал из сейфа электроплитку. Туда он прятал ее от бдительных глаз начальника ХОЗУ, который регулярно совершал налеты на кабинеты сотрудников, изымая все электроприборы.

Они пили чай и ели необыкновенно вкусный хлеб со шпигом. Американское копченое сало было аккуратно проложено вощеной бумагой и доставалось из банки легко.

- Смотри, - набитым ртом пробурчал Серебровский, - кусочки-то один к одному.

- У них порядок.

- Вот этим-то порядком они и хотят войну выиграть. Пусть, мол, русские кровь льют, а мы их подкормим. Помяни мои слова, Ваня, они второй фронт откроют, когда мы в Германию войдем.

- Да, - Данилов вытер сальные пальцы газетой, - это ты прав. Вон, читай. У нас война, а в Триполитании стычки патрулей, ранен один английский солдат.

- Англичане все-таки войну чувствуют. Их немцы бомбят. А американцы всем тушенку да колбасу шлют. Понимаешь, Иван, я по сей день понять не могу, почему они не начали активных боевых действий в Европе.

- Ждут, Сережа. Им не нужна сильная Германия, а мы тем более.

- Ох, Ваня, непростой разговор мы начали.

...Война шла. И они не знали еще, что именно этот сорок третий год станет переломным. И через два года они увидят салют победы.

И война кончится для всех, кроме них. И на этой войне погибнет комиссар милиции Серебровский. В мирном сорок седьмом. Погибнет на тихом хуторе под Бродами, остреливаясь от бандитов до последнего патрона.

Многого они не знали в тот январский день. И дело свое многотрудное именовали работой. И если бы тогда их кто-нибудь сравнил с солдатами, воюющими на фронте, они наверняка бы смутились. Они не воевали - они работали.

- Разрешите, товарищ полковник, - заглянул в комнату Никитин.

- Давай заходи, - Серебровский встал.

- Эксперты пришли, - доложил Никитин.

- Зови. - Данилов убрал со стола остатки пиршества.

Вошли Павел Маркович и мрачный эксперт-баллист Егоров.

- Ну, наука, что скажете? - Серебровский взял стул и сел у стола Данилова.

- Кое-что, кое-что, товарищ полковник. - Павел Маркович развернул папку. - Сначала о финке. На ее рукоятке затерто слово "Леха" и выжжено новое - "Витёк". Далее, отпечатков пальцев убитого в нашей картотеке и картотеке наркомата не обнаружено. Теперь о шрифтах. Мы проконсультировались со специалистами, и они твердо указали - шрифт из типографии Сельхозгиза.

- Он что, Витек этот, листовки собирался печатать? - лениво, врастяжку поинтересовался Серебровский.

- Нет, товарищ полковник, совсем другое. - Павел Маркович положил на стол несколько листов с отпечатками шрифта.

- Мы складывали литеры, и вот что получилось.

- Что это? - с недоумением спросил Данилов.

- Талоны, продуктовые карточки.

- Шустряк, - хохотнул Серебровский.

- Но дело в другом. Подобные отпечатки не соответствуют московским карточкам.

- Павел Маркович, - распорядился Данилов, - вместе с Муравьевым составьте письмо в Наркомат торговли, пусть дадут справку.

- Теперь о папиросах. Серия их точно совпадает с серией, завезенной в продмаг на улице Красина.

- Вы не ошиблись? - спросил Данилов.

Павел Маркович посмотрел на него с недоумением и пожал плечами, всем своим видом давая понять, что разговор излишний.

- Теперь о книге блатных песен. Она набрана подобным шрифтом, из чего я исхожу, что и она сработана в той же типографии. Слово баллистам.

- Мы, товарищ подполковник, этот пистолет отстреляли, пуля от него в нашей копилке есть. Из него убит постовой милиционер, когда банда Пирогова промтоварный на Серпуховке брала.

Данилов усмехнулся и хлопнул рукой по толстому тому дела банды Пирогова. Когда он брал его в архиве, Серебровский, заскочивший туда на минуту за справкой, обозвал его старьевщиком. Но какое-то чувство, еще не осознанное и тревожное, заставляло Данилова выбрать из кучи архивных дел именно это. Когда-то в одной из старых, еще двадцатых годов, книг о сыщиках он прочитал слово "интуиция", и долго размышлял о его сущности и смысле.

Верил ли Данилов в интуицию? Пожалуй, да. Если она подкреплена сопутствующими факторами. Начиная с сорокового, он продолжал искать того последнего из банды Пирогова, постоянно сличая отпечатки пальцев по всем проходившим делам. Он мысленно нарисовал портрет этого человека.

Среднего роста, брюнет, волосы короткие и курчавые, сильно развитые надбровные дуги, глубоко сидящие пустые светлые глаза, чуть приплюснутый нос, тонкие губы, безвольно скошенный подбородок. Данилов даже ловил себя на том, что, идя по улице, он ищет этого человека среди прохожих. Он не радовался, что эксперты подтвердили его гипотезу, он думал о том, чего только не наворотил, наверное, его "знакомец" за эти четыре года.

Эксперты ушли, оставив документы.

- Что будем делать? - спросил он у Серебровского.

- Ловить будем.

- Это понятно. Ты меня, кажется, старьевщиком назвал?

- Я! Ваня, беру свои слова обратно. Нюх у тебя как у охотничьей собаки.

- Ты хотел сказать - у легавой.

- Ну зачем же, я имел в виду, к примеру, благородного ирландского сеттера.

Данилов усмехнулся, подумав опять о значении слова "интуиция". Серебровский разрешил его филологические изыскания коротко и просто:

- Рынками, Иван, как я и говорил, займутся мои люди, ну а остальное...

Данилов, не дослушав, поднял трубку.

- Белов, Муравьев, Никитин, ко мне.

Трос офицеров вошли в кабинет и молча уселись на привычные места.

- Муравьев, займетесь типографией и Наркоматом торговли.

- Слушаюсь.

- Никитин, твое дело обзвонить все отделения, выяснить все об убитом, возьми финку, может быть, узнаешь что о хозяине.

- Слушаюсь.

- Белов, твоя задача - рынок. Действуйте.

БЕЛОВ

Он поехал домой переодеваться. Не попрешься же на Тишинку в полной милицейской форме. Сергей долго ждал трамвая. Мела метель. Тротуары были засыпаны снегом. К остановке протоптали узкую тропинку в сугробах. Холодный ветер пробивал насквозь синюю суконную шинель, и Сергей пожалел, что не надел свитер под гимнастерку.

Перед ним лежал пустой, задубевший от холода Страстной бульвар, и Белову не верилось, что всего три года назад, сдав весеннюю сессию в юридическом институте, они гуляли до утра именно по этому по-летнему прекрасному бульвару.

Как все это было давно. Институт, ночные споры на московских улицах, прекрасных и тихих. Потом был сорок первый год, рубеж под Москвой, болезнь, работа в МУРе.

Родители его уехали в Ташкент сразу же, как началась война. Буквально на второй день. До Сергея доходили слухи, что отец там процветает, имеет обширную практику и считается лучшим адвокатом.

Его отношения с отцом ухудшились еще перед войной. Слишком уж суетлив и жаден был Белов-старший. Мать - актриса Московского драматического театра на Новослободской - жила своей отдельной жизнью. Репетиции, премьеры, гастроли и, конечно, устроенный адвокатом Беловым быт.