Семь атаманов и один судья - Анвер Бикчентаев

После того как остались с глазу на глаз, шкипер — а это был он, — вытащил свою знаменитую трубку.

— Не возражаешь?

— Ты в моем доме или нет? Вот только открою форточки.

Шумно посасывая трубку, шкипер молчал, словно не зная, с чего начать нелегкий разговор.

— Что-нибудь случилось… с твоими геологами?

— Что с ними может случиться! — даже удивился собеседник. — Деньги присылают аккуратно. Верно, пишут реже.

— Верю, что и с внучкой никаких осложнений. Девочка она самостоятельная и притом умница!

— С ней тоже все благополучно, если не считать энное количество тумаков, которые она заработала от одного бедолаги по прозвищу Синяк. Пострадала за свой решительный характер, тумаки заработаны честно — за стойкость! Потому нет у меня никаких жалоб и обид на нее. Такова уж доля отважных — время от времени быть битым!

Хаким Садыкович, рассмеявшись, спросил:

— Я думаю, что нам не мешает отметить встречу… Давненько ты у меня не бывал!

Шкипер замотал головой:

— Не за тем я пришел… Горе на нашей улице — потонул Большой Сабир, спасая человека…

— Тот, который любил закладывать?

— Мы его уважали, несмотря ни на что! — подчеркнуто, произнес шкипер. — Человек был, какой надо. Золотые руки… После него на сиротском положении остались два его сына.

В то же мгновение перед мысленным взором Хакима Садыковича предстали Азамат и Земфира, какими он их видел в последний раз. «У них мамы нет, — как будто все еще слышится голос девчонки. — Она давным-давно сбежала от Большого Сабира». И в ответ доносится голос мальчишки, полный язвительного пренебрежения: «Эх, и дура же ты!»

…Во время разлива рыба не идет на крючок, только поэтому Хаким Садыкович не появлялся на Последней улице с того самого раза. В дни ледохода Белая ведет себя точно сумасшедшая. Удесятеряет бег, раздвигает богатырскую грудь, окрашивается в коричневый цвет, словно сама великанша Кама.

Еще он подумал о том, что в гости уже не пойдет. Даже был рад, что явился однополчанин и ему не надо никуда уходить из уютной квартиры.

Успокоившись сам, он решил переменить разговор, чтобы по возможности рассеять мрачные думы своего собеседника.

— Помнишь, Сократ, какая была в свое время рыбалка! — весело проговорил он. — Еще лет двадцать назад домой я приносил стерлядь или даже осетрину. А осенью с низовьев Волги сплошными косяками к нам поднималась белорыбица. Если бывала на то охота, то по их спинам хоть переправляйся на противоположный берег. Ты еще не забыл, как мы с тобой вытянули белугу весом с доброго медведя?

Однако шкипер не хотел или не мог отвлечься от горя, которое привело его к другу.

— Прижал его к сердцу и не отпускаю, — задумчиво заговорил он. — Руками чувствую — клокочет его сердечко. Парнишка изо всей силы пытается вырваться, на что уж я тренированный человек — еле-еле удерживаю, утешаю его как могу. Знаю — парнишка отчаянный. Весь в отца. Отпускать не отпускаю, боюсь, что бросится туда, где только что скрылась голова Большого Сабира. В таком состоянии с ним все могло приключиться. Окружающие видят, как я бьюсь с парнишкой, но не вмешиваются. И правильно делают, что не вмешиваются. Одним неосторожным, пусть даже необидным словом можно убить человека, веру в нем. Во всяком случае, в таком возрасте, в каком сейчас Азамат.

«Чего я, в самом деле, завел разговор о стерляди и белуге? — ужаснулся и в душе упрекнул себя Хаким Садыкович. — Да, порою неудачным словом, пусть даже необидным, можно натворить черт знает что…»

Погасшую трубку шкипер аккуратно завернул в носовой платок.

— Сироты остались на нашем попечении, так сказать, на совести всей улицы, — продолжал он, строго глядя на судью, точно в том, что произошло с Большим Сабиром, был виноват лично Хаким Садыкович. — Но совесть-то у всех разная. Сидор Айтуганович предлагает сдать ребят в детдом. Он хочет сплавить их с рук. Другие предлагают взять опеку над мальчишками. Как же можно братьев раздать по разным семьям? Я, грешным делом, отклонил все предложения. Самое разумное, по-моему, вызвать бабушку. Но вся загвоздка в том, что не знаем адреса… Ты меня плохо слушаешь, может, я задерживаю тебя и стал тягостен?

— Нет, нет, — успокоил хозяин дома.

— Адрес ее затеряли. Известно только, что живет в Петропавловске-Камчатском у дочери. Зовут ее Магафура Хадиевна Сулейманова. Лет ей шестьдесят. Ростом высокая, вроде Большого Сабира. Я и подумал, не возьмешься ли ты по старой дружбе отыскать бабушку? Тебе-то это легче… Записал все, как полагается?

— Записал.

— Теперь я пойду, а ты догоняй свою половину.

— Сиди! — приказал Хаким Садыкович. — Я уж передумал идти.

— Ну, как хочешь… Вот еще о чем я думаю. Допустим, мы разыскали бабушку. Допустим, что приехала она на Последнюю улицу. Этим, однако, решим лишь часть проблемы. Она будет опорой для ребят, станет кормить и поить их. Однако сможет ли дать мальчишкам то, что им больше всего нужно, — воспитание? Когда я думаю о ребятах с нашей улицы, покой теряю. Что с ними будет? Кем они вырастут?

— Мы же сами не пропали. Вон в каких условиях выросли!

Упрямый старик продолжал отстаивать свою думку.

— Ты говоришь — выросли. И они поднимутся. Но нам же не всякие наследники нужны! Вот когда я шел к тебе, из дома моего соседа Сидора Айтугановича, кстати, человека никудышного, раздается вопль — опять сына дерет. Он пытается воспитать из него удобного человека… Удобного для себя. Ты понимаешь, какое это страшное дело?

Уже после того, как давным-давно захлопнулась дверь за шкипером, Хаким Садыкович задумался: что имел в виду Сократ Айратович, когда он заговорил об удобном наследнике? Покладистого человека? Послушного? Смиренного? Безответного? Безропотного? Раболепного? Безвольного? Угодника?

Не сумев ответить на этот вопрос, он сказал себе: а кто же в таком случае неудобный ребенок?

Свидание с первым солнцем

Конопатые мальчишки потому и конопатые, что умеют дружить с солнцем. Азамат это по себе знает.

«Вот у Самата, к примеру, ни одной веснушки, — думает он. — Нет и не будет. Ведь его ни за что не добудишься на заре, чтобы свиделся он с солнцем».

Что касается самого Азамата, то он каждую веснушку заработал самым честным образом. С тех пор как помнит себя, ни разу не пропустил зарю, попробуй после этого не будь конопатым.

Стоит чуть-чуть зардеть небу, Азамат словно по сигналу открывает янтарные глаза.

— Как здорово, что я вовремя проснулся! — шепчет он при этом. — Здравствуй, Красный шарик!

«Однако, — думает он, — крепкая дружба с Красным шариком мне передалась по наследству. Большой Сабир тоже не упускал ни одного свидания с первым солнцем».

Стоило ему вспомнить отца, как гулко-гулко застучало сердце. Большого труда стоило ему тут же не зареветь. Но Азамат не может позволить себе такую роскошь, потому что он в свои двенадцать лет остался за хозяина дома, хотя и младше своего брата. Потому, что тот не хозяин.

Самат между тем продолжает храпеть. Он, конечно, не догадывается, о чем в эту минуту думает Азамат. Только ноздри его слегка вздрагивают, когда он с шумом всасывает в себя воздух.

Азамату давным-давно пора появиться на крутом яру, там, где он обычно встречает солнце. Но пока Азамат не может выйти из дому. «Погоди, Красный шарик, — шепчет он, — я обязательно приду, как только перестанут стучать в дверь…»

Мальчишка пытается сообразить, кто из соседей сегодня явился спозаранку.

«Если я застану бутылочку молока, то, значит, опять побывала Тамарина мама, если же пакет с бутербродами — то, значит, бабасик…»

«Мы сироты, но не нищие!» — хочется крикнуть ему.

Азамат каждое утро аккуратно возвращал посылки с продуктами тем, кто их приносил, потому что он гордый-прегордый. Ему не нужны никакие подаяния, даже оставленные с самыми добрыми намерениями.

Обо всем этом тоже не догадывается Самат, так как все добрые дела совершаются на заре, а он в такое счастливое время дрыхнет, как медведь.

«Вообще-то он ничего брат, только немного чокнутый, — говорит сам себе Азамат. — Самат как будто даже проспал смерть отца. Неужели до сих пор не может простить отцовскую руку, которую частенько на себе пробовал?»

Человек, который барабанил в дверь, наверное, потерял всякое терпение. Потоптался-потоптался и ушел. Теперь можно показаться солнцу, оно и так, пожалуй, заждалось.

Уже в самый последний момент, взявшись за скобу, Азамат нерешительно остановился: не разбудить ли Самата? Ведь сегодня четное число, и потому его черед варить картошку.

«Если хорошенько окатить его водой, то спросонья непременно полезет драться, — поразмыслил Азамат. — Лучше оставить его в покое. Перво-наперво надо будет отнести обратно все гостинцы, а потом уж бежать за хлебом в угловую лавку…»