Иштар Восходящая - Роберт Уилсон

Ни для кого не представляло какой-либо трудности расшифровать эту символику. Спрос на фильм был столь высок, что даже несмотря на проблемы с цензурой, задержавшей американскую премьеру фильма почти на десятилетие, в течение которого мы имели множество возможностей рассмотреть в нескольких других фильмах характерные черты мисс Расслелл, «The Outlaw» всё равно оказался блокбастером, когда цензоры наконец позволили его выпустить с всего лишь несколькими купюрами. И хотя мисс Расселл позже стала кем-то вроде певицы-танцовщицы и даже актрисы в соответствии с тогдашними стандартами, а ещё позже прославилась, присоединившись к примитивнейшей фундаменталистской церкви и выступая с такими теологическими заявлениями, как «Бог это живая кукла», она по-прежнему вспоминается главным образом благодаря тому факту, что со стороны она напоминала комод с верхним ящиком, выдвинутым насколько только возможно. Уолтер Уинчелл, популярный журналист тех лет, и десятилетие спустя называл сиськи, в её честь, «джейнрасселками».

Вряд ли в этом есть что-то уникальное. С тех самых пор, как люди распрямились, и даже несмотря на то, что вокруг по-прежнему много счастливо-атавистичных «людей-задниц», фасад женской формы (как сказал бы архитектор) превалирует в сексуальном искусстве и фантазиях, а среди деталей этого фасада груди гораздо заметнее, чем вульва.

Более того: мы находимся в странном положении, оказавшись самым сексуальным животным на планете — этот факт давно замечен христианскими теологами, относящими его на счёт Первородного Греха. На самом деле, по словам этологов, это, видимо, результат нашей необычной слабости при рождении и в течение того крайне важного периода вскармливания, о котором мы уже так много говорили. Новорождённый человек не может выжить без матери. Но человеческая мать не способна справиться с опасностями и дикими созданиями окружающего мира, особенно с ребёнком на руках, если только не убедит самца находиться рядом с ней и помогать. Следовательно, оказывается неизбежной какая-либо форма семьи. Это, разумеется, не обязательно должна быть моногамная иудео-христианская семья; она может быть полигинной или полиандрической, полигамной в форме «группового брака» или сексуального коммунизма в племени или коммуне хиппи, но это будет семья — место, где о детях заботятся, пока они не смогут позаботиться о себе сами.

Есть много сил, которые могут скреплять, и скрепляют, семьи, но та, что в ходе эволюции выполняла львиную долю этой работы — секс. Это очень просто. И, хотя у других животных секс встречает меньше препятствий — интеллектуальных предубеждений, тревог и брезгливости — ошибочно думать, что они, выходит, сексуальнее нас. Всякий, кто употребляет выражения вроде «скотские нравы» или «вести себя, как животное» (чтобы заклеймить человека, который кажется наслаждающимся сексом более, чем говорящий), говорит ерунду. Человек с действительно «скотским нравом» или «ведущий себя как животное» был бы намного менее сексуальным, чем среднестатистический человек.

Человек — единственное животное с неограниченным сезоном спаривания. Единственное животное, которое готово, стремится и способно заниматься сексом круглый год. Этот факт, вместе с нашей наготой, или очевидным отсутствием мехового покрова — что тоже может иметь сексуальные причины, согласно Десмонду Моррису — выделяет нас среди всех млекопитающих, включая наших ближайших родственников приматов.

Как-то где-то в ходе эволюции самка прото-человека мутировала, и выскочила из циклов спаривания других обезьян. Она была, так сказать, в течке круглый год. И это вынуждало самца-человека оставаться рядом с ней круглый год, вместо того, чтобы наносить визиты в брачный сезон, и формировало фундамент человеческого общества — первобытную семью.

Такая постоянная сексуальность или озабоченность, может быть, и была Первородным Грехом, как думают фундаменталисты, но без этого мы бы вообще не стали людьми. Вероятно, мы избавились от меха, чтобы наши голые тела сильнее бросались в глаза; мы пришли к круглогодичному брачному сезону; мы сгрудились в семьи (моногамные, или другие) и стали чем-то совершенно новым в природе. Без этого великого скачка в непрестанную возбуждённость мы бы могли так и остаться среди прочих зверей.

А система сексуальных сигналов, связанная с фасадом женского тела, стала центром наших мыслей и чувств.

Вряд ли могло выйти иначе. Гуляя на четырёх ногах, используя нормальную для млекопитающмх позицию совокупления («по-собачьи», как это называют обитатели городов), наши собратья-обезьяны не вовлекли в сексуальность груди. Наши прямые предки, по мере того, как выпрямлялись, начали замечать территорию между головой и вагиной, и — поскольку любовь и секс были тесно переплетены в ту пору, когда христианство ещё не вбило между ними клин — это воскрешало уютные воспоминания о детстве. Вряд ли женщины были к этому безразличны, поскольку грудь это центр очень сильных сексуальных чувств, как можно видеть из знаменитого лимерика:

В Дамфрисе прелестная душкаУхажёру сказала: «ПослушайТы хотел поигратьЗабравшись в кровать?Поиграйся вот с этими штучками!»

На этой почве выросла целая структура оральной сексуальности, к огромному удовольствию миллионов людей во все времена, и к непрестанному возмущению духовенства. Мы не можем воссоздать ментальный процесс Древней Женщины, которая впервые решила отсосать своему парню, но это вполне могло быть вдохновлено его собственными оральными ласками её сосков; впрочем, в каком-то виде орально-генитальный секс случается у всех остальных животных. Кем бы она ни была и что бы ни думала, она сделала для счастья человечества больше, чем все политики и революционеры в истории.

В самом деле, оральный секс мог оказаться крайне маловероятным изобретением без общего для нас, наших предков-приматов и млекопитающих, от которых мы произошли, опыта сосания сосков в младенчестве. Это искусство было тщательно (почти безжалостно) проанализировано Гершоном Легманом в его любопытном труде «Орагенитальность: энциклопедия техник», где каталогизированы сотни вариаций (и математически показано, что существуют миллионы прочих возможностей, которые автор не утруждал себя перечислять) — и всё-таки все они попадают в одну из трёх больших групп: _куннилингус, фелляция и 69. Легман не уделял внимания вариациям оральных ласк груди, «кругосветному путешествию», когда всё тело целиком облизывается и обсасывается, или изощрённым восточным наслаждениям вроде покусывания пальцев ног и посасывания пальцев рук. Попытка действительно перечислить все сексуальные применения человеческого рта непременно вылилась бы в многотомный труд, а если бы описания были достаточно подробными, то объём с лёгкостью сравнялся бы с половиной Британской Энциклопедии.

(Например, хотя сексологи, пишущие по-английски, обычно используют одно и то же слово «фелляция» для всевозможных вариаций сосания члена, у римлян было два отдельных слова для двух разновидностей этого процесса. Одно — собственно фелляция — обозначало ситуацию, когда мужчина полностью пассивен, а женщина активно и энергично сосёт, лижет и стимулирует его пенис руками, а второе слово — иррумация — обозначало ситуацию, когда пассивной остаётся женщина, а мужчина с усилием проталкивает пенис в её рот в стиле вагинального сношения. Продолжая в таком духе, в нашей энциклопедии стоило бы ввести подвиды горизонтальной, вертикальной, сидячей фелляции и т. д.)

Вопреки глубоко укоренившемуся христианскому отвращению к оральному сексу (лишь немного отступившему в последние десятилетия), Кинси обнаружил, что эта практика была повсеместно распространена даже в тот период сексуального средневековья, когда он работал. Трудно представить, каким же образом млекопитающее с типичным опытом сосания груди может быть в дальнейшем так кондиционировано, что будет искоренён оральный секс, вне зависимости от того, сколько усилий к этому приложит духовенство. В конечном счёте, как мы уже видели, кормление грудью происходит тогда, когда новый организм наиболее подвержен импринтингу, а это не может изменить никакое позднее кондиционирование. И тем не менее, эта практика находилась под столь строгим запретом в Америке перед Первой Мировой войной, что наши солдаты во Франции были совершенно изумлены галльским энтузиазмом по отношению к такого рода удовольствиям — что послужило вдохновением для одной из наиболее известных строф в «Мадмуазель Армантьер»:

Французы, весёлый народ, парле-вуФранцузы, весёлый народ, парле-вуФранцузы, весёлый народ,Могут драться ногами и трахаться в ротТруляля-парле-ву!

(«могут драться ногами» относится к популярному французскому спорту, когда двое мужчин пытаются уложить друг друга, используя ноги вместо кулаков. Эксперты в этом виде боевых искусств могут одолеть профессионального боксёра; они могут нанести удар ногой так высоко и быстро, как какой-нибудь Нижинский, только гораздо сильнее).