Полмира - Джо Аберкромби

Бренд, не веря, раздосадованно смотрел. Он был уверен, что кто-нибудь из парней заговорит, поскольку они были достаточно честными. Или Хуннан расскажет свою часть, поскольку он был уважаемым мастером над оружием. Король или королева вытянут правду, поскольку они мудры и праведны. Боги не допустят такой несправедливости. Кто-то должен что-нибудь сделать.

Возможно все они, как и он, ждали, что всё исправит кто-то другой.

Король шел прямо, словно кол проглотил, баюкая на руках обнаженный меч. Пристальный взгляд его серо-стальных глаз не отклонялся ни вправо, ни влево. Королева раздавала легкие кивки, как подарки, изредка давая понять, что тот или этот человек должен насладиться милостью посещения ее канцелярии по какому-то важному делу. Они подходили все ближе и ближе.

Сердце Бренда громко стучало у него в ушах. Его рот открылся. Королева на миг обратила на него ледяной взгляд, и в унизительной тишине он пристыженно дал паре прошествовать с гордым видом мимо.

Его сестра всегда говорила, что не его дело исправлять мир. Но если не его, то чье?

— Отец Ярви! — слишком громко выпалил он. А затем, когда министр обернулся, прохрипел слишком тихо: — Мне нужно поговорить с вами.

— О чем, Бренд? — Бренд замялся. Он не думал, что Ярви имеет хоть малейшее представление о том, кто он такой.

— О Колючке Бату.

Долгая тишина. Министр был, наверное, лишь на несколько лет старше Бренда. Бледнокожий, со светлыми волосами, словно цвет из него вымыло. Такой тощий, что, казалось, ветерок посильнее мог бы сдуть его вместе с искалеченной рукой. Но вблизи, в глазах министра было что-то леденящее. Что-то, что заставило Бренда съежиться под его взглядом.

Но назад теперь ходу не было.

— Она не убийца, — пробормотал он.

— Король думает, что убийца.

Боги, его горло пересохло, но Бренд продолжил, как и полагается воину.

— Короля не было на том песке. Король не видел то, что видел я.

— И что ты видел?

— Мы сражались за место в набеге…

— Больше никогда не рассказывай мне то, что я и так знаю.

Все шло совсем не так гладко, как Бренд надеялся. Но с надеждами всегда так.

— Колючка сражалась со мной, и я промедлил… она должна была получить свое место. Но мастер Хуннан выставил против нее троих.

Ярви глянул на людей, неуклонно выходивших из Зала Богов, и придвинулся ближе.

— Троих за раз?

— Эдвал был одним из них. Она не собиралась его убивать…

— Как она держалась против тех троих?

Бренд заморгал, сбитый с толку.

— Ну, она вышибла из них больше, чем они из нее.

— Это несомненно. Но недавно я утешал родителей Эдвала и обещал им правосудие. Значит, ей шестнадцать зим?

— Колючке? — Бренд не понимал, как это было связано с ее приговором. — Думаю… да.

— И все это время она держалась против парней на площадке? — Он осмотрел Бренда сверху до низу. — Против мужчин?

— Обычно у нее получалось больше, чем просто держаться.

— Она должно быть очень свирепая. Очень целеустремленная. Очень твердолобая.

— Лоб у нее твердый, это уж точно. — Бренд понял, что не помогает, и вяло промямлил, — но… она неплохой человек.

— Как и все для своих матерей. — Отец Ярви тяжело вздохнул. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Что я хочу… чего?

— Мне освободить эту беспокойную девчонку и сделать своими врагами Хуннана и семью парнишки, или раздавить ее камнями, чтобы успокоить их? Твое решение?

Бренд не думал, что от него будут ждать решения.

— Я полагаю… вы должны следовать закону?

— Закону? — Отец Ярви фыркнул. — Закон больше похож на Мать Море, чем на Отца Землю — постоянно меняется. Закон это марионетка, Бренд. Он гласит то, что я рассказываю про то, что он гласит.

— Я просто думал, что должен сказать кому-то… ну… правду?

— Как будто правда — драгоценность. Бренд, я могу найти тысячу правд под каждым осенним листом: правда у каждого своя. Но ты не заглядывал дальше того, чтобы передать ношу своей правды мне, так ведь? От всей души благодарю, предотвращение войны Гетланда со всем Расшатанным Морем приносит мне недостаточно забот.

— Я думал… это будет хорошо. — Внезапно оказалось, что делать хорошее похоже не столько на яркий свет, чистый как Мать Солнце, а скорее на обманчивый блеск во мраке Зала Богов.

— Хорошо для кого? Для меня? Для Эдвала? Для тебя? Как у каждого из нас своя правда, так и хорошо для каждого свое. — Ярви придвинулся немного ближе и заговорил чуть тише. — Мастер Хуннан может догадаться, что ты поделился своей правдой со мной, и что тогда? Ты думал о последствиях? — Теперь последствия предстали перед Брендом, холодные, как свежевыпавший снег. Он поднял взгляд и увидел блеск глаз Раука в темноте пустеющего зала.

— Человек, который все свои помыслы направляет на то, чтобы делать хорошее, но не думает о последствиях… — Отец Ярви поднял сморщенную руку и надавил скрюченным пальцем Бренду на грудь. — Опасный человек.

Министр повернулся, и его эльфийский посох застучал по камням, отполированным за множество лет до зеркального блеска. А Бренд широко раскрытыми глазами смотрел во мрак, еще более взволнованный, чем когда-либо.

Правосудие

Колючка сидела и смотрела на свои грязные пальцы ног, которые в темноте были бледными, как личинки. Она понятия не имела, зачем у нее забрали сапоги. Вряд ли она собиралась сбежать, прикованная цепью за левую лодыжку к одной влажной стене, и за правое запястье к другой. Она едва могла дойти до двери своей камеры, не говоря уже о том, чтобы вырвать ее из петель. Ей оставалось только сидеть и думать. И ковырять струпья под сломанным носом, пока те не закровоточат.

Два ее самых нелюбимых занятия.

Она неровно вздохнула. Боги, как здесь воняло. Воняла гнилая солома и крысиные экскременты, вонял горшок, который никто не трудился выливать, воняли плесень и ржавое железо, и после двух ночей здесь сама она воняла хуже всего.

В любой другой день она плавала бы в заливе, сражаясь с Матерью Морем, или карабкалась по утесам, сражаясь с Отцом Землей, бегала, гребла, тренировалась со старым отцовским мечом во дворе их дома, сражалась бы с покрытыми зарубками столбами, притворяясь, что щепки — это враги Гетланда: Гром-гил-Горм, или Стир с Островов, или даже сам Верховный Король.

Но сегодня она не будет махать мечом. Она начала думать, что уже отмахала свое. Это было ужасно, дико нечестно. Но с другой стороны, как Хуннан и говорил, честность — это не то, на что может полагаться воин.

— У тебя посетитель, — сказала ключница — тучная тетка с дюжиной звякающих цепочек на шее и с лицом, которое было словно вырублено топором. — Но не задерживайтесь тут. — И она со скрипом открыла тяжелую дверь.