Кабаре - Лили Прайор

Сыщик весьма охотно натянул на себя штаны, но в ту же секунду стало понятно, что фигуры у них с Альберто совершенно разные. Впрочем, это и не удивительно, ведь должности у них тоже разные. В форменном пиджаке, который каким-то чудом почти не пострадал, и в этих штанах Сыщик выглядел весьма забавно.

Поддергивая штаны, как клоун, он аккуратно прошел по минному полю, в которое превратился мой пол. У входной двери остановился и бесстыдно поцеловал меня.

— Дорогая, я вернусь как можно скорее, — страстно прошептал он, слегка коснувшись моей щеки. От него сильно и непристойно пахло мужскими гормонами. — Жди меня. Я тебя не разочарую.

Вскоре через дырку в полу я увидела, как кроткого синьора Тонтини в наручниках уводят прочь. Пожалуй, он был доволен, что его наконец-то восприняли всерьез. Когда они ушли, я передвинула кровать, поставив ее точно над дыркой. К сожалению, топор перерубил и одну ее ножку, но равновесие удалось восстановить с помощью стопки книг.

Чемодан с куклой Малько в ходе потасовки получил глубокую вмятину, и теперь я услышала, как Малько бормочет.

— Шлюха. Проститутка. Шлюха. Проститутка.

Я пнула чемодан, чтобы поганец затих, и сильно ушибла босую ногу. Ничего, подумала я, скоро сдам его в магазин старьевщика на Ларго Фебо. Но я не успела это сделать — Малько исчез.

То, что осталось от одежды сыщика Бальбини, я собрала. Все лоскутки по-прежнему хранили его волнующий аромат. Не зная, что с ними делать, я заперла их в ванной. Потом выпила стаканчик холодной воды и легла на кровать, но отдохнуть не смогла. Я превратилась в воздушный шар, готовый вот-вот взорваться. Внутри меня все трепетало, было влажно, и тело зудело, не получив разрядки. Видно, мне на роду написано всю жизнь страдать от острого сексуального разочарования. Вот если бы я вышла замуж за настоящего мужчину, например, за Сыщика, жизнь сложилась бы по-другому. Но вышла я за Альберто, и только сама во всем виновата.

ТОГДА

Глава 1

Могу вам точно сказать, когда именно все пошло наперекосяк. Случилось это 5 июня 1965 года, в день, хуже которого не было и не будет.

До сих пор помню каждую мелочь. Это был мой шестнадцатый день рождения, и за ночь у меня все лицо обсыпало красными пятнами. Прыщи не проходили до четверга, 17 сентября 1970 года, и я успела настолько к ним привыкнуть, что без них еле себя узнала.

В качестве праздничного лакомства на завтрак были маленькие пирожные из «Pasticceria Sottosanti», а потом я смотрела подарки. Мама давно обещала подарить мне на Рождество попугая. Я мечтала о нем с семи лет, и на день рождения получила книгу «Уход за тропическими птицами». Еще мама подарила мне желтый купальник, маленькую брошку в форме бабочки, дневник для записи интересных событий моей жизни и розовый лак для ногтей. Предусмотрительная, но бестактная Фьямма преподнесла мазь от прыщей, которой я намазалась, но толку от нее не было.

От тетушки Нинфы и дяди Бирилло был получен отвратительный вязаный жакет и такие же носки, а от Марии Ассунты, соседки снизу, коробка конфет с ароматом фиалки.

Мы собирались провести этот день на побережье, и я стала складывать лакомства для пикника. Все, что особенно любила: горячий хлеб, жареный цыпленок, целая головка сыра моцарелла, медовые соты, земляника, бутылка пахнущего аптекой вишневого вина и огромная плитка шоколада, от которой я немножко откусила, пока собиралась (на самом деле, я слопала полплитки, но ведь это, в конце-то концов, мой день рождения).

Я как раз закончила укладывать корзинку, когда на улице послышался резкий сигнал клаксона, похожий на рев пароходного гудка. Это Фьямма ехала на новой машине дяди Бирилло. Автомобиль был американский, «олдсмобиль катлас» с откидным верхом, большой и красный. Дядя выиграл его в лотерею, и фотография улыбающегося Бирилло украсила первые полосы газет. В порыве безрассудства он разрешил Фьямме пользоваться машиной, если та сдаст на права, и теперь, после получения прав, ему оставалось лишь с замиранием сердца наблюдать за тем, как Фьямма выруливает из гаража и мчится по улице.

Наконец мама была готова. Выглядела она очаровательно. Было в ней что-то, чего я, увы, не унаследовала. Видимо, я уже родилась старомодной. Вот мама — другое дело. Никогда не видела ее без накладных ресниц, она всегда была с прической и маникюром, даже когда мыла посуду. Кроме, конечно, того времени, которое она провела в больнице, когда лежала и умирала, переломанная и искалеченная. В то утро на ней было зеленое платье в белый горох и черная шляпка-таблетка с прикрывавшей глаза вуалью. Длинные перчатки, туфли на высоком каблуке и ароматный шлейф «Донны Мистериозы» довершали картину.

Мы спустились по ступенькам и обнаружили возле машины целую толпу зевак. Мальчишки, сосавшие леденцы, липкими пальцами выводили на капоте какие-то узоры. Уличный торговец пытался заинтересовать Фьямму содержимым своего лотка: накладными носами, средством против облысения, цветными мелками и лакричными палочками. Прохожие заглядывали в салон, гладили красную кожаную обивку и крутили ручки на приборной доске.

Стоило маме появиться, как двое молодых людей бросились к ней за автографами, ведь она была местной знаменитостью. Синьор Франджиоза, живший напротив и много лет сходивший по ней с ума, спросил разрешения ее сфотографировать. Мама села на капот и позволила сделать несколько снимков, один из которых потом напечатали на первой полосе «Il Messaggero», рядом со статьей, в которой описывались все ужасные подробности. Кто бы мог подумать, что фотографии, запечатлевшей маму в тот радостный и торжественный день, уготована такая судьба?

Итак, мы поставили корзинку с едой в багажник размером с нашу квартиру. Я забралась на заднее сиденье, а мама села рядом с Фьяммой, и та с силой вдавила педаль газа. Мощный двигатель издал победный рык, и «катлас» рванулся вперед, оставив толпу задыхаться в облаке синеватого дыма.

— Фьямма, ты уверена, что можешь вести такую большую машину? — поинтересовалась мама, когда ее отшвырнуло на спинку сиденья.

— Конечно, — презрительно фыркнула Фьямма, но некоторое время явно приноравливалась к автомобилю, потому что «катлас» дергался и взбрыкивал, когда она отплясывала на педалях и экспериментировала с новыми для нее приборами.

Несмотря ни на что, мы очень быстро выехали из города и устремились вниз, к побережью. Солнце ласково светило нам в лица, легкий ветерок ерошил волосы. Мама запела «Io So Perche», я подхватила. Какой же красивый у нее голос! Она все еще пела, когда случилась авария, и песня перешла в крик, который я до сих пор иногда слышу по ночам.

Белая дорога мерцала в лучах солнца Фьямма ехала все быстрее и быстрее. Дома, деревья, встречные машины, пешеходы, собаки и цыплята пролетали мимо нас, сливаясь в сплошное пятно. Сзади поднималась туча пыли. Ветер свистел в ушах. Мама придерживала свою шляпку.

У подножья холма, чуть впереди, на дорогу выбежал какой-то старичок. Увидев, что на него со страшной скоростью несется могучий «катлас», он прирос к месту и заорал.

Огромный шар, который Фьямма выдула из жвачки, лопнул, прилип к ее лицу и залепил глаза. Ее нога вслепую нащупывала тормоз, но не могла его обнаружить. Мама кричала. Я кричала. Фьямма кричала. В последние мгновения своей жизни старичок тоже кричал. На обочине кричала его престарелая дочка — ей поручили следить за отцом, и она отвернулась лишь на секунду.

Время замерло. Были только жуткая скорость и крик. Больше ничего.

Наконец Фьямма нащупала тормоз, но было поздно. Она совершила геройский поступок. Собрав остатки сил и мужества, она вдавила педаль. Вслед за ногой все ее тело съехало туда, где располагались педали. Но ей удалось остановить машину на волосок от старого дурака.

И вот, когда машина резко затормозила, мама отправилась в полет. Я видела ее тело высоко над дорогой. Шляпку, сорванную порывом ветра, унесло к морю, и больше я ее не видела. Юбка зеленого платья надулась, как парашют, но не могла спасти мамочку. Из прически повыскакивали шпильки, и волосы пышным облаком летели следом. Я услышала тихие шлепки — это шпильки попадали на дорогу. А мама все кричала. Кричала, кричала, кричала… Я видела ее словно в замедленной съемке. Смутно сознавала, что тоже пострадала, но я была пристегнута ремнем безопасности.

Мама долетела до высшей точки и стала неминуемо приближаться к земле. Теперь она кричала совсем на другой ноте. Видимо, сила земного притяжения добавила ей полутонов. Глаза ее по-прежнему были широко раскрыты. Безусловно, они видели приближавшуюся землю. Увлекая за собой сушившееся на веревке белье, мама налетела на огромную пальму и со всей силы врезалась в нее, оставив в волосатом стволе великолепно-белые передние зубы.

Старик перестал кричать. В результате аварии он не пострадал, но тут же лег на дорогу перед машиной и зачем-то умер. Его дочь рухнула, как подкошенная, изо рта пошла пена. Двигатель машины тоже умер. Потом раздался несильный, но весьма меткий взрыв, и языки пламени начали лизать красную краску.