Ветер перемен - Корделия Биддл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы переливали из пустого в порожнее, дожидаясь Турка (который должен был открыть церемонию), а потом занялись обычным в таких случаях делом, фотографировались для газет: Турок с Джорджем, со всеми сыновьями, с внуками, Джордж и я отдельно, затем с детьми и т. д., и т. п., и все это сопровождалось шутками, предназначенными специально для фотографов.
«Очаровательная жена, Джордж, очаровательная. Берегись!»
Подмигнут, кивнут зрителям, и все заливаются смехом. Почему, не представляю. От этих шуточек я чувствую себя совершенно скованной. И Джордж тоже.
Хорошо, что он взял меня за руку, это было очень приятно, и у нас был какой-то момент покоя посреди всего этого бедлама, всего этого сумасшествия (вот увидите, каким мощным будет этот «Альседо»!).
А потом Турка со всех сторон окружили дети, хвастались своими матросками, Джинкс продемонстрировала, как она научилась приседать (почти настоящий реверанс), а Поль просил Турка поехать с нами, что привело старика в дикий восторг. Просто странно, как может вот так растаять старая лиса.
Однако Лиззи почувствовала, что отца оставили в стороне, и протянула ему руку, спросив, может ли она помочь ему вести корабль. На что Джордж ответил: «Вот что я тебе скажу, Лиз. Когда капитан Косби даст мне поуправлять рулем, я позову тебя помочь». И мы снова стали семьей.
Потом наступило время мне произнести речь и дать судну имя. Вот моя речь:
«Альседо» – индейское слово и означает птицу зимородок, которая откладывает яйца только в тихую, спокойную погоду, когда дни ясные и безоблачные. Это время мы называем днями зимородка.
Пусть наше судно знает только такие дни.
И пусть все, кто плавает на нем, обретут мир и покой.
Я нарекаю тебя «Альседо».
Я ударила бутылку шампанского о нос яхты, но не разбила ее. Тут Джордж кинулся вперед и так трахнул бутылкой, что брызги стекла и шампанского разлетелись во все стороны.
Стоящий рядом Поль промок насквозь и был с ног до головы усыпан осколками стекла. Он здорово перепугался, по не поранился и чувствовал себя храбрецом в своем новом костюме. Пока мы его вытирали, Турок поддразнивал Джорджа: «Вот видишь! Даже не знаешь собственной силы! Ха! Ха!»
После этого у нас был роскошный ленч: креветки, холодные лангусты, белая спаржа с вкусным зеленым соусом и на десерт суфле из ревеня со взбитыми сливками.
«Дни зимородка» – я так надеюсь на это!
15 мая.
Дорогой дневник!
Только что заезжал отец с необычайной новостью. По-видимому, Турок договорился, чтобы его назначили в штат губернатора Тафта на Филиппинских островах, так что он будет в тех краях, когда мы отравимся на Борнео.
Он в таком восторге, что «снова попал в упряжку, ты не представляешь, Джини». Я смотрю на него с умилением. Он, кажется, в свое время был знаком с семьей Айвардов с Борнео – старые дипломатические связи…
В общем, ему даже дали секретаря. (Мистер Э. может быть очень внимательным – я бы не решилась отпустить папу одного в плавание через Тихий океан. Он становится таким рассеянным.) Фамилия секретаря Риджуэй – как его зовут, папа не запомнил!
Джордж отправился на «Альседо» проводить мореходные испытания судна и прислал записку, что оно ведет себя превосходно. Как бы мне хотелось, чтобы уже наступил июль…
5 июня.
…Вот список гостей.
Доктор Дюплесси, и конечно с женой, так что у нас сразу плюс и минус.
Затем молодой кузен Уитни в качестве домашнего учителя – надеюсь, нам нет необходимости набирать с собой кучу глупых девчонок.
Но самый сюрприз из сюрпризов! Никаких нянь! Только моя милая маленькая Прю. «Как удалось выиграть это сражение?» – спросишь ты. Знаешь, трудно сказать…
1 июля, около полуночи.
…Только что заходил Джордж и сказал, что отец хочет, чтобы он занялся на Борнео кое-какими делами, – открыл там металлургическое производство или что-то вроде этого. Я не очень поняла, но он так обрадован. Они обсуждали это с Турком и Огденом Бекманом весь день. Благодарю тебя, Господи, за то, что ты принес моему мужу такую радость…
24 июля 1903 года, Ньюпорт.
Последняя запись на суше. Почти все уже погружено, и мы готовимся к завтрашнему празднику. Приезжают Нелл, Фрэнсис и Уинн – будет целая компания. Но об этом сейчас не стоит распространяться.
Я вся дрожу от ожидания. Сама не понимаю, почему так радуюсь отъезду. Можно подумать, будто я живу здесь как в тюрьме, если мне так хочется уехать.
Какая замечательная звездная ночь! Я слышу, как кричат чайки, а через открытое окно до меня доносится запах моря.
Боже, не обдели вниманием мою семью в чужих странах! Защити и направь нас, укрепи и наполни любовью наши сердца. И приведи нас обратно домой в целости и сохранности с сердцами, полными твоих чудес. Аминь!
Пробило полночь. 25 июля. Сегодня мы отправляемся в плавание!
ГЛАВА 1
Огден Бекман был человеком Турка. Этим «титулом» он дорожил больше всего. От него веяло какой-то угрозой, как от волков на пастбище. «Только не забывайте, на кого я работаю», – тихо произносил он, и этого было достаточно. Мартин Экстельм, известный в финансовых кругах под прозвищем «Турок», может сидеть в своем личном железнодорожном вагоне, может разыгрывать из себя образцового, жизнерадостного патриарха, может курить любимые сигары и обсуждать новый мраморный вестибюль для дома в Ньюпорте, может обедать с сыновьями и их женами, устраивать для каждого внука необыкновенные феерии, его могут видеть в Мерионе на матчах поло или под полосатыми тентами Бейлиз-Бич, он может казаться беззаботным, аристократичным и великодушным. Бекман был его человеком, и Бекман никогда его не подводил.
– Почти за двадцать лет – ни разу, – произнес Бекман. Эта мысль понравилась ему, и он заставил свое широкое темное лицо расплыться в улыбке. Улыбка пропала, как бы растекшись по расправившимся плечам и спине. Одетый в свой привычный черный костюм, Бекман походил на медведя, расставившего лапы, чтобы обхватить полную меду колоду.
Бекман двинулся дальше и, оглянувшись через плечо, пошел по Эллин-стрит. Солнце только начало добираться своими лучами до грязных закоулков Ньюпорта, и отбросы на скользкой булыжной мостовой чавкали у него под ногами. Бекман твердо ставил ноги, и вызывающие шлепки кожаных подошв гулко разносились по улице, где не было никаких других звуков. «Почти двадцать лет назад, – подумал Бекман, – вот когда я стал джентльменом. Или из меня сделали джентльмена».
Бекман очень хорошо помнил осень 1883 года. Турок непринужденно перемещался по разным гостиным Филадельфии и Ньюпорта и всюду говорил: «Вы, конечно, знакомы с моим секретарем Бекманом. «Экстельм и компания» полагаются на его советы. У вас проблемы – вот вам человек, к которому можно обратиться».
