Скамейка - Александр Гельман

Он наклоняется — растроган, целует ее в губы, волосы.

(Вдруг.) Да отстань! (Отталкивает, садится.) Все вы такие. И ты хорош. И тебя чтоб привести в порядок — нужно сколько сил, и сколько нервов, и сколько терпения… Только знай подлаживайся. А потом… улетучишься! Ты не думай, я в жены не набиваюсь. А говорю, потому что вижу тебя насквозь. И могу сказать, если хочешь, что тебя может спасти. Сказать?

Он. Могила спасет!..

Она. Да брось ты глупости говорить! Надо только очень захотеть, дурачок. Чтоб ты очень захотел. И чтобы она очень захотела. Тогда все получится. Все можно изменить, Леша, если действовать! Я тебе простой пример приведу. Я, значит, работаю контролером ОТК. А моя новая начальница, начальник ОТК, меня невзлюбила. Ну, никак. Просто хоть уходи. А я на фабрике десять лет — я всех знаю, меня все знают… не хочу уходить! И что я делаю? Прихожу в пятницу, перед выходным, и говорю ей: «Анна Захаровна, прошу вас завтра в два часа быть у меня. Есть к вам разговор, касается жизни одного человека. Не придете — потом никогда себе не простите». Пришла… Я приготовила обед, купила бутылку. А у меня, ты знаешь, в квартире чистенько, я ее раздела, говорю: разувайтесь, у меня в квартире, говорю, все босиком ходят — и я, и сын, и гости, и летом и зимой. Она так удивилась, но понравилось шлепать босиком. Сразу из начальника в женщину превратилась. Сели к столу, выпили по рюмашечке, и я ей говорю: «Анна Захаровна, вот вы меня не любите, а ничего про меня не знаете. А мне обидно. Вот я и решила, сейчас вам всю свою жизнь расскажу, а потом решайте — можно ли такую женщину, как я, не любить». И прямо с рождения начала ей рассказывать. И какой у меня был отец пьяница, и какая мама прекрасная была, и как нам жилось. Ну все, все… и про Петра, про мою жизнь с ним, все рассказала. А когда кончила, она плакала. Потом она мне про свою жизнь рассказала — тоже дай бог. И ночевать у меня осталась, и все — были враги, а утром пришли на фабрику подруги! Понял? Все можно изменить, если захотеть. И не ждать, пока само… а что-то делать! Не улыбайся, дурачок. Ты лучше вот подумай и скажи: вот о чем ты в жизни мечтаешь? Есть же у тебя такое, чего ты всю жизнь добиваешься, а добиться не можешь?

Он смеется.

Я серьезно. Ну давай начнем с самого маленького. Вот есть, скажи, такая вещь, которую ты давно мечтаешь иметь? Скажи, из одежды?

Он. Не знаю.

Она. Ты подумай!

Он. Вельветовую шляпу. Вот к этой куртке.

Она. Значит, должна быть вельветовая шляпа. Твоя жена должна позаботиться, чтоб у тебя была вельветовая шляпа! Другие мечты называй. Тебе хочется, скажем, куда-нибудь съездить?

Он. На Камчатку. У меня родители родом с Камчатки, никогда не бывал…

Она. Значит, один отпуск — это Камчатка. Твоя жена должна запланировать. Это же все доступно, Алексей! Да взять еще с собой дочку с мужем. Тебе же хочется, чтоб у тебя были хорошие отношения с ними, правда?

Он. Холера не даст…

Она. Даст.

Он. Не даст.

Она. Даст! Я тебе опять пример приведу. Был такой момент, когда я решила не допускать Петра своего к Витьке. Не дам встречаться, и все! А я знала — он сына любит, копейку жалеет, а любить любит. А я решила: вот так! Стала Витю против отца настраивать. И вдруг получаю, значит, письмо от его третьей супруги. Ты знаешь, Леш, такое письмо замечательное, такие слова там были, что я разревелась. И отправила Витьку к ним на зимние каникулы. И она так хорошо за ним смотрела, мне прислала грибов три банки, написала подробно, как Витька там себя вел, что ел, где спал… полный отчет! Витька и сейчас там, у отца… я тебе наврала, что в пионерлагере. Он там. На месяц поехал. Видишь, как? Любой вопрос можно по-человечески решить, Леш! Если очень захотеть…

Он. А чего ж это Петр ушел от тебя, если ты такая понятливая?

Она (с выношенной болью). Так это я теперь стала такая понятливая, Леша, — после того, как он бросил меня. Я ж ему по рублю на обед выдавала, ни копейки больше! А теперь, вот клянусь, выйду замуж — пускай всю зарплату у себя оставляет!.. Леша, накинь на меня свой вельвет… прохладно.

Он (поднимается, снимает куртку, бережно кладет ей на плечи. Ласково). Вера, давай пойдем…

Она. Подожди. (Надевает куртку в рукава.) Леша, какие у тебя еще есть мечты?

Он (смеется). Побегать сегодня ночью босиком по твоей квартире!

Она (шлепнула по заду). А машину не хочешь?

Он. Вера, хватит! (Отходит на несколько шагов от скамейки. Стоит к ней спиной.) Я тебя жду!

Она. Ну, скажи… хочешь машину?

Он не отвечает.

(Всовывает ноги в туфли, встает, подходит к нему сзади, обнимает.) Я серьезно спрашиваю, дурачок… хочешь?

Он (гримасничая). Ну, допустим, хочу!

Она. Значит, будет! (Тянет его обратно на скамейку.)

Он. Вера, нет, пошли!

Она. Пять минуточек посидим и пойдем. Пять минуточек. (Усаживает его на скамейку, садится к нему на колени.) А машина вполне может быть, Леша. Если ты зарабатываешь 400 да, скажем, твоя жена будет зарабатывать примерно 200 — это 600. Можно так уложиться, что половина — на сберкнижку. Вот и считай — в год 3600. Два года — и машина! Так что, Лешенька, когда женишься (гладит его по лысине), обязательно запиши на листочке все свои мечты и пожелания. Для сведения супруги. И повесишь на стеночку, под зеркалом. Понял? (Съезжает задом с колен на скамейку, нагибается к его ногам, задирает штанину.)

Он. Ты чего?

Она. Спокойно… (Рассматривает носок на его ноге.) Точно, носок нашей фабрики. Здесь покупал?

Он кивает.

Следующий раз будешь покупать, ищи этикетку, где напечатано контролер № 9. Это я! Понял?

Он (поднимается, берет ее за руки). Вставай, контролер № 9. Вставай! (Тянет ее.)

Она (поднимаясь). Только, Леша, ты имей в виду — сейчас мы пойдем, но в квартиру ко мне ты сегодня не заходишь.

Он. Что? Ты что, с ума сошла? Почему?

Она. Это тебе наказание… за то, что не узнал меня.

Он (со всей присущей ему энергией). Вера! Прекрати! Мне поздно возвращаться в общагу! Ты можешь понять? Ты что?

Она (очень грустно). А почему ты меня сразу не узнал? Ну как ты мог забыть, ну как? Что ж от тебя ждать хорошего? Что я такая незапоминающаяся? Тогда ищи запоминающихся!

Он (встает, опять садится. По-хорошему). Ну, Вера… Ну так вышло. (Берет за руку.) Думаешь, мне приятно, что так получилось? Мне же тогда так хорошо с тобой было…

Она. Не хочу, не хочу, не хочу! Не трогай меня! (Отбрасывает его руку.) Карточку всунула ему, думала — по карточке вспомнит. Ты же видел эту карточку у меня на стене.

Он. Ну, Вера… Может, у меня с головой что-то не то… я же не специально… Миленький, я очень прошу тебя, не оставляй меня сегодня, забери меня к себе… Я лягу где-нибудь, где ты скажешь… на полу, где угодно… Понимаешь, Вера… тогда… ну, как тебе сказать… мы тогда шли в разные стороны, случайно наткнулись друг на друга и опять пошли в разные стороны. Теперь же совсем другое!

Она. Ну что — другое? Ну что — другое?

Он. Сегодня это судьба, Вера. Сегодня что-то произошло, что-то началось. Это не просто так. Тогда ничего не началось, а теперь началось. Тогда нас черт свел, а сегодня бог. Серьезно. Ну почему и ты, и я именно сегодня, именно в этот момент, именно в этот час оказались в этом парке? Ну почему? Это судьба, как ты не понимаешь?

Она. Я почти каждый вечер бываю в этом парке, понятно? А встретились, потому что я подошла. Ты никогда и не вспомнил бы, что есть такая Вера на свете. Ты же подходил к скамейке, на которой я сидела. К блондиночке! (Передразнивает.) «Дождь ожидается или не ожидается?» Я же там сидела, рядом. А ты даже не заметил… глазами провел как по пустому месту. А я тебя узнала и пошла за тобой. Вот тебе и судьба!

Он (резко меняет интонацию. Наступательно). Вера, ты что хочешь? Мне уйти? Уйти, я спрашиваю?

Она. Уйди… Ты что, не можешь меня просто так проводить? Один раз?

Он (гневно). Вера, я взрослый мужик! Мне уже пора учиться, как в гроб ложиться… а ты со мной в кошки-мышки играешь! Отвечай прямо: мне уйти? Если ты меня не пускаешь, я ухожу!

Она. Посиди… Я сейчас приду.

Он. Что?

Она. Мне надо в одно место.

Он. А потом что?

Она (поднимается). Потом… суп с котом! (Улыбается.)