Тсантса - Морис Сандоз

Место, где шея была отрезана, закрывалось украшением из птичьих опереньев, которое не смягчало, а скорее подчеркивало жестокий аспект трофея.

Длинные волосы опускались до основания и при малейшем сквозняке мягко колыхались, и эта маленькая жуткая фигура как бы оживала. Без сомнения голова свободно держалась на стеклянном стержне, и поэтому при малейшем движении воздуха в комнате голова покачивалась из стороны в сторону. Я мог вас уверить, что какая-то покорность движений этой головы производила большое впечатление. Алис Хойет завороженно смотрела на эту голову и, сама не осознавая, качала головой в такт движениям тсантсы. Мне явно почудилось, что она задает мумии многочисленные вопросы и получает удовлетворительные ответы.

— Так, — вдруг сказала она. — Эта первая вещь в моей жизни, которую я действительно бы хотела иметь… Но только…

Я не мог не заметить, что моя милая подруга на этот раз не прибегла к своей обычной манере и не завуалировала свою просьбу. Нет, она говорила абсолютно прямо. Я также отметил, что с ее стороны было не очень красиво дать мне понять, как мало она ценит мои многочисленные маленькие подарки по сравнению с этим новым сокровищем. Но больше всего меня шокировало то, что молодая, красивая и очаровательная девушка хотела иметь такую крайне отвратительную вещь. Я не скрывал своих чувств.

— Мне не нужна эта тсантса, — сказала она, посмотрев на меня своими голубыми глазами цвета барвинок. Таких глаз я больше никогда не видел. — Нет, мне не нужна эта тсантса, я хочу другую, а какую, я скажу тебе в другой раз, когда ты будешь более дружелюбным.

Мы молча вышли из магазина — молчание было неприятным, в нем чувствовалась угроза.

С этого дня Алис абсолютно изменилась, по крайней мере по отношению ко мне.

Она, как всегда, была дружелюбной — нет, вернее соблазнительной, никогда раньше она не была для меня такой притягательной, и я никогда не желал ее так сильно, как тогда. Но она полностью лишила меня своих милостей, как больших, так и маленьких, хотя я должен признать, что и раньше она одаривала меня очень скупо.

Правда, мы часто виделись и обедали вместе, но все наши свидания стали — как бы это точнее сказать — ужасно платоническими, настолько платоническими, что я был в отчаянии. Ведь легче просто переносить отсутствие ласки, нежели лишиться их тогда, когда ты уже привык к ним.

— Итак, вот чем вызвана болезнь, — подумал я, — «подавление либидо» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Как бы понравилась эта история Фрейду!

— Больше в наших отношениях не было флирта, не было больше поцелуев. И все же Алис часто пристально смотрела на меня своими чистыми глазами, а ее улыбка как будто спрашивала: «Когда ты захочешь меня?»

Я решил объясниться с ней.

— Ты болен, мой друг, — ответила она, — это ты изменился, а не я. Я все та же.

Но даже говоря это, она положила руку мне на грудь и мягко, но твердо отстранила меня от себя. Но этот жест сказал мне больше ее слов. Я по неопытности открыл свое сердце матери Алис.

— Должно быть, я чем-то не угодил Алис, но не знаю чем. Она явно не избегает меня, но между нами как будто появилась стеклянная стена.

Миссис Хойет взглянула на меня, в ее глазах не было удивления, хотя в них был оттенок грусти.

— Может быть, это и лучше для вас, — наконец сказала она, — Алис капризна.

Она ушла.

И вдруг мне показалось мое поведение чудовищным. Ведь я никогда — нет, никогда не обсуждал планов на будущее со своей красивой подругой.

Я вел себя непростительно, как эгоист, думая, что так может продолжаться вечно. Я бессознательно решил, что она любит меня так же сильно, как и я ее, и мне не приходило в голову, что наши легкие свободные отношения могут измениться, могут возникнуть проблемы, которые надо будет решать.

При первой же встрече я сказал Алис, что понял, как неправильно я себя вел, извинился и попросил ее стать моей женой.

— Ты болен, — во второй раз сказала она. — Разве это не счастье быть свободным, не связанным со мной или другой женщиной? Что касается меня, то я не собираюсь связывать себя ни с кем. Что может быть лучше свободы!

Итак, я ошибся. Алис не волновал характер наших отношений, несмотря на то, что они компрометировали ее.

Напрасно или нет, но я передал этот разговор миссис Хойет. Несомненно, мне хотелось оправдать себя немного в ее глазах, чтобы не выглядеть бессовестным соблазнителем.

— Я была бы счастлива видеть вас своим зятем, — ответила она спокойно, — хотя… вам лучше пренебречь моим мнением.

Затем, отбросив этот мягкий тон, она добавила:

— Вы зря теряете время. Моя дочь не любит мужчин. Нет, — сказала она, подняв руку, как бы отмахиваясь от жутких подозрений, — нет, я не это имею в виду. Моя дочь никого не любит. Она любит вещи.

Миссис Хойет снова сделала ударение на слове «вещи». Она сказала это таким выразительным тоном, с каким обычно произносят слова: честь, свобода, долг.

Итак, истина заключалась в том, что она никого не любила, она любила только вещи. Это означало, что ее собственная мать понимала, что ничего не значит для дочери. А уж я-то тем более, или, по крайней мере, начинал что-то значить только тогда, когда этой единственной в своем роде девушкой овладевало желание приобрести какую-то вещь, будь то кроваво-красный рубин или розовый турмалин, вкрапленный в кристалл.

Я плохо спал этой ночью. Мне казалось, что я вообще не спал. Всю жизнь я мечтал найти женщину-лидера, которая любила бы меня за то, что я подчинялся ей. А вышло так, что эта женщина только пользовалась мной. Как это унизительно!

Я был уверен, что любим женщиной, а на самом деле получалось, что я любил сирену. А она пользовалась мной для приобретения понравившихся ей вещей.

Джоуз замолчал. Он достал платок и вытер лоб. Воспоминания о прошлом разволновали его, отнимали силы. Мне хотелось помочь ему.

— Вы утомлены, — сказал я ему, — и это моя вина. Может быть, лучше прийти завтра? Мы начнем с того места, на котором остановились сегодня.

— Невозможно, — ответил он, — сколько раз я мысленно переживал все эти события, которые привели меня сюда. Если вы уйдете, я все равно буду продолжать рассказывать, но уже один в этой тюремной камере, как я уже делал это тысячу раз и больше. И если вы придете завтра, я начну с самого начала, чтобы сохранить точную последовательность событий. Нет, пожалуйста, я прошу вас дослушать до конца.

Его волнение испугало меня, но настойчивость просьбы убедила меня в том, что, если я останусь, я нанесу ему меньше вреда.

— Я внимательно слушаю вас, — ответил я.