Политическая биография Сталина. Том 2 - Николай Капченко

Возможно, я забегаю несколько вперед и нарушаю заранее обозначенные хронологические рамки, но обойти данный вопрос не могу. При написании политической биографии у меня часто возникала мысль-вопрос: а представлял ли сам Сталин, как после его смерти пойдет ход событий в нашей стране? Сохранит ли свою жизненную силу система, созданная им? Переживет ли она своего создателя, и если да, то насколько долго? Искать ответы на эти вопросы, по меньшей мере, бессмысленно, поскольку сам творец этой системы не оставил какого-либо четко выраженного взгляда по данной проблематике. Некоторые его высказывания на этот счет, довольно широко цитируемые в наше время, вызывают определенный скептицизм. По крайней мере, четких и вполне конкретных отсылок на первоисточник они не имеют. Речь идет прежде всего о мыслях Сталина, изложенных в неопубликованных воспоминаниях известной советской дипломатки А.М. Коллонтай. Согласно этим воспоминаниям, Сталин в ноябре 1939 года принял ее в своем кабинете в Кремле и высказал свои мысли и соображения по широкому кругу вопросов. Причем особенность его оценок носила характер чуть ли не исторических пророчеств и даже чем-то напоминало своего рода исповедь.

Вот квинтэссенция его рассуждений.

«Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток. И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний.

Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться. Сила СССР — в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено прежде всего на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.

С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут национальные группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.

В целом в будущем развитие пойдет более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идет к тому, что особенно взбудоражится Восток. Возникнут острые противоречия с Западом.

И все же, как бы ни развивались события, но пройдет время, и взоры новых поколений будут обращены к делам и победам нашего социалистического Отечества. Год за годом будут приходить новые поколения. Они вновь подымут знамя своих отцов и дедов и отдадут нам должное сполна. Свое будущее они будут строить на нашем прошлом»[5].

В многочисленных вариациях данного высказывания Сталина фигурируют также его слова о том, что после смерти на его могилу будут навалены кучи мусора, но ветер истории их развеет.

Определенные сомнения вызывает то, что данный визит А.М. Коллонтай в кабинет Сталина в Кремле не нашел документального подтверждения в журнале записей посетителей его кабинета. А надо сказать, что он велся более чем скрупулезно. Последний визит Коллонтай к Сталину зафиксирован в 1934 году[6]. Это первое соображение, так сказать, фактологического порядка. Что касается содержания высказываний Сталина, то они поражают каким-то фатализмом (смешанным с оптимизмом), дающим основание предположить, что Сталин полагал возможным крушение социализма и собственное развенчание. Как-то все это с большой трудом вяжется с политическими воззрениями Сталина, да и с его характером. Для беседы на такую исповедальную тему он почему-то избрал Коллонтай, которая по своему политическому прошлому была явно не близка вождю. Да и вообще в числе посетителей кабинета Сталина в Кремле особы женского пола — явление почти уникальное.

Выражая свой осторожный скептицизм, не хочу быть понятым так, будто вообще отрицаю возможность подобного рода высказывания со стороны вождя. Однако, повторяю, речь идет о том, что четких, не допускающих и тени сомнений, высказываний самого Сталина на этот счет не обнаружено. Возможно, за исключением одного, приведенного в знаменитом докладе Н. Хрущева о культе личности на XX съезде КПСС. И хотя свидетельства Н. Хрущева как совершенно надежный исторический источник воспринимать нельзя (неспроста одна американская газета снабдила рецензию на мемуары Хрущева, опубликованные под названием «Хрущев вспоминает», таким иронически-издевательским заголовком — «Хрущев вспоминает, забывая»), тем не менее в данном конкретном случае они едва ли должны ставиться под вопрос.

Итак, Сталин в конце своей жизни говорил своим соратникам буквально следующее: «Вы слепцы, котята, что же будет без меня, погибнет страна, потому что вы не можете распознать врагов»[7].

В данной главе я не буду конкретно анализировать это высказывание и давать ему историческую оценку. Об этом пойдет речь в последующем. Здесь же мне кажется вполне уместно провести своеобразную аналогию с одним из персонажей исторических описаний, принадлежащих перу Н. Макиавелли. О некоем Каструччо — правителе одной из средневековых областей Италии — знаменитый итальянский мыслитель писал: «Когда он был близок к смерти, кто-то спросил, как он хочет быть погребенным. «Лицом вниз, — сказал Каструччо, — ибо я знаю, что, когда я умру, все в этом государстве пойдет вверх дном»»[8]. Мне почему-то думается, что Сталин имел достаточно веские основания сказать нечто аналогичное тому, что в свое время сказал упомянутый итальянский правитель. Впрочем, смысл слов Сталина в передаче Н. Хрущева не многим отличается от того, что говаривал итальянский правитель эпохи средневековья.

Я лишь вскользь коснулся всего нескольких аспектов концептуального характера, которыми руководствовался в своей работе при написании политической биографии Сталина. И даже эти аспекты дают определенное представление о сложных и внутренне противоречивых моментах, с которыми сопряжена любая попытка дать более или менее полное освещение многосторонней государственной и политической деятельности Сталина на протяжении полутора десятков лет — начиная с кончины Ленина и вплоть до начала 1939 года, когда четко обозначился радикальный перелом как в международной обстановке, так и во внутренней политике СССР. Период с 1924 по 1939 год — это целая историческая эпоха, как бы спрессованная в полтора десятилетия. Для истории 15 лет — не столь уж большой отрезок времени. Но история, помимо чисто календарного, временного измерения, имеет еще более значимое измерение, а именно — измерение, определяемое масштабностью и исторической значительностью произошедших за данный отрезок времени событий. Вот почему некоторые, казалось бы и не столь протяженные во времени периоды, бывают несопоставимо более важными, чем многие другие исторические отрезки времени.

Чтобы понять личность, надо понять эпоху, в которой этой личности пришлось жить и действовать. Без учета этого принципиального постулата любое историческое исследование как бы априори обречено на ущербность, а в конечном счете и на неудачу. Но это — лишь одна сторона вопроса. Другая ее сторона состоит в том, что и историческая эпоха в своем преломлении через личность становится более понятной, более доступной для объективной оценки. Здесь как раз и коренится глубокая внутренняя диалектика взаимосвязи и взаимозависимости эпохи и исторической личности. К сожалению, диалектика ныне не в почете, поскольку ее совершенно необоснованно увязывают преимущественно с марксизмом-ленинизмом или же со сталинской ее интерпретацией, изложенной им в ряде его работ.

Я не боюсь упрека в ретроградстве, а тем более — в наличии определенной мировоззренческой позиции. Без такой позиции бессмысленно браться за любое исследование, связанное с политической проблематикой. Да, собственно говоря, обойтись без определенной мировоззренческой позиции при рассмотрении и оценке любого исторического события или факта не удавалось еще никому. Поскольку отсутствие (хотя бы чисто декларативное!) такой позиции само по себе уже является вполне определенной позицией. Здесь, как говорится, и заключается сермяжная правда, от которой никуда не уйти и не уехать.

Любое крупное историческое явление (а таким, вне всякого сомнения, представляется рассматриваемая эпоха в истории Советского Союза, в которой доминирующей фигурой был Сталин и которая в силу объективных фактов получила название сталинской эпохи) вызывает множество толкований и различных оценок. Разночтение исторических оценок, разумеется, не случайно, а вполне закономерно. Здесь играют свою роль как исходные политико-идеологические позиции различных авторов, так и факторы объективного свойства: чем сложнее и противоречивее по своей природе общественное событие, тем больше споров разгорается вокруг них, тем больше скрещивается мечей (здесь уместнее было бы употребить — перьев) спорящих сторон. Предосудительного здесь я ничего не вижу.