Американский опыт - Василий Яновский

— Спасибо, что хоть это место они мне оставили светлым!

— У какого врача ты был?

— У моего старого, Поркина.

— Я не думаю… Надо к большому специалисту по общей медицине или еще: по железкам внутренней секреции! Как это пришло неожиданно, так может и исчезнуть! — испугавшись лжи: она была почти болезненно правдива… добавила: — Знаешь, это замечалось уже давно. Дело не в одной коже. Я раньше уже наблюдала какую-то перемену в тебе!

Но как Боб ни старался, Сабина ничего больше объяснить не могла или не хотела.

— Надо обязательно посоветоваться с адвокатом! — вспомнил Боб Кастэр. — В административном отношении можно ожидать всяких гадостей. Меня сегодня завлекли в полицию: я уверен, что вчера этого бы не понадобилось!

— Адвокаты?..

— Дело не только в цвете, — продолжал он. — Чорт с ним. В конце концов, черные тоже люди…

— Да, но я не могу любить другого. Я любила тебя! — прервала она испуганно.

— Вот, вот. Я еще не другой. Но меня заставляют стать другим. Я не хочу платить по чужому счету. Я отвечаю за мою личность: я обязан быть самим собою. Ты понимаешь? А меня толкают отказаться от себя. Меня принимают за другого. Вся жизнь нажимает в этом направлении. И скоро мне даже понравится состояние побежденного. Это самое поганое: ибо соблазнительно легко! Но тогда конец!

— Да, тогда конец, — согласилась она, думая о чем-то своем.

— Кстати, Миссис Линзбург. Я больше не хочу ее видеть. Да и она не пожелает держать меня в доме.

— Это верно, — согласилась Сабина.

— Ты поедешь туда, соберешь вещи. Я сниму комнату и позвоню. Сочини историю: заболел, умер, зачислен в подводный флот.

— Погоди, раньше всего следует позвонить врачу. Это я считаю все-таки главным.

Она долго рылась в телефонной книге. Звонила подруге и еще знакомой этой подруги. Узнала адрес врача. На вызов никто не откликнулся: воскресенье!

— Позвоним завтра, — с досадой решила Сабина. Пока она хлопотала, луч надежды, деловитой энергии разгорался в их сердцах; все становилось проще; впереди была простая цель: найти номер, условиться о свидании, соврать Миссис Линзбург. — Мы туда пойдем вместе, Боб.

Смеркалось. Зимний день равнодушно догорал. Воскресенье. Оно сулило радость и отдых горожанам. Подростки побывали в кинематографе; молодые пары встретились, танцевали, целовались в укромных углах. Глава семьи ласкал взором беременную жену, купал, менял пеленки бэбэ, вытирал послеобеденную посуду. Некоторые захворали, перепились; каретки скорой помощи свезли кровоточащих в госпиталь. Боб Кастэр, сегодня с тобой, с тобою приключилась беда; а впереди, — еще смерть. Не просто настигнет, где-нибудь встретит: она уже в тебе, — теплится, дремлет, зреет! И болезнь, последняя, решительная, — уже здесь. Ничто не спасет. Земля будет жить и люди на ней, а тебя нет! Единственный, неповторимый, брезгливый, уродливый, отважный, — ты исчезнешь. Можешь этому поверить? Нет.

Он лежал. Рядом Сабина. Она его сегодня почти не целовала. Случайно… Ему не сладенького нужно. Только бы знать что любит! Не существует: «очень люблю» и «немного люблю», как нет горячего кипятка и теплого кипятка. Она никогда не могла сказать ему, без запинки, люблю! А поступала как влюбленная. Что нужнее, действительнее? Есть ли ответ, — один, безоговорочный?..

Опять: нечто похожее на кулак или кусок яблока, — у него в пищеводе. Спазма. Выпить бы чаю. За скатертью. И радио-программа. Обыкновенная судьба. Выдержит ли он? Вчера еще мог жениться на Сабине. Тихая, семейная жизнь. Платить налоги, посещать регулярно контору и церковь, по вечерам мыть посуду и пеленки.

«Если-б она радикально изменилась, стала черной, что-тогда! — Боб содрогнулся: — Нельзя, не надо. Пусть останется прежней. Не меняйся Сабина. Я люблю тебя. Именно тебя».

Но только что, — все прошло на редкость удачно. Значит… Что это значит? Любит? Любила всегда? По-прежнему любит. По-новому: зажав ноздри, кинулась вверх тормашками, принесла себя в жертву, жалостливо и сладострастно…

5. Сабина (продолжение)

Она лежала, смежив веки: огромные ресницы, густые, слегка вздернутые, пали вниз. Судорожно прижималась к нему, ерзая и подрагивая. Так она всегда поступала, если чувствовала себя виноватой, — когда ей мнилось: не любит, не достаточно любит Боба!

«Не глядит. Ей тяжело смотреть на меня». И Боб вспомнил… У Сабины, когда-то, давно, был роман с испанцем. «Я глядела на него как на Бога. Ничего не видела: только снопы света плыли в глаза или из глаз. Однажды он спросил меня: — ну теперь ты уже не будешь больше смотреть такими глазами»…

— А ты что ответила? — жадно осведомился Боб.

— Не помню. Вероятно ничего не ответила: только поглядела на него.

И Боб Кастэр, пересиливая боль, засмеялся от умиления: такое существует, пусть не ему, а другим, оно выпадает на долю (очевидно незаслуженно). Заслужить любовь: идиотское сочетание слов! Заслужить благодать.

Они познакомились в Музее of Modern Art, на 53 улице. Не Боб, а испанец с Сабиной. Вообще, все происходившее между Кастэром и ею казалось плоским, серым, а «то» вырастало до размеров легенды! Они постоянно ощущали разрушительные взрывы прошлого. Так планетное возмущение Урана вызывается присутствием другого небесного тела, — Нептуна.

«Я ужасно страдала, — повествовала Сабина: — Я жаждала его видеть ежедневно, по 24 часа, а он считал должным встречаться только по субботам». И Бобу казалось: теперь он играет роль Сабины, а она, — испанца. Придравшись к пустяку, он поссорился: три дня прождал ее звонка. Сабина пришла к нему с цветами. Но Кастэр помнил, к испанцу она тоже ходила с букетиком фиалок.

Она принесла Бобу сирень и целовала его и всхлипывала от радости и горечи любви. И все-таки он сказал, защищаясь усмешкой: «Я бы предпочел быть инвалидом и чтобы ты явилась с букетиком фиалок». Сабина безрассудно ответила: «кажется я к тебе никогда не приходила целиком. Не знаю в чем тут дело. Он в сравнении с тобой насекомое».

И в то же время, Сабина, делала все для спасения их связи: кроме неосторожных признаний, черезчур резких исповедей, ни в чем ее нельзя было упрекнуть. Без колебаний разошлась с мужем… и многое другое. Мгновениями, это вполне удовлетворяло Кастэра и рождало чувство стойкого счастья. Не в прошлом, отвлеченно, а тут, реально, сейчас! Так, держа ее палец зажатым в своем кулаке, он однажды, спросонок, поворачиваясь на другой бок, сказал: — Знаешь, вот это очевидно называется счастьем!

Слепая, внешняя сила вмешивается, разбрасывает карты, фигуры на доске, меняет топографию местности, и в поднявшемся вихре, все что он с таким упоением выхаживал, отделывал, раздувал, лепил, — может рухнуть, погребая под собой жалкие останки неудачных любовников. Внешняя сила. Но внешняя ли, случайная? Он вспомнил, за последние недели Сабина дважды жаловалась: «Твои глаза совершенно изменились, не то выражение, и рот стал другим, ты чавкаешь, когда ешь!»

«Во всяком случае, я так легко не дамся! — рванулся он яростно, не привыкший покоряться чужой воле. — Я прошел тысячи миль под огнем, в бурю, в зной и в арктическую стужу, по этому пути. Я думал реализовать на этой земле то, что пожалуй никому до нас не удавалось: счастливую, совершенную, не разбавленную привычкой, необходимостью, рассудком чистую и страстную любовь. И на последнем круге, — победа вот, вот, за поворотом, — почти у самой межи, когда сам дьявол, казалось, безсилен помешать, — бац, все опрокинуто! Самый смысл темы ускользает. Разве она может меня любить, если я не я… А если полюбит, то, значит, полюбит не меня, не совсем меня. На подобие нового Иова я лежу и почесываю язвы, все мое богатство превращено в пепел. Даже неизвестно: существую ли я по-прежнему. Чем крепче Сабина прижимается, тем страшнее ей и тем преступнее она себя чувствует и потому еще ближе приникает. Моя чистая, моя синяя, покорная и непобедимая», — в разных вариантах думал Боб Кастэр.

Сабина ощущала (кожей), его взгляд, испытующим, изучающий, взвешивающий, — и это ее раздражало. Словно принуждают к чему-то, лишают свободы. Пугаясь своего злого чувства, начинала себя ненавидеть, потом его: становилось трудно дышать.

Когда напряжение достигло неприличных размеров, Боб заговорил снова о докторе и о малых делах. Она с ним пойдет к специалисту. Боб снимет комнату в отеле; она привезет самые необходимые вещи; а через несколько дней все выяснится.

— Ты можешь у меня заночевать, — предложила Сабина: — Это самое простое. Одну ночь никто не заметит.

Он деликатно отказывался, но не смог придумать разумного предлога: в конце концов они ведь связаны всеми мыслимыми телесными и душевными узами. И теперь ему уйти в отель! Как-только он согласился, Сабина снова затихла, внутренне отодвинулась. «Если бы я ушел, она бы думала обо мне, мучалась, болела, может даже любила. А так она меня либо не замечает, либо не переносит: хочет остаться одна», — а комок в пищеводе все твердел. Боб глотал слюну: пока глотаешь легче, — спазма расходится. Но через мгновение щипцы снова сжимались. Хорошо бы отрыгнуть. Выпить соду. Еще лучше, — виски. «Нет, я им не дамся, не запью».