БОЛЬШЕВИЗМ Шахматная партия с Историей - Анатолий Божич

Российская буржуазия не признавала и существования в России рабочего класса. В знаменитой записке 36 петербургских промышленников, представленной в Министерство финансов по поводу издания закона 2 июня 1903 года «О вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих…» указывалось, что в России рабочие, составляя менее 2 % общего населения, не объединены в «особую касту», как на Западе, а слиты с сельским и городским населением. Никакой классовой борьбы в России нет, а отдельные вспышки недовольства представляют результаты «случайных недоразумений или посторонних влияний»[14].

Надо признать, что российские рабочие в своей массе в тот период действительно так же мало походили на консолидированный класс из марксистской политэкономии, как и российская буржуазия — на европейскую. В 1870-е и 1880-е годы российский «рабочий класс» пополнялся за счет нищих, разорившихся ремесленников и вчерашних крестьян. Предложение рабочих рук намного превышало спрос, чем не могли не воспользоваться работодатели. Ситуацию усугубил кризис 1880–1881 годов. В Петербурге зимою 1880–1881 годов полиция была вынуждена капитулировать перед наплывом нищих, и толпы просящих подаяние заполнили центр города, куда они раньше не допускались. В Саратове нищие нанимались на винокуренные и маслобойные заводы за 4–5 рублей в месяц. К концу зимы и эти деньги перестали выплачивать, рабочие получали лишь еду, причем владельцы предприятий нередко экономили и на этом, стараясь заменить кашу картофелем. Толпы деревенских пришельцев, готовых по первому зову хозяина занять освободившееся место, не уменьшались. В Иваново-Вознесенске, где таких искателей работы называли «котами», очереди у ворот фабрик стояли круглосуточно. Реакция царской администрации была предельно простой: создается «Общество улучшения народного труда», в уставе которого говорилось о необходимости «доставить русскому простолюдину возможность научиться правильной производительной работе». Эта производительная работа заключалась в клейке бумажных картузов и тканье мочальных кульков в т. н. «работных домах», созданных распоряжением правительственной комиссии при министре внутренних дел по борьбе с нищенством и бродяжничеством.

Проходили годы, а количество нищих в России не убавлялось. В 1885 году газета «Голос Москвы» сообщала: «За последние три дня полиция особенно усердно забирает по улицам Москвы нищенствующих, их за это время успели забрать около 2000 человек. Между забираемыми за нищенство — масса чернорабочих, не имеющих работы. Работный дом настолько за эти дни переполнен, что несколько сот задержанных за нищенство не приняты, — в нем помещено около 300 человек сверх обыкновенного количества»[15].

Русская буржуазия не гнушалась широкого применения детского труда. Специальная комиссия, созданная при петербургском генерал-губернаторе в 1869 году, обследовав ряд текстильных фабрик, установила, что среди всех рабочих доля малолетних детей в возрасте от 8 до 14 лет составляла 7,5 %. Их рабочий день достигал 14 часов в сутки. По свидетельству комиссии, которая ссылалась на показания детей, в последние часы работы, к вечеру, «они бывают до того утомлены, что работают бессознательно, едва держатся на ногах и, возвращаясь домой, не в силах бывают ужинать, а спешат скорее заснуть»[16]. Платили же детям, как и женщинам, в среднем в два раза меньше.

В 1882 году, при министре финансов Н. Бунге, был принят закон о регламентации труда малолетних. Запрещен труд детей, не достигших 12 лет. Продолжительность рабочего дня для подростков 12–15 лет ограничивалась 8 часами в сутки, их нельзя было использовать в ночные смены. После четырех часов работы предусматривался обязательный перерыв. Для тех, кто не окончил школу, владельцы предприятий обязаны были организовать обучение. Для контроля над исполнением закона был создан институт фабричных инспекторов. В 1885 году появился закон, запрещавший привлекать на ночные работы в текстильной промышленности женщин и подростков, не достигших 17 лет. Но в вопросы оплаты труда государство не вмешивалось.

Потрясающая дешевизна рабочих рук оборачивалась значительной прибылью. В конце 1880-х годов фабрика Торнтона получала по отчетам за год 45 % чистой прибыли, Кренгольмская мануфактура — 44 %, и т. д.

Питерский рабочий И.М. Голубев позднее вспоминал о начале 1880-х годов: «Никакого контроля над произволом предпринимателей не существовало. Все зависело от воли самого хозяина: он мог отказаться от своих условий ранее срока, во всякое время прогнать рабочего, ничего не уплатив ему за работу, установить любую продолжительность рабочего дня, содержать рабочих в каких угодно санитарных условиях труда»[17].

В 1886 году был принят закон «О взаимных отношениях фабрикантов и рабочих», который в определенной мере ограничил произвол предпринимателей. Рабочие получили расчетные книжки, оплата труда должна была производиться не реже одного-двух раз в месяц. Однако далеко не всегда и не везде этот закон соблюдался.

На многих фабриках в провинции (да и в Москве) долго сохранялись патриархальные нравы, более отвечавшие деревенской психологии. Бывший рабочий самоварной фабрики Баташова (г. Тула) А. Фролов свидетельствовал: «В те поры на маленьких фабриках не было расчетных книжек. И хозяин, и рабочие держали все на памяти или записывали на стене мелком. В субботу рабочий начинал ломать голову, кому что надо заплатить и сколько с хозяина получить. По подсчету всегда выходило, что рубля два домой попадет. А как хозяин начнет подсчитывать, еще из дома надо рубля три приносить»[18].

Результатом кабальной эксплуатации было беспробудное пьянство рабочих, ненависть ко всему, что выходило за рамки их полуживотной жизни. Воспоминания А. Фролова дают весьма живописную картину рабочих нравов тех лет: «Будучи уличным мальчишкой, я каждый день летом видел, как вечером грязные, словно черти, рабочие, точно сорвавшись с цепи, выбегали из ворот фабрики и с гиком, свистом, прибаутками и руганью, сломя голову, неслись по улице. Испуганные прохожие шарахались в сторону, жались к стене или убегали в чужой двор. Всем непохожим на рабочих, и конным, и пешим, пощады не было. Рабочие высмеивали и мужчин, и женщин. Больше всего попадало малярам, плотникам, и кто шел в «гаврилке», т. е. в сорочке… Женщин руками не трогали, а, поравнявшись, быстро нагибались, точно хотели схватить за подол или, наклонив к ее лицу свою грязную морду, чмокали губами, как бы целуя»[19].

По сути дела, речь идет о полуфеодальном обществе, где рабочие различных специальностей составляли как бы отдельные, изолированные друг от друга, сословия. Признаками «особости» служили одежда, стрижка, жаргон. А. Фролов признает: «Рабочие-самоварщики жили жизнью особой, не соприкасаясь ни с какими другими общественными группами. Мне такая жизнь не нравилась. Как-то инстинктивно я почувствовал, что мы, рабочие, имеем право на лучшее»[20].

Собственно говоря, большинство рабочих на рубеже XIX и XX веков ощущали себя именно сословием, понятие «класс» было известно только тем, кто посещал рабочие кружки самообразования или вечерние школы. Среди рабочих были еще сильны нравы и обычаи патриархальной старины, в том числе коллективные пьянки под теми или иными названиями («замочка машин», «засидки», «спрыски», у женщин-работниц — «пропой помоев»). Большой популярностью пользовались кулачные бои (т. н. «стенки»).

Н.С. Полищук приводит данные о том, что в январе 1903 года в Орехово-Зуеве в «стенке» между рабочими фабрик Саввы и Викулы Морозовых и фабрик Зиминых участвовало до 10 тысяч человек[21]. Для многих рабочих это было едва ли не единственное, помимо пьянства, развлечение.

Крайне низкая оплата труда (отсюда — плохое питание) и чрезмерная продолжительность рабочего дня калечили людей не хуже кулака. По воспоминаниям И.М. Голубева, продолжительность рабочего дня на кожевенных заводах в 1890-х годах была летом 17 часов (с 4 часов утра до 9 часов вечера, из них 2 часа на перерыв) и зимой 15 часов (с 5 часов утра до 8 часов вечера с часовым перерывом)[22]. Лишь в июне 1897 года был принят закон, ограничивающий продолжительность рабочего дня для взрослых рабочих (не более 11,5 часа в сутки). Надо отметить, что молодые рабочие часто терпели издевательства со стороны мастеров и т. н. «старых рабочих». Начавший трудовую жизнь в 14 лет рабочий И.К. Михайлов впоследствии вспоминал: «Частенько вечером у завода мы, молодежь, поколачивали некоторых старых рабочих, закоренелых в издевательствах над учениками, за их старый «закал» — мордобойство. Многих выучили. Ученики начали приобретать право на уважение к себе»[23].

Подобный образ жизни не мог не вызывать протестных настроений, но до определенного момента эти настроения выливались либо в хулиганские акты, либо в стихийные забастовки с чисто экономическими требованиями. В числе важнейших требований можно указать уменьшение рабочего дня до 8–9 часов, повышение заработной платы, вежливое обращение со стороны администрации, предоставление медицинской помощи и улучшение условий труда. Содержание требований говорит о том, что рабочих более всего волновали проблемы материального благополучия и сохранения здоровья. Рабочие добивались признания своих прав на нормальную и достойную жизнь. Политическая проблематика в этот период не слишком волнует рабочую массу. В промышленных центрах квалифицированные рабочие все более и более равняются на образ жизни цензового общества. В этой среде становится весьма ощутимой тяга к знаниям, к культуре, становится общепринятым посещение вечерне-воскресных школ, библиотек, музеев, театров. Объективности ради надо заметить, что власть и отдельные представители имущих классов покровительствовали этим тенденциям. Среди городских низов становятся весьма популярными т. н. Народные дома. В частности, Народный дом императора Николая Второго в Петербурге имел театр с чрезвычайно дешевыми билетами, концертный зал, музей, бесплатную библиотеку-читальню, книжный склад, гимнастический зал, чайную-столовую. Чуть позже появился кинематограф (синема). Кроме того, при доме функционировали: обсерватория, классы хорового пения и музыки. Еженедельно давались драматические и оперные представления. За 17 лет существования, если верить данным К. Зиновьева[24], Народный дом императора Николая Второго посетило несколько миллионов человек. Разумеется, это были не только рабочие, но и представители других городских слоев населения, далеко не всегда малоимущих.