Крысолов - Роберт Хайнлайн

— Мадам Керан, не так ли? Я — лейтенант Банес. Позвольте мне представить вам коммандера ВВС Дансика. Я буду переводить.

— В этом нет необходимости. Я знаю ваш язык. Какова цель этого трусливого нападения?

Коммандер резко отсалютовал ей и слегка согнулся в талии.

— Очень рад, мадам. Я очень рад, что вы говорите на нашем языке. Это всё значительно упрощает. С сожалением сообщаю вам, что вы являетесь моей пленницей.

— Это очевидно.

Он улыбнулся, как будто она была исключительно остроумна.

— Да, конечно, вы и ваши помощницы. Я вынужден потребовать от вас некоторого сотрудничества.

— Я не буду помогать вам!

— О, пожалуйста, мадам. Это не то, что вы не захотите делать. Вы просто продолжите выполнять свои текущие обязанности по заботе о детях, но уже в моей стране. Вы нужны, чтобы заботиться о них…

— Я отказываюсь! Я прикажу им сопротивляться. Вам не управиться с тремя тысячами детей.

Он пожал плечами.

— Как вам будет угодно, мадам. Как я и обещал, вы не обязаны делать то, чего не хотите.

В то время как шёл разговор, в жирном теле вертолета открылся большой люк, откинулся вниз, как панель разводного моста, и по нему ускоренным маршем ссыпалась дюжина мужчин. Они разделились на две шеренги и быстро распределились вокруг зданий с интервалом в пятьдесят ярдов, полностью окружив школу. Каждый нёс в руках большую треногу и какое-то оборудование, укрепленное на спине.

На своих постах они расставили треноги, сняв со спины оборудование, спешно установили его на треногах. Затем они сорвали с них чехлы. Каждый подхватил катушку провода, который был подсоединен к треноге, и побежал против часовой стрелки к ближайшей установке, на бегу разматывая провод. Закрепив конец своего провода на соседней треноге, они быстро вернулись на свои посты.

Сержант, стоящий в открытом люке вертолёта, проревел:

— Доклад!

— Один!

— Два!

— Три!

— Четыре!

— Пять!

— Шесть!

— Семь!

— Восемь!

— Девять!

— Десять!

— Одиннадцать!

— Двенадцать!

Сержант энергично дал отмашку правой рукой.

Больше ничего не произошло. Деревья и здания за линией треног слегка мерцали, как будто сквозь плёнку мыльного пузыря. Однако отделение мотоциклистов гражданской обороны, примчавшееся по бульвару, ведущему в город, минуту спустя врезалось в этот переливающийся фантом. Они сбились в одну отвратительную переплетенную груду.

Внутри вертолёта молодой техник сидел перед сложным пультом управления. Его костлявые, нервные руки были заняты гофрированными рычагами, тремя батареями пронумерованных клавиш, и многочисленными выключателями. Его глаза следили за сигналами приборной панели, размещенной за пультом управления, отмечали показания дрожащих стрелок, наблюдали блуждание маленьких светящихся «жучков» в счётчиках, отмечая вспышки сигналов готовности.

Зелёный свет вспыхнул в верхней части панели. Он опустил экран вниз, поместив его перед глазами, и щёлкнул переключателем. На экране быстро сформировалось изображение ещё одного нервного мужчины с бледным лицом. Изображение заговорило.

— Привет, Ян. У вас всё готово?

— Да. Даю сигнал о полной готовности.

— Мне это не нравится, Ян.

— Мне тоже. Конечно, я готов управлять любой машинкой, которую мне подсунут, но я предпочитаю сначала разобрать её и посмотреть, что там у нее тикает внутри.

— Точно. Как, чёрт возьми, я узнаю, что творится под этим пультом? Я только стучу по клавишам, как болван. Кроме того, откуда мы знаем, что эти дети не будут травмированы? Никто ещё не видел этого устройства в работе.

На пульт упала тень. Техник поднял глаза и увидел, что сержант подает ему знак. Он снова обратился к панели управления.

— Даю готовность! Мы начинаем музыку, — он быстро нажал три кнопки, одну за другой.

Музыка достигла четверки, стоящей на земле. Мадам Керан, взволнованной и непокоренной; ее помощницы, испуганной и жаждущей указаний; коммандера и его помощника, учтивого и бдительного. Она звенела в их ушах как песня ребёнка. Она пела им о детском мироздании, о детском рае, изумительном, свободном от забот.

Дансик улыбнулся мадам Керан.

— Ну не глупо ли воевать, когда в мире есть музыка, подобная этой?

Она улыбнулась против своей воли.

Музыка нарастала и расширялась пульсациями на самом краю слышимого диапазона. Затем прорезался тонкий пронзительный звук флейты. Он то вплетался в мелодию, то выбивался из неё, оплетал её кружевами и подчинял себе. Уходи, говорила музыка. Уходи со мной. Она пробирала насквозь, но не болезненно — казалось, она вибрировала непосредственно в самом мозгу.

Дети высыпали из подземных убежищ, как стая щенков. Они смеялись, кричали и бегали кругами. Они вырывались из-под земли и, приплясывая, двигались к вертолёту. Хихикая и толкаясь, они теснились на пандусе.

Техник бросил быстрый взгляд через плечо, и пролаял:

— Они прибыли!

Он щёлкнул выключателем, и пустая рама шести футов высотой, расположенная около пульта управления, внезапно заполнилась непрозрачной, бархатной чернотой.

Первый из детей подскочил к раме, прыгнул в неё и исчез.

Коммандер Дансик подвёл мадам Керан к вертолёту, когда последние из детей входили внутрь. Она подавила вскрик, когда увидела, что происходит с её подопечными, и в ярости повернулась к коммандеру. Но он заставил её замолчать взмахом руки.

— Прошу вас, взгляните сюда.

Проследовав взглядом за направлением его пальца, она увидела на телевизионном экране картину, подобную той, перед которой она стояла. За одним исключением: там дети выпрыгивали из рамы, наполненной чернотой.

— Где они? Что вы с ними сделали?

— Они в моей стране — в полной безопасности.

Последний человек из школьного персонала был убеждён или принужден пройти через черноту; экипаж вертолёта парами последовал за ними. И вскоре коммандер остался бы один, если бы не техник и мадам Керан. Он повернулся к ней и поклонился.

— А теперь, мадам, вы пойдёте со мной и продолжите выполнять свои обязанности со своими подопечными?

Он согнул правую руку в локте и предложил ей. Она закусила губу, затем приняла предложенную руку. Они спокойно вошли в черноту.

Техник снял наушники, что-то напоследок подрегулировал и встал перед обрамленной темнотой. Он вступил в неё с видом человека, встающего под холодный душ.

Пятнадцать секунд спустя оборудование, установленное на треногах, взорвалось, издав серию негромких хлопков. А через десять секунд после этого, вертолёт с приглушенным «бу-бум» превратился в гигантский огненный гриб, и землю слегка встряхнуло.