Миниатюры. книга первая - Валерий Гурков

Посадить просто. Выкопал лунку, бросил картошку, хай растёт. А вот вырастить на глине урожай, да ещё и сохранить его… Летом всё свободное время я и мои сыновья, одному было три года, а второму четыре с половиной, проводили на этих сотках. Поливали, лето было жарким, окучивали, потом почти каждый день собирали колорадского жука. Брал детей обоих, чтобы понимали с детских лет, что в жизни этой всё достаётся только трудом. Так и меня воспитывали, за что я благодарен, своим бабулям. Когда настала пора выкапывать, снова мы на поле были втроём, правда Сергей, младший сын минут через тридцать заснул на тележке, укрывшись телогрейкой, но старший сын Юрий усердно помогал мне собирать картошку в мешки. Так было три года подряд, потом жизнь наладилась, снова стала в нормальное русло, от трёх соток я отказался. А через лет пять после этого я купил двадцать четыре сотки земли в Подмосковье. Приехали смотреть. Приехал, конечно, вместе с подросшими сыновьями. Увидев почти футбольное поле, мой старший сын серьёзным голосом вдруг произнёс:

– Пап, давай только картошку тут не будем сажать?!

– Хорошо, не будем.

– Обещаешь?

– Ну конечно обещаю, – улыбнулся я.

На тех первых купленных мной сотках я не сажал картошку, там сами выросли берёзки, причём столько много, что пришлось часть срубить. А среди оставшейся сотни, мы собираемся на шашлыки. В моё отсутствие соседи порой заходят по грибы, благо на калитке нет замка. Грибы славно ужились на моём участке под берёзами среди десятка огромных муравейников.

Я наверное извращенец

Я наверное извращенец, потому что всем, кто нанёс мне боль, никогда не мщу, никогда не думаю о них плохо, я просто сразу прощаю им всё.

Я наверное извращенец, потому что всех, кто нанёс мне боль, вспоминаю с улыбкой и сострадаю им. Ведь это самое тяжёлое на земле, быть жестоким, как таким не сострадать. Ведь тех, кого мы простили, мы в состоянии сразу забыть. А тех кому мы нанесли когда боль, помним до последнего часа, до последней минуты, и это как грязь, тяготит нашу душу…

Я наверное извращенец, но душа моя чиста, её ничто не тяготит и она как, в детстве, продолжает летать…

Счастье

Жизнь лишь наша дорога от рождения к смерти

Она состоит из мельчайших кусочков времени,

Которые, и являются счастьем, за которым мы гоняемся…

Значит, жизнь и есть множество моментов нашего счастья.

Счастье – оно постоянно с нами, получается, что гоняемся мы лишь за смертью.

Выходит счастье – жизнь в постоянной беготне к последней нашей смертной черте.

Любовь…

Любовь – это когда одна душа тянется к другой, сердце любит таким, каков ты есть, а мозг ни с кем тебя не сравнивает.

Гроза

Я обошёл внешние посты. Небо нахмурилось, предвещая сильный дождь. Так и есть, по магнитоле передают штормовое предупреждение. По радиостанции всем постам передал о предупреждении и попросил внутренние посты проверить все окна и двери, чтобы все были закрыты.

Дождь нахлынул шквалом. Я еле успел дойти до входной двери. Лило, словно включили сразу несколько брандспойтов. А вдали загромыхал гром, и небо, до этого совершенно почти чёрное, стало озаряться ожившими паутинами молний. Они бегали по всей кроне небосвода, почти не прекращаясь ни на секунду. Сновали хаотично, создавая живую картину мироздания. Я постоял, полюбовался этим чарующим зрелищем и пошёл на второй этаж, чтобы узнать у хозяина дома, во сколько он с семьёй будет ужинать.

Дети в страхе сидели под кроватями. Свет был включен весь полностью, даже все бра на стенах. Хозяин стоял в углу зала, обняв испуганную жену. Я вспомнил, как мои дети в такую погоду на даче бегают под проливным дождём, и танцуют в лужах, шлёпая по ним, чтобы поднять побольше брызг. Молнии и гром не страшат моих детей, для них они радость, заставляющая моих детей наслаждаться, как и меня этим явлением природы, а не прятаться от него, трясясь от страха, забившись в угол или под кровать. Может я и не оставлю ничего из материальных благ своим детям, но я уже дал им главное – они родились свободными, а не рабами. Свободными от страхов, злобы, алчности, скупости, зависти и прочих пороков. Они не рабы золота и стремления к наживе.

Я так и не стал тогда спрашивать про ужин, мне просто не хотелось в тот день говорить о чём то с пусть и богатыми, но бедными рабами. Я вышел на крыльцо и стал любоваться грозой.

1 мая

Было 1 мая. День был солнечным. Работники типографии, возле которой я жил, получив портреты лидеров страны, лозунги, транспаранты, воздушные шарики и прочие атрибуты демонстрантов, строились в стройную колонну. Возглавлял её старенький грузовой,,ЗИЛ», обвешанный и наряженный словно новогодняя ёлка. В кузове сидели музыканты и, держась за кабину, стоял руководитель профкома типографии. В его руке был увесистый мегафон серебристого цвета, с помощью него руководитель отдавал демонстрантам указания. В общем, руководил. Сзади ехал служебный автобус, замыкая колонну. Колона должна была проехать и пройти примерно два километра до клуба города, где её на трибуне ждали руководители самого города. Городские власти. Посредине этого пути проходило Варшавское шоссе, которое в районе города было уже Симферопольским.

Наша школа, во главе с директором и завучем, шла всем составом учителей и учащихся вслед за работниками типографии. Нам тоже выдали различные маёвочные вещи, говорящие, что мы также являемся демонстрантами и соответственно должны дойти до клуба и показаться властям. Все мы были в белых рубашках с коротким рукавом. Солнце просто не по-весеннему пекло. Уже подходя ближе к шоссе, мы увидели, что ту часть города, которая была за шоссе, просто не было видно. Снег валил сплошной стеной. Причём край его выпадения шёл точно по Симферопольскому шоссе. Половина шоссе была сухой, а на второй половине лежал сантиметров в пять снег. Это было просто невероятное зрелище. Мы, догнав грузовик, покидали туда все свои транспаранты и стали бегать то в зиму, то в лето. Учителя, поняв, что с нами просто не совладать, стояли и, улыбаясь, смотрели. Машин тогда почти не было, одна в полчаса, не чаще. Поэтому нам ничто, и никто не мешал. Директор типографии остановил свою колону, и все ждали, когда мы наиграемся. Решила всё за всех мудрая директор школы Сёмочкина Таисия Александровна. Она сказала всем учащимся разойтись по домам. Мы были всё же все раздеты, и только учителям пришлось выполнять свой патриотический долг. Родина Мать, в лице руководства города, ждала их на трибуне возле клуба.

Полёт времени

– Темно опять, вот и ещё один день пролетел незаметно, – сказала одна из молодых женщин, стоящих у подъезда.

– И не говори, дочка, вот и жизнь пролетела, – произнес в ответ седой старик, осторожно поднимаясь по ступенькам…

О себе

Надоело изголяться над буквами и словами, решил сварить кофе. На кухонном столе сидит котёнок и смотрит телевизор. Причём, включил то его он, я телевизор вообще не смотрю. Видно случайно на пульт, нажал. Пульт лежит рядом с ним. Я ему из дверей на ходу:,,Вовчик, кыш со стола». Ноль эмоций, только лениво глянул в мою сторону и дальше смотреть телевизор. Я снял тапочек и замахнулся на него. Он вместо того, чтобы испугаться, внимательно стал следить за моей рукой, куда она кинет тапочек, чтобы поиграться с ним. Я снял майку, свернул её и замахнулся. Ноль эмоций и снова, игнорирующий меня взгляд, направленный в телевизор…

Тут я понял, чтобы обо мне плохого кто не говорил, вот живой индикатор, проживший со мной больше года и знающий меня лучше всех. И этот индикатор совсем не боится меня, говорящий о том, что я за его короткую жизнь ни разу не обидел. Хотите проверить себя? Замахнитесь на своего питомца тапочком, свертком и вы сразу поймёте, кто вы есть, а не то, что вы о себе думаете. С улыбкой и уважением к Вам всем!

Беда современности

Вся беда современности в том, что раньше жили своим умом, а сейчас чужим.

Чужими фразами, чужими выражениями, чужими догмами, чужой верой, чужой историей, чужим мировоззрением, чужим родовым устроением. Порой складывается впечатление, что у многих живущих на земле вместо мозга обыденное продолжение шеи, а то и того хуже, продолжение того, что ниже позвоночника, и вот этим они и думают, при этом грациозно изображая из себя великих.

А на самом деле великим остаётся только народ. Только в народе ещё живут не чужим, а своим умом, сохраняя все традиции своих предков.

Всему своё время

Меня прикомандировали к одной из железнодорожных частей, строящих БАМ.

По приезду в часть сразу задействовали в поиске, пропавшего старшины. Он уже прослужил почти два года, и было странным, почему он подался в бега из части, если ему осталось служить не больше месяца. Мы почти две недели пробегали по близлежащей тайге, но результатов это не дало никаких.