Трудные родители - Жан Кокто

Жорж. Что нового?

Ивонна. Ничего… Кроме этого звонка.

Жорж. Профессор тоже на охоте. По воскресеньям больные вольны умирать сколько им вздумается. Врачи убивают не одних только зайцев.

Пауза.

Ивонна. Какая я дурра… Ведь у него есть ключи.

Жорж. Просто немыслимо, чтобы ключи от квартиры валялись где попало…

Ивонна. Тем более что он мог их потерять.

Жорж. А потом удивляешься, что в один прекрасный день тебя взяли да зарезали! Я их у него отберу.

Леони. Жаль, что нельзя ваш разговор записать на пластинку.

Они все располагаются на первом плане. Пока они разговаривают, Мишель неслышно входит в дверь направо. У него выражение лица человека, сыгравшего отличную шутку.

Ивонна. Который час?

Мишель. Шесть часов!

Все вскочили. Ивонна встала во весь рост около кровати.

Ивонна. Мишель.

Мишель. Это не мое привидение. Это я!

Жорж. Ты ужасно перепугал свою мать, Мишель! Посмотри на нее. Как ты вошел?

Мишель. Через дверь.

Леони в это время укладывает Ивонну.

Я одним духом поднял по лестнице. Чуть не задохся! Софи! Что с тобой?

Жорж. Прежде всего я считаю неприличным, что в твои годы ты упорно называешь мать Софи.

Ивонна. Но Жорж!.. Это старая шутка, навеянная детскими книгами. В этом, право, Нет ничего дурного.

Жорж. Твоя мать очень плохо себя чувствует, Мишель.

Мишель (нежно). Неужели это из-за меня, Софи? (Хочет поцеловать мать, та его отталкивает.)

Ивонна. Оставь меня…

Мишель. Ну и вид у вас. Словно я совершил преступление.

Жорж. Ты почти совершил его, мой мальчик. Твоя мать чуть не умерла от волнения. Она забыла после инсулина принять сахар. Хорошо, что твоя тетка и я…

Мишель. Я мчался домой, задыхаясь от радости, что увижу вас всех, увижу наш табор, расцелую маму. Я просто сражен.

Жорж. Еще бы. Где ты был?

Мишель. Дай мне перевести дух! Я должен рассказать вам уйму вещей.

Леони (Жоржу). Ну вот видишь…

Мишель. А тетя Лео не потеряла голову. Как обычно.

Леони. На этот раз, Мишель, можно было потерять голову. Я говорю это серьезно. Сегодня я не считаю, что в состоянии твоей матери есть наигрыш.

Мишель. Но что я такое сделал?

Жорж. ТЫ не пришел домой вчера вечером. Ты не ночевал дома. Ты не предупредил нас, в котором часу вернешься.

Мишель. Папа, мне двадцать два года… И я первый раз в жизни не ночевал дома. Признайся…

Ивонна. Где ты был? Отец задал тебе ясный вопрос.

Мишель. Послушайте, дети мои… (Спохватившись.) Простите… Послушай, папа, послушай, тетя Лео, не омрачайте моей радости… Я хотел…

Ивонна. Ты хотел, ты хотел. Здесь приказывает твой отец. К тому же он хочет говорить с тобой. Пройди с ним в его кабинет.

Леони (подражая). Не-ве-ро-ятно.

Мишель. Нет, Софи. Во-первых, у папы нет кабинета. У него только неопрятная комната. Кроме того, я прежде всего хочу говорить с тобой, с тобой одной.

Жорж. Не знаю, осознаешь ли ты вполне, мой мальчик…

Мишель. Осознаю лишь, что здесь темно, как в печной трубе. Я зажигаю… (Зажигает настольную лампу.) Очевидно, в мое отсутствие обитатели табора разыгрывали многосерийный приключенческий фильм собственного сочинения.

Ивонна. Если Мишелю легче сначала говорить со мной, оставьте нас.

Леони. Разумеется.

Ивонна. Если у Мика есть что-то на сердце, естественно, он хочет прежде всего довериться своей матери. Иди работай, Жорж. Уведи его, Лео.

Мишель. Папа, тетя, не сердитесь на меня. Я все вам потом расскажу. Меня просто распирает!

Ивонна. С тобой ничего не произошло серьезного? Не так ли, Мик?

Мишель. Н-нет, и да и нет.

Ивонна. Твое присутствие смущает его, Жорж.

Мишель. Папа смещает меня. А ты, тетя Лео, ты слишком хитрая…

Ивонна. А я для него товарищ. Видишь, Лео, разве я не говорила тебе?

Леони. Желаю удачи… Идем, Жорж. Покинем исповедальню. (Вернулась.) Ты не хочешь, чтобы я погасила свет? Ты сердилась на Жоржа за то, что он зажег лампу.

Ивонна. Он зажег люстру. Настольная лампа мне не мешает.

Леони и Жорж уходят через дверь в глубине сцены налево.

Жорж (уходя). Мы еще поговорим с тобой, мой мальчик.

Мишель. Хорошо, папа. (Закрывает за ним дверь.)

Сцена четвертая

Ивонна, Мишель

Мишель. Софи! Софи, любовь моя! Ты на меня сердишься? (Бросается к ней, она сопротивляется, но он целует ее.)

Ивонна. Неужели ты не можешь целовать, не толкая, не дергая за волосы.

Мишель не унимается.

Ивонна. Не целуй меня в ухо, терпеть этого не могу! Мишель!

Мишель. Я не нарочно.

Ивонна. Еще этого не хватало!

Мишель (отступил, шутливым тоном). Софи! Что я вижу! Вы накрасили губы!

Ивонна. Я?

Мишель. Да, ты! И напудрилась! Это еще что за повадки? Для кого такой парад? Для кого? Не-ве-ро-ятно!.. Помада! Настоящая несмываемая помада!

Ивонна. Я была так бледна, что боялась испугать отца.

Мишель. Не вытирай помаду. Она тебе идет.

Ивонна. Будто ты замечаешь меня!

Мишель. Честное слово, Софи, ты мне устраиваешь сцену. Мне, знающему тебя наизусть.

Ивонна. Возможно, ты меня и знаешь наизусть. Но ты не смотришь на меня. Ты меня не замечаешь.

Мишель. Ошибаетесь, мадам. Я за вами наблюдаю исподтишка — и мне даже показалось, что вы перестали следить за собой. Если бы вы позволяли мне причесывать вас и чуточку подкрашивать…

Ивонна. Только этого мне недоставало!

Мишель. Софи, ты ворчишь! Ты все еще сердишься на меня?

Ивонна. Я не умею сердиться, нет, Мик. Я на тебя не сержусь. Я хочу знать, что произошло.

Мишель. Терпение, вы все узнаете…

Ивонна. Я тебя слушаю…

Мишель. Ради бога, мама! НЕ нужно торжественного тона!

Ивонна. Мик!

Мишель. Обещай мне не говорить в стиле семейной сцены. Говори так, как принято в нашем таборе. Обещай, что ты не будешь кричать, что позволишь мне объясниться до конца. Обещай!

Ивонна. Я ничего не обещаю заранее.

Мишель. Вот видишь…

Ивонна. Другие, очевидно, льстят тебе, курят фимиам. А когда я говорю тебе правду…

Мишель. Софи… Я пойду к отцу… Он сделает вид, что заканчивает в уме какие-то сложные вычисления, а потом выдаст мне подряд все те фразы, которые говоришь мне ты.

Ивонна. Не насмехайся над работой отца!

Мишель. Ты сама постоянно смеешься над его подводным ружьем, стреляющим пулями, а тут вдруг…

Ивонна. Я другое дело. Достаточно уже того, что я разрешаю тебе называть меня Софи, не на людях, конечно…

Мишель. Мы никогда и не бываем на людях.

Ивонна. Короче — пусть я разрешала тебе называть меня Софи, но я давала тебе слишком много свободы, не следила за тобой, не приучала тебя к порядку. У тебя не комната, а хлев… дай договорить… настоящий хлев! К тебе в комнату не войти, все завалено грязным бельем.

Мишель. Бельем занимается тетя… К тому же ты мне сто раз повторяла, что тебе нравится повсюду находить мои вещи… что ты терпеть не можешь шкафы, комоды, нафталин…

Ивонна. Я этого не говорила!..

Мишель. Виноват!..

Ивонна. Сто лет тому назад я говорила, что мне приятно, когда по комнате разбросаны твои детские вещи. Однажды — ты отлично помнишь, когда это было, — я заметила, что по всей квартире валяются уже мужские носки, мужские трусы, мужские рубашки. Моя комната стала напоминать место преступления, сцену убийства и ревности у нее был подозрительный вид. Тогда я попросила тебя больше не разбрасывать у меня свои вещи.

Мишель. Мама!

Ивонна. А, ты уже больше не называешь меня Софи? Помнишь! Ты помнишь, как мне было горько.