Танец с чашами. Исход Благодати - О. Зеленжар

все обойдется, если удачно сгруппироваться. А дальше вниз по холму, под защиту узких переулков, которые он знал как свои пять пальцев. Размышления заняли всего несколько мгновений, но Тьег уже замер у двери, словно охотничий пес. На нем были только штаны, блуза да перевязь с дагой, в руках он держал свою трость с кривым набалдашником. Трость! У матросов – тяжелые морские тесаки, которые скорее кромсают, чем рубят, у акул – керамические тычковые кинжалы и гарпунные ружья. А он собирается прорываться с тростью наперевес? Однако в серых глазах плясал огонек непоколебимой решимости. Асавин мысленно застонал. Если паренек сгинет, то пропадут и его ловко заработанные денежки, ведь некому будет подписать банковские чеки. Похолодев, блондин прислонился к дверному косяку напротив своей неразумной жертвы.

– Тьег, это очень храбро, но и глупо. Мы выпрыгнем и позовем стражу…

Прежде чем он договорил, мальчишка толкнул дверь и пересек коридор. Что за тупой пацан! Асавин опрометью побежал следом.

Перед ним предстала неприятная картина. Стойка залита кровью, струящейся вниз, на подергивающееся тело Адира. Судя по бессмысленно распахнутым глазам, это были предсмертные судороги. Трое моряков, красных с ног до головы, повалили на стол одну из девок, это ее сдавленные всхлипы и крики слышались до второго этажа. Двое держали ее за руки, а третий вклинился между ее ног, придавив к столу, и дерево жалобно скрипело от его резких толчков. На полу лежали тела трех моряков и акул, изрубленных, словно свежевыловленная рыба. Доски маслянисто блестели от растасканной сапогами крови, в сумраке похожей на черную смолу. Асавин остолбенел на мгновение. Он повидал всякое, особенно в Угольном районе, где, словно в гнойной ране, копошились люди, скорей похожие на червей, но никак не ожидал такого на Копье Любви. Тьег сделал еле заметное движение рукой, и деревянная трость разлетелась на части, обнажая длинный узкий клинок.

– Ха! – сталь вошла в спину увлеченного девкой моряка, уколов прямо в сердце. Тот захрипел, и его подельники прыснули от узкого лезвия, как тараканы.

– Вот сука! – крикнул один из них, выхватив тесак, все еще коричневый от сгустков застывшей крови, а второй, молча скалясь, зашел с другой стороны. Пронзенный так и остался лежать на девке, которая, не смея шевельнуться или издать хоть звук, замерла испуганным кроликом.

Переглянувшись, моряки одновременно напали на Тьега. Тот ловко поднялся по лестнице, увернувшись от обоих ударов, словно это бальный танец, а не драка в грязном борделе. Шпага плясала в руке, избегая тяжелого лезвия, быстрая, словно ручеек. Кто-то хорошо натаскал его, любо-дорого посмотреть.

Моряк бездумно рванул следом за Тьегом, забыв о дистанции, и парень тотчас воспользовался этим. Легкий укол в занесенную для удара руку, кровавое пятно на рубашке. Вскрикнув, матрос выронил тесак, и рубиец отправил его в полет мощным пинком в грудь, прямо на второго, бегущего следом.

Окрыленный победой, серовласый сбежал вниз и приставил шпагу к горлу примятого головореза:

– Именем Святой Короны, вы арестованы за учиненный разбой!

– А ты кто таков? – прохрипел моряк, искоса глядя на парня. – Протектор что-ли?…

Асавин крадучись спустился следом за юношей и увидел, как лежащий снизу незаметно передал свой тесак второму…

– Закон небесный и земной писан для всех… – начал Тьег, и в этот момент раненый дернулся, замахнувшись саблей поверх лезвия шпаги, прямо в шею оторопевшего мальчика. Тело моряка дернулось, тесак выпал из ослабевшей руки, не завершив приема, когда Асавин вонзил кинжал ему в спину и нажал потайной рычаг на рукояти. Лезвие раскрылось подобно стальному цветку, разрывая уязвимую плоть, и, харкнув кровью, моряк завалился мешком, набитым потрохами. Второй закричал по-звериному, силясь выбить шпагу из рук рубийца. Тускло блеснула сталь, и лезвие иглой вошло в шею матроса. Тот захрипел в безуспешных усилиях зажать рану. Четыре стука сердца, и все было кончено.

Тьег растерянно посмотрел в глаза Асавина, ставшие вдруг холодными и спокойными, словно лед на горном озере.

– Не стоит вести с ними бесед… – сказал блондин. С тихим щелчком дага выскользнула из тела послушно и легко, словно ручной зверек. Он вытер лезвие платком. – Да и смысла не было. Погляди… – блондин оттянул ворот рубахи убитого и показал парню зеленые пятна на грубой загорелой коже. – Это морская горячка.

Он оттолкнул тело, а Тьег отшатнулся от трупов, словно от пагуби.

– Это заразно? – прошептал он.

– Нет, – ответил Асавин, скомкав испачканный платок. – Это будет нашим плюсом в суде.

– В суде? – пролепетал Тьег.

– Да. Как ни крути, мы убили троих, в публичном месте. Сизые плащи не будут разбираться, придется посидеть в темнице какое-то время, а после, на слушании…

– Мне нельзя за решетку, это просто недопустимо… – простонал парень, растерянно погладив волосы.

Асавин мысленно улыбнулся. Он помог полумертвой от ужаса девушке встать со стола, театрально растянув паузу.

– К твоему счастью, я имею кое-какие связи, – наконец, сказал блондин, лукаво осклабившись. – Но это недешево, ведь я буду рисковать репутацией и свободой, Тьег.

Лицо парня стало решительным:

– Моей благодарности не будет предела, если ты спасешь меня от судебных разбирательств.

Хмыкнув на это, Асавин запер дубовые двери на засов. Клиенты приползут только к ночи, еще полно времени. Тела стащили в подпол, где сохранялась относительная прохлада, и запечатали в мешки с требухой, утяжелив тесаками и горшками с песком для варки эфедры. Ночью контрабандисты с Угольного порта заберут мешки, утопят в ночном океане, и никто никогда не узнает, где нашли вечный покой эти моряки, акулы и Адир Салмао. По Адиру, пожалуй, Асавин будет скучать, работать с ним было очень выгодно. Кто знает, каким окажется его наследник и захочет ли вести темные дела.

Когда девки отскоблили зал до состояния небывалой доселе чистоты, приятели по несчастью отправились в Купеческий район. Им пришлось поспешить, банки закрывались довольно рано, особенно лучший из них, Золотая Птаха.

Асавин чувствовал себя неуютно в вычурно украшенном зале палаццо, однако предвкушение звонкого золота делало его легкомысленным. В здании был внутренний дворик с небольшим апельсиновым садом и фонтаном, украшенным лазурной мозаикой. Блондин коротал время там, глуша предложенное вино и шербет, пока обслуга прыгала вокруг Тьега, словно нищие за подаянием.

Когда бархатные сумерки опустились на Ильфесу, и ряды домов засветились разноцветными фонариками, с бумажными делами было, наконец, покончено. Приятели вышли за резные ворота, вдохнув прохладный вечерний воздух, и пошли вдоль усаженного пальмами парка, между кварталами зажиточных господ. Тьег передал Асавина аккуратно свернутую расписку:

– Вот. Сможешь снимать понемногу или одной суммой, здесь все оговорено. Мой личный счет, так что никто не задаст лишних вопросов.

Слегка помявшись, он смущенно продолжил:

– Мне очень жаль, все произошло по моей вине. Если бы мы вышли в окно и позвали стражу, ты не ввязался бы в эти