Ройзман. Уральский Робин Гуд - Валерий Панюшкин

Кафе в Екатеринбурге – это только одно название, что кафе. Московские кофе-туны и кофе-шопы не приживаются здесь. Никто не понимает, как это можно зайти в кафе просто на чашку кофе с мороженым. Раз уж зашел в кафе и сел за столик – надо как следует поесть. Если уж поел, надо поиграть в бильярд или вот в пинг-понг, поговорить с товарищами, выйти на улицу и посмотреть, какую один из них купил новую машину. Выходить к машинам в конце 90-х надо было еще и потому, что машины каждый день грабили, разбивали стекла и вытаскивали магнитолы. Грабили, как правило, наркоманы. Охранники ловили их, били смертным боем, но те все равно грабили. Так что лучше было стоять возле машин.

Несколько месяцев Дюша был свидетелем целой общественной кампании, которую развернули его товарищи против епископа Екатеринбургского и Верхотурского Никона. Свидетелем, но не участником. Никона обвиняли в казнокрадстве и чуть ли не в педофилии, устраивали демонстрации, писали коллективные письма. Но Дюша, который, чтобы бросить наркотики, обратился не только к спорту, но и к православию, не мог понять, как это – выступать против владыки. И потому не участвовал. А когда патриарх все же сместил Никона и отправил на покаяние, когда арестовали в Невьянске целый вагон церковной утвари, вроде бы Никоном украденной, Дюше стало жаль, что не принимал участия в этаком полезном и богоугодном деле. Товарищи праздновали победу, ощущали себя значимой общественной силой, а Дюше только и оставалось, что признавать собственную неправоту и оправдываться – дескать, невозможно же было поверить, что владыка казнокрад и развратник.

А у них горели глаза. С обсуждения церковных дел они нет-нет да и перескакивали на выдумывание новых важных общественных миссий. Может, дорогами займемся? (Дороги были ужасные.) Может, музей современного искусства откроем? (Это Ройзман говорил.) Может, музей невьянской иконы? (Это тоже Ройзман, но как-то не будоражила молодых предпринимателей идея открыть музей.) Может, с фашистами что-то? С уличной преступностью, а? Нет, с уличной преступностью – нет, это же наркоманы воруют. Магнитолы из машин, меховые береты у женщин. Утром воруют, когда потемну женщина ведет ребенка в детский садик. Срывают берет. Она же не побежит догонять, не бросит же ребенка в темноте. Но остановить как? Это же наркоманы. Я уже устал их бить. (Это Ройзман сказал.) Больные люди, что сделаешь?

И тут Дюша произнес фразу, которая позволит действовать. Перевел разговор из медицинской плоскости в деловую:

– Что? Больные люди? Это ты мне говоришь? Я одиннадцать лет кололся. Наркоман – это скотина, понимаешь? Я был скотина последняя, а не больной человек. Воровать, грабить, убивать, друзей предавать, родителей в гроб загонять, а самому кайфовать – нет такой болезни! Ты мне рассказываешь?

В тот вечер в «Монетке» они так ни о чем и не договорились. Но еще через несколько дней в ресторане «Каменный мост» был банкет в честь победы над владыкой Никоном. Собрались журналисты, потому что почти все журналисты тогда участвовали в кампании против епископа. Среди прочих на банкете были Евгений Енин с 4-го телеканала и Андрей Санников с 10-го. Была ли журналистка Аксана Панова, никто не помнит – может быть, и была. На этом банкете Ройзман поднял тост:

– Давайте еще что-нибудь победим? Давайте фашизм победим или наркоманию?

Все загалдели: нет, фашизм не надо, фашисты сами сдохнут, не тронь говно… Давай победим наркоманию. Чокнулись, выпили, повалили на улицу. И на улице встретили Игоря Варова, владельца нескольких торговых точек, приятеля Аксаны Пановой. Он сказал, что тоже хочет победить наркоманию, что у него даже есть благотворительный фонд «Город без наркотиков», что занимается его фонд антинаркотической пропагандой, брошюрки печатает для старших школьников. Обнимались, орали – ну, теперь точно победим наркоманию. Но были все пьяные, так что про желание бороться с социальным злом забыли на следующее утро.

Забыли все, кроме Ройзмана. Во-первых, потому что Ройзман по спортивной своей привычке меньше всех пил. Во-вторых, потому что поговорка «Пацан сказал, пацан сделал» имеет в Екатеринбурге значение. И ведь это Ройзман сказал, что надо победить наркоманию. Ему никто не напомнил, но сам-то как забудешь?

На следующий после банкета день Ройзман познакомил Дюшу с журналистом Евгением Ениным и журналистом Андреем Санниковым. Или, может быть, еще до банкета познакомил, а после банкета стал поторапливать. Так или иначе, Дюша загорелся идеей рассказать по телевизору о наркотиках всю правду. С журналистами он готовил телевизионные передачи. По своей инициативе – советовался с умными людьми. С одним умным человеком. С Александром Хабаровым, лидером ОПС Уралмаш (расшифровать можно по-разному: Общественно-политический союз или Организованное преступное сообщество, чем и бравировали). Хабаров обещал поддержать. Что поддержать? Как поддержать? В подробности не вдавались, но Дюша произносил журналистам страшное слово «Хабаров», и журналисты понимали, что под их телекамеры попала вдруг жизнь, которую на пресс-конференции не выносят.

Дюша тоже немного бравировал знанием этой жизни. Во всяком случае, однажды он сказал Ройзману и Санникову:

– Вы хоть в цыганском поселке-то были?

Возможно, он сказал это, когда Ройзман и Санников принялись вспоминать, как учились вместе на историческом факультете Уральского университета. Тоже мне, профессора кислых щей!

– В цыганском поселке были? Видали, как героином торгуют? Поехали покажу, чо!

А Ройзмана хлебом не корми, дай только вскочить за руль и мчаться куда-нибудь.

Историю о том, что они увидели в августе 99-го в цыганском поселке, Ройзман рассказывал тысячу раз. В книжке своей «Город без наркотиков» он пишет большими буквами «СЛУШАЙТЕ ВНИМАТЕЛЬНО. Я РАССКАЗЫВАЮ ВАМ ТО, ЧТО ВИДЕЛ СВОИМИ ГЛАЗАМИ». И дальше текст, который почти слово в слово Ройзман будет повторять всем на свете журналистам: «Стоит милицейский уазик. На капоте порезанный ананас и открытая бутылка шампанского. Пэпээсники рядом. Один выворачивает карманы у какого-то нарка, двое других повели какую-то наркоманку в гаражи. На веранде накрытый стол. За столом Коля Резаный, Махмуд и офицеры-менты. Повар-таджик жарит им шашлыки. На улице сидит толстая цыганка. Торгует прямо с лотка. Возле нее постоянно несколько наркоманов. Покупают – и отходят. Рядом расстелен большой ковер. На ковре – хрустальные вазы, норковые “формовки”, какие-то магнитофоны. Скупка краденого. У колонки “отъезжает” какая-то девка. У нее передоз. Всем пофиг. Постоянное движение, и сотни, сотни, сотни наркоманов».

Почти каждое слово здесь нужно объяснять. Ананасы с шампанским – это символ сладкой жизни. В постсоветской России никто уж не помнил, что стихи Игоря Северянина, но на эти стихи исполнялась певцом Александром Новиковым залихватская песня, и еще в каком-то фильме про белогвардейцев было – ананасы в шампанском. И с тех пор, какая бы грязь ни окружала постсоветского человека, какая бы ни нищета, сколь бы тревожным ни было будущее, он ставил на колченогий стол посреди фанерной своей дачки или рабочей своей каптерки неспелый ананас и дурное крымское игристое – и пировал, воображая себя бог знает каким графом или бароном. А менты вот – на капоте уазика. У Северянина: «Кто-то здесь зацелован, там кого-то побили, ананасы в шампанском – это пульс вечеров». Был теплый августовский вечер. Выворачивание карманов нарка и волочение девки в гаражи вполне укладывались в северянинскую парадигму.

Пэпээсники – это сотрудники патрульно-постовой службы, рядовые милиционеры. Они выворачивали карманы нарку, чтобы отнять деньги, если тот только собирался покупать героин, или чтобы отнять сам героин, если уже купил и не успел употребить. Отнимали и продавали наркоторговцам, чтобы те продали наркоманам по второму разу.

«Повели наркоманку в гаражи» – это с целью торопливого соития: многие проститутки (у Северянина – «девушки нервные») и до сих пор взятки ментам платят своим телом.

Коля Резаный, он же Владимир Бардинов – это патриарх наркоторгового клана Бардиновых-Оглы. Был бы миллионером, кабы не пагубная страсть к игре, заставлявшая спускать все на рулетке и даже воровать у своих.

Махмуд – это Махмуд Оглы, сын Коли Резаного по кличке Диджей. Наркоторговец и домовладелец, одному из домов которого стараниями Ройзмана и его ребят вот уже совсем скоро предстояло быть снесенным. А в другом доме Махмуда Оглы предстояло быть пожару (Ройзман предпочитает слова «загорелся дом», хотя нечасто бывает, чтобы кирпичные дома загорались сами по себе). Махмуду предстояло смотреть, как горит его дом, отнимать микрофон у кого-то из журналистов, приехавших на пожар, танцевать в отчаянии и кричать в микрофон, что вот он, Махмуд, соберет, дескать, пятьсот цыган и расстреляет Ройзмана. За этот танец ему и предстояло получить кличку Диджей. Но пока он ел шашлык с милицейскими офицерами.