Нераздельные - Нил Шустерман

— Доставай, — отдуваясь, говорит Соня Коннору.

Тот засовывает руки внутрь, обхватывает темный предмет ладонями, вынимает его из коробки и ставит на столик.

— И все? — разочарованно тянет Грейс. — Это же обычный принтер!

— Именно, — горделиво, даже с некоторым самодовольством отвечает Соня. — Техника, способная перевернуть мир, проста и функциональна. Всякие штучки-дрючки наворачивают позже.

Орган-принтер, небольшой, но до отказа набитый тончайшей электроникой, оказывается неожиданно тяжелым. Серый, отливающий металлическим блеском, прибор весьма непритязателен на вид, как уже упомянула Грейс. Похож на самый обыкновенный принтер, какие изготовляли еще до рождения Коннора; корпус явно от стандартного аппарата.

— Он как многое другое в этом мире, — говорит Соня. — Главное — что внутри.

— А включите! — канючит Грейс, от нетерпения подскакивая на стуле. — Пусть отпринтит мне… скажем, глаз! Или еще что…

— Не получится. Картридж нужно наполнить плюрипотентными[4] стволовыми клетками, — объясняет Соня. — Ничего больше я вам сообщить не могу. Чтоб мне провалиться, если я знаю, как оно все там работает. Я спец по нейробиологии, а не по электронике. Его сконструировал Дженсон.

— Нужен обратный инженерный анализ[5], — говорит Риса. — Чтобы принтер можно было воспроизвести.

Выходная платформа маленького прототипа невелика — как раз поместился бы затребованный Грейс глаз — однако ясно, что технология применима и для устройств, больших по размеру. Сама идея будоражит ум Коннора:

— Если бы в каждой больнице могли просто печатать на принтере нужные органы или ткани, вся система расплетения развалилась бы!

Соня откидывается на спинку стула и качает головой.

— Не так все просто. Если изменить только что-то одно, расплетение не исчезнет, — говорит она, поочередно пристально глядя на каждого собеседника, словно хочет отчетливо донести до них свою мысль. — Чтобы в обществе пробудилась совесть, должно произойти одновременно целое множество случайных событий и совпадений. — Она бережно поглаживает принтер. — Все эти годы я опасалась кому-либо рассказывать о нем, потому что если его уничтожат, восстановить будет невозможно. Технологии умирают вместе с устройствами. Но сейчас, думается мне, пришло время. Сам по себе принтер ничего не решит, но он может послужить ключевым элементом, связывающим все случайные события воедино.

И тут она огревает Коннора своей тростью с такой силой, что у парня наверняка вскочит шишка.

— Помоги мне Бог, но я уверена — ты как раз тот человек, который справится с задачей. Изобретение Дженсона теперь твое. Иди и измени мир.

РЕКЛАМА

Вы не знаете меня, но мою историю или что-то похожее на нее, конечно, слышали. Мою дочь сбил шестнадцатилетний подросток, угнавший автомобиль. Впоследствии я узнал, что у парня были нелады с законом уже трижды, и каждый раз его отпускали без наказания. Сейчас он опять в изоляторе. Его могут осудить как взрослого, но мою дочь это не вернет. Лучше бы он вообще не имел возможности украсть тот автомобиль! Но несмотря на правонарушения и хулиганские наклонности родители отказываются отдать сына на расплетение. «Инициатива Марселы», названная так в честь моей дочери, призвана положить конец подобным инцидентам. Если она пройдет при голосовании, неисправимые подростки соответствующего возраста будут в обязательном порядке подвергаться расплетению после трех правонарушений. Голосуйте за «Инициативу Марселы»! Наши дети этого заслуживают!

— Оплачено «Коалицией родителей за безопасное завтра»

Коннор незамедлительно уносит секретный артефакт в заднюю комнату. У юноши чуть ли не сверхъестественные способности управляться с различными механизмами, но на этот раз он даже не отваживается открыть крышку прибора из боязни что-нибудь испортить.

— Надо доставить его в надежные руки, — произносит он. — Кому-нибудь, кто разбирается в такой технике.

— И кто, — подхватывает Риса, — не поддерживает существующую систему. Кто не уничтожит его, а поставит на службу людям.

— В том-то и закавыка, — замечает Грейс.

Соня, прихрамывая, входит в каморку и застает всю троицу, чуть ли не с религиозным благоговением взирающую на принтер.

— Прекратите так на него пялиться! — чеканит она. — Тоже еще святые мощи нашли.

— Ну, вообще-то, на свой лад это тоже священный предмет, — возражает Риса.

Соня отмахивается:

— Инструменты не принадлежат ни Богу, ни дьяволу. Все дело в том, кто ими пользуется.

Она указывает тростью на старый сундук, намекая, что пора спускаться в недра.

Грейс с кряхтеньем отодвигает сундук в сторону.

— Чем это он набит? Свинцом, что ли?

Риса бросает взгляд на Коннора, и тот отводит глаза. Оба знают, что содержится в сундуке. Он сомневается, что Риса при всей ее проницательности догадывается, каким грузом лежит то письмо на его душе. Оно гораздо тяжелее, чем весь сундук в целом. Сколько же там писем, что он такой неподъемный?

Сундук отодвинут, и Соня отворачивает коврик, под которым скрывается дверь в подвал. Коннор, наклонившись, поднимает люк.

— Пора открывать магазин, — объявляет Соня. — Нравится вам или нет, а мне нужно деньги делать, так что отправляйтесь-ка вниз. Порядок знаете. Не шуметь, а главное — не воображать, будто вы такие бывалые, что вас не поймаешь. — Она указывает на принтер: — Заберите с собой. Мало ли какой любопытный сунет нос куда не следует и узрит его во всей красе.

Коннор не был в подвале Сони почти два года. Он попал сюда на второй день после того, как сбежал из дому. За эти два дня много чего случилось: Коннор захватил в заложники мальчика-десятину, транкировал юнокопа из его же собственного пистолета, обзавелся спутницей — воспитанницей детдома, сумевшей сбежать из автобуса, который вез ее в заготовительный лагерь… Какая же у них сложилась банда разномастных дураков! Коннор и теперь иногда чувствует себя дураком, но за это время произошли такие перемены, что ему кажется, будто он и дебошир, которым он когда-то был — два разных человека. Лев, когда-то невинный ребенок с промытыми мозгами, жаждущий собственного расплетения, — теперь старая душа в переставшем расти теле. Риса, которую поначалу заботило только выживание, впоследствии разоблачила «Граждан за прогресс» на национальном телевидении; но до этого ее позвоночник вышел из строя и был заменен на новый против ее желания. Что до Коннора, то он принял на себя командование самым большим в мире тайным убежищем для расплетов, которое, впрочем, оказалось не таким уж и тайным. Его сердце до сих пор кровоточит при воспоминании о разгроме Кладбища. Он дрался зубами и когтями — кое-кто назвал бы это истинной отвагой — но Инспекция в конце концов победила и отправила сотни ребят в заготовительные лагеря.

Таких же ребят, как те, что населяют сейчас Сонин подвал.

Хотя Коннор понимает, что это неправильно, у него все равно такое чувство, будто в тот день на Кладбище он подвел и этих беглецов. Он спускается вслед за Рисой, одолеваемый мрачными мыслями и смутным чувством стыда, и это злит его. Случившееся на Кладбище было вне его контроля. К тому же там в дело вмешался еще один фактор — Старки. Старки подставил ему подножку и улетел со своими аистятами, лишив остальных единственного средства спасения. Нет, Коннору стыдиться нечего. Так почему же сейчас, когда из полутьмы подвала проявляются его обитатели, он не может смотреть им в глаза?

— Дежа вю? — спрашивает Риса, услышавшая его глубокий, дрожащий вздох.

— Что-то вроде.

Риса, которая уже провела в лавке несколько недель, помогая Соне, знает всех здешних участников игры. Она пытается облегчить для Коннора вхождение в новое общество. Некоторые беглецы восхищаются им, другие страшатся. Здешний альфа, высокий, тощий юнец по имени Бо, немедленно задирает лапу и метит территорию:

— Так что, ты правда Беглец из Акрона? А я думал, ты того… поздоровее.

Коннор не совсем понимает, что парень хотел этим сказать; впрочем, похоже, тот и сам этого не понимает. Наверно, тестостерон разыгрался. Можно бы устроить неплохое развлечение, бросив вызов шаткому лидерству Бо, однако Коннор решает, что игра не стоит свеч.

— Что это у тебя? — спрашивает мальчик лет тринадцати с чистым и невинным лицом. Он напоминает Коннору Лева в те дни, когда тот еще не превратился в юного старца с длиннющими волосами.

— Да так, старый принтер, — отвечает Коннор. Грейс фыркает, придержав, однако, комментарий при себе. Вместо этого она обходит всех по кругу, называя свое имя, и жмет руку даже тем, кто предпочитает никогда никого за руку не брать.