Жены Натана - Мирон Изаксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Мы всегда имеем в кармане что-то, что его успокоит».
Натан присоединяется к нам. Показывает древнюю персидскую игру, которую купил у богатого иранского эмигранта. Объясняет принципы игры. Рахель быстро их осваивает. Я путаюсь. Связь между фишками и цветными клетками кажется мне странной. Натан предлагает Рахели и Рине сыграть между собой и уверяет, что после двух ходов сможет определить, кто из них победит. Рина предпочитает поговорить, а не играть. Натан не отступает. Он берет что-то пожевать и начинает играть сам с собой. Первый раз в этот вечер Рахель мне улыбается, шепчет какие-то успокаивающие слова, хочет знать, должен ли, по моему мнению, тигр присоединиться к нам. Натан смотрит на меня и указывает на то, что моя рубашка не совсем чиста. Рахель смущенно молчит.
Где-то к полуночи вводят в салон тигра. На нем цветная одёжка и он – без поводка. Впервые в жизни я встречаюсь взглядом с тигром. В горле его негромко перекатывается ворчание. Он гуляет по салону, и меня не оставляет чувство, что должно что-то произойти. Натан упрямится, предлагая Рахели сыграть с ним в новую игру.
Только в этот момент я замечаю, что платье Рины длиннее обычного. Быть может, она боится царапин, которые может нанести тигр. Она приносит Натану ужин, садится ему на колени, следит за движением его пальцев, говорит, что следует организовать большой прием в честь тигра. Многие захотят прийти и посмотреть на зверя. Я чувствую большое напряжение. Ко многим вещам я заставил себя привыкнуть, но не думаю, что смогу участвовать в этом новом деле Натана.
Рина спрашивает, голодны ли мы, хотим ли пить. Рахель просит принести еще фрукты. Меня ужасно подмывает спросить, только ли тигр у них в доме, или Дана тоже здесь. Рахель догадывается о моем желании и шепотом просит меня воздержаться. Мысль о Дане не дает мне покоя. Я просто жажду ее увидеть. Натан начинает дремать в своем кресле. Рина беседует с нами, сидя на коленях мужа. Тигр, как мне кажется, ищет дверь. Рина тянет к себе длинный электрический шнур, нажимает на кнопку в конце его, одна из дверей открывается и в тот же миг закрывается другая дверь в соседней комнате. Ясно, что передвижения тигра ограничены с большим педантизмом. Он обегает салон несколько раз и выходит. Я не могу определить, насколько он больше обычного кота, но, несомненно, это другое животное. Мы с Рахелью благодарим Рину за прием и ужин, шепотом прощаемся с дремлющим Натаном и покидаем его дом.
В течение следующих недель Натан расширяет свои странствия за рубежом. Узи намекает о каких-то редких аукционах в Англии и Франции, хотя точно не знает, о чем идет речь. По указанию Натана изменяют гербовый знак фирмы, введя в его центр фигуру тигра, сидящего на кресле у книжного шкафа. Я слышу, что Натан пытается убедить крупные компании создать с ним общие предприятия, основанные на тигре. Я полагаю, что история с тигром не продлится очень долго. В конце концов, Натан обменяет его на какую-нибудь редкую коллекцию. Но я также не удивлюсь, если он просто его продаст – после того, как почувствует, что может им властвовать без страха.
Рахель считает, что я должен отдалиться от Натана: «Несмотря на то, что он знает тебя с детства и ты работаешь у него, на этот раз он перешел все границы по отношению к тебе». Рину она тоже критикует: «Ты должен понять, Меир: в дом, куда вводится тигр, неизвестно, что еще может войти. Да и разные люди отреагируют неадекватно и неожиданно. Думаю, Натан и не предполагает, что может случиться». Я не реагирую на ее слова и вообще ничего не подтверждаю. Но мне вполне ясно, что она права. Решаю пока не спрашивать ее, почему в доме Рины и Натана она проявила такой интерес к тигру, почти восторг.
– 8 —
Сегодня после обеда Натан просит меня срочно зайти к нему в кабинет. Буду удивлен, если он заведет разговор о служебных делах. Он вообще старается об этом почти не говорить со мной: то ли моя работа в фирме его мало интересует, то ли он полагается на мою самостоятельность в принятии решений. Последний раз, когда он с такой срочностью позвал меня, его интересовали отношения между моими и его родителями и кое-какие детали его детства. Я-то моложе его, но он полагал, что я слышал что-то, интересующее его, от членов моей семьи. Натан ужасно не любит, чтобы какая-либо деталь из жизни его отчего дома была забыта.
Натан сидит в кресле в углу своего огромного кабинета. «Привет, Меир. Как себя чувствует Рахель, как ее настроение? Она показалась мне несколько сбитой с толку, когда вы были у нас. Тебе бы следовало узнать, что ее беспокоит. Но не для этого я тебя позвал, а для того, чтобы ты, в конце концов, сделал что-то важное для меня. Хотя, в основном, все, что кажется важным тебе, меня вообще не интересует, но именно ты можешь мне сейчас помочь». Я слушаю его, и кабинет его кажется мне намного обширней, чем всегда: быть может, он что-то изменил в нем со времени последней нашей встречи.
Обычно, когда он приглашает меня к себе, в кабинете находятся и другие сотрудники: он объединяет несколько встреч, с каждым обсуждая другую тему. Все интересующие его вещи он выясняет одновременно, и, главное, ничто не остается тайной: «Все равно ведь вы рассказываете обо всем друг другу. И вообще, когда вы сидите у меня все вместе, никто не может считать, что он приближен ко мне больше других». По-моему, Натан получает особенное удовольствие, когда начинается какой-нибудь резкий спор, а он сидит, не вмешиваясь и не высказывая свое мнение.
Но сейчас в кабинете только мы вдвоем. Взгляд у него усталый, а ведь время обеденное, когда Натан обычно уже полностью просыпается. На столе его груда свежих научных и художественных газет. Кажется, я вижу также несколько томов новомодного бестселлера об истории взаимоотношений Англии и Франции. За спиной Натана, на стене, – портрет его отца. Я помню его живым, сидящим почти вплотную ко мне, в доме моих родителей. В кабинете стоят какие-то новые компьютеры и музыкальные инструменты. Специалисты определили точное расположение каждой из этих вещей, расстояние между ними и их роль в некой единой системе. По-моему, некоторые из них уже функционируют, другие еще упакованы и ждут, пока Натан их извлечет и сам соберет детали в нечто целое.
Люди входят и почти тотчас выходят из кабинета. Чаще всего это сотрудники фирмы, но заходят и посыльные. Натан не реагирует на их реплики, и они спешат покинуть кабинет. Обычно он внимателен к входящим, улыбается, вспышки гнева у него редки. Вижу на тарелке остатки того, что он ел раньше, и уже очищенное для следующего приема пищи место. Сейчас должен зайти Узи и спросить Натана, что он предпочитает на обед. Я слышал, что кухня в здании стала намного лучше, вероятно, заполучили профессиональную повариху.
«Меир, ты единственный из моих друзей и, в общем-то, из моих сотрудников, у которого есть хотя бы одна определенная идея. Это как в музыке, которую я люблю: удачное произведение всегда является сочетанием нескольких переплетающихся тем. Но если композитор не находит ни одной темы, он, по сути, упирается в тупик». Я полагаю, что Натан сейчас же скажет, зачем он меня столь срочно вызвал, как это бывает в рассказе, открывающемся смертью героя, или в королевской династии, которая начинает свой путь с упоминания наследников. Но я ничего не понимаю. Я не был удивлен, когда он сказал, что между ним и мной существует большой разрыв и разница в статусе, ибо это понятно само собой. О какой же помощи ему идет речь?
Натан встает из кресла. Ноги его выделяются еще молодой силой по сравнению с толстым телом. Можно предположить, что мой вес составляет половину его веса, но мое беспокойство, несомненно, превышает его страхи. «Я обязан себя защищать, – говорит он. – Если Рина преуспеет в своих планах полностью сбить меня с толку, я потеряю все, – даже то, что получил от своего отца, не говоря уже о том, что сам создал. Знай, Меир. Рина решила ввести в действие некую новую систему. Она хочет сбить с толку весь установившийся порядок и все действующие районы. Ты можешь себе представить, что все четко обозначенные и успешно действующие районы приложения наших сил в мире или даже на улице и в доме перестали работать? Не будут знать даже, что сообщать в прогнозе погоды. И эту странную систему она хочет первым делом ввести в нашем доме. Приводит в дом тигра, хочет привести для меня новую жену, приглашает сотрудников фирмы, не спрашивая моего согласия, запутывает всех и вся. Она не желает, чтобы была четкая разница между домом и улицей, между семьей и африканскими лесами».
Натан всегда потеет и носит с собой особый платок, чтобы вытирать им лицо, но сегодня он просто истекает потом, и с каким-то необычным для него выражением слабости в глазах говорит странным для него языком:
«Помнишь, Меир, нашу школьную песенку о сильном человеке: сильное лицо выращивает сильного человека, и он выращивает мощные брови. Я сейчас не чувствую себя сильным человеком. Пока я еще сильнее тебя, но нуждаюсь в твоей помощи. Сегодня впервые я боюсь возвращаться в свой дом. В общем-то, люди в моем положении не обязаны приходить домой каждый день, только обычные люди большую часть времени находятся дома, но даже если вдруг мне захочется домой, я боюсь туда идти. Рина сидит с этим тигром в доме, который я купил для нас и в который ввел ее. В детстве она не видела ни таких огромных и роскошных комнат, ни таких людей, как я. Теперь она сумела напугать меня. С тех пор как тигр обитает в нашем доме, его запах не выветривается ни из моих пор, ни из моей одежды.