Разговор о Ренессансе - Павел Лукаш

«Зной такого типа есть…»

Зной такого типа есть,что не можешь спать и есть,зной, что пресекает блажьпогулять, сходить на пляж,

зной, что из водителейделает вредителей,зной, что делает зверейиз отцов и матерей.

Безальтернативный знойнакрывает белизной —столь невыносимый зной,что я сам дурной и злой.

Кто ж бывает радостныйв зной сорокаградусный?

«В процессе виртуального общения…»

В процессе виртуального общенияза плотными наушниками – глушь,невнятное ночное освещение,поблизости забыто-спящий муж…

За речью не угонится вебкамера(не так уж ноу-хау хороши),но радостно, и сладостно, и камерно —как будто бы в округе ни души…

Но тут – к неотвратимо воспаряющей —не знающей в реале ни о ком,проснувшийся некстати проверяющийподходит сзади – тихо – босиком…

Она же – из-за мизерного отзвука —вернувшись в пласт реальной маяты,мгновенно закрывает крышку ноутбука,и восклицает: «Ой! Откуда ты?».

Сны и пробуждения в летнюю ночь

Приснилось, что за мной бегут слоны.А впереди ни дома, ни жены,и ничего… и никуда не скрыться.Глубокий страх меня не покидал…И Африки я раньше не видал —какая-то чужая заграница.

Культуры нет, архитектуры нет,и каждый – обязательно брюнет…Себя во сне мне было очень жалко.Очнулся – перепуганный дебил…А лунный свет подушку теребил,и в самом деле, было очень жарко.

Мне снились лето, музыка, закат,и самый знаменитый музыкант —из тех, кого мы помним и поныне.У каждого свой Моцарт, потомуя тоже обратился к своемусловами: «Дорогой мой Паганини!

Пожалуйста, сыграй на скрипке мне,и, если можно – на одной струне,и что-нибудь такое, если можно,поскольку я от музыки далёк…».А он купюру спрятал в кошелёки мне ответил: «Это нам не сложно».Я пробудился, получив ответ.А за стеною трепетал рассвет,ушла жара, и воздух стал чудесен.Автобусы пока ещё в депо,и все виденья по Эдгару Поразвеялись под звуки птичьих песен.

Но было не уснуть, и наявуя вспомнил, что неправильно живу —не то что бы в невежестве и страхе —могу жалеть, могу не обижать,а чтобы впрямь кого-то уважать,так это не заставят и на плахе.

Всё правильно: с какой-то стороныавторитеты – те от сатаны,с другой – не сотвори себе кумира.И всё же (как полцарства за коня),будь целый мир в запасе у меня,я отдал бы кому-нибудь полмира.

А может быть, всё это суета:не голод и прикрыта нагота,сказать точнее: сыты и одеты…Я высших идеалов не сберёг,и сам прагматик вдоль и поперёк.Кумиров нет – одни авторитеты.

Гороскоп на сегодня

Была не лучшая среда,и, если верить в гороскопы,могла произойти бедана юге Западной Европы.

А так – случилась чепуха:шумел какой-то безобразник,менты приехали на праздник,но не забрали жениха.

Как подобает жениху,он отдыхал на мягком стуле —в приличном бежевом костюме,кристально трезв – как на духу.

Кристально – так как пил «Кристалл»(была в ходу такая водка).Гудела электропроводка,и гость порядком подустал

и не язвил, не злопыхал,как это принято в сатире.Жених на стуле просыхал.Невеста плакала в сортире.

Мамаша утешала дочьи, объяснить желая много,не прерывала монолога,хотя и надвигалась ночь.Она домашние делавела сама, читала Канта,и жмеринского музыкантамогла принять, но прогнала.

Ах, как её бросало в дрожь,когда он тёрся жеребёнкоми говорил: «Возьму с ребёнком»,и даже с виду был хорош.

Зато не ведал что почём,был удивительно беспечен,а потому не обеспечени в этом смысле обречён.

Не помнится в каком году,он вышел будто бы за квасоми улетел туристским классом,и сгинул где-то в Катманду.

Двенадцать ночи. Прыг да скок —уже пошли другие сутки,опровергая предрассудкии этот гнусный гороскоп.

Удачный день для всей Земли:последний раз налили парню,невесту проводили в спальню,его туда же завели.

Мамаше выпало ещёс гостями выпить по рюмашке,и постучать по деревяшке,и поплевать через плечо.

Пастораль с продолжением

(поэма о судьбе)

Белела в овраге овечка —была одинока она.А солнце палило, как печка,уж лучше б светила луна.

Скотина отбилась от стада —практически стала ничья…В то время маркиза де Садачитал пастушок у ручья.

Уйдя от служебной рутиныв какой-то душевный провал,он видел такие картины,какие маркиз рисовал,

и что-то оточенным ногтемна книжных полях помечал.Не пахло ни сеном, ни дёгтем,никто не кричал, не мычал…

Но слышались звуки канкана,и пахло «Клико» и «Клима».В то время при виде капканаовечка сходила с ума.

В спасение больше не веряи мучаясь чувством вины,ждала она дикого зверя,суда, нищеты и войны.Хотя пастушок о пропажене ведал в альковном бредуи так утомился, что дажене дунул в пастушью дуду,

вовсю закудахтали куры,корова сказала: «Му-му»,когда сексуальной культурыпришло пониманье к нему.

Очнулся – какая досада…Метнулся туда и сюда,дошел до вишнёвого сада —нигде не нашёл ни следа.

А впрочем, он встретил пастушку,причём – не у всех на виду.Она выбивала подушкув том самом вишнёвом саду.

Пастушка была не простушка,и, кстати, пригожа собой(получше, чем та потаскушкас обложки журнала «Плейбой»),

достаточно знала о Фрейде,чтоб девичьи сны толковать,немного играла на флейте,могла и коня подковать.

Пастушка любила подружку,в аспекте, признаться, плохом.Подружка попала в психушку,себя возомнив пастухом.

А наша грустила сначала,но время врачует беду,она, безусловно, скучаладо встречи в вишнёвом саду.

Гусак зашипел на заборе,затренькали перепела,когда пастушковое горевсем сердцем она приняла.

Бороться с лихою судьбоюсогласна была на износ,и как-то пополнить собоюразлаженный биоценоз.

Но, как настоящая леди,себя «удержала в узде»:сперва поиграла на флейте(и он поиграл на дуде),

затем почитала де Садав тени на душистой траве…и всё же сказала: «Не надо»(позднее минуты на две).

Теорией слабо владея,вертелись, как пух на ветру…но в принципе, садоидеяобоим пришлась по нутру.

Они-то учиться любилии не почитали за труд,а из принадлежностей былиаркан да пастушеский кнут.

Когда пастушок и пастушкавовсю принялись за своё,вполне пригодилась подушка(и кое-какое белье).

Сочли искушенные козы,что грезится им наяву,поскольку подобные позыувидишь не в каждом хлеву,

индюшка почти обалдела,глаза закатил петушок…А вскоре ещё одно деловполне завершил пастушок:

не став исключеньем из правил,овечку уже не спасал —в отчётности цифру исправил,а мясо и шкуру списал.

Он помнил её, но отчасти,а чаще и не вспоминал,отдав своё прежнее счастьене больше чем за номинал;

забыл, как, сгорая от страсти,любезности ей говорил,цветы, сигареты и сласти,духи и расчёски дарил;

как, словно наевшись дурману,она отвечала – и вовсех смыслах – почти как барану,что был у неё до него…

В то время овечка гадала —куда же исчез пастушок,и без аппетита глодаладовольно сухой корешок,

ещё размышляла о чём-тобараньей своей головой,а также какого-то чёртаприпомнила план годовой:

«А может быть, к этому часу(такое бывает, увы)пришла разнарядка по мясу,и ей не сносить головы?»

Решила она затаиться,пока не случился погром,привиделась ей заграница —очнулась уже за бугром.

Её журналисты встречали,выпрашивали интервью,ещё предлагали вначалеучаствовать в телеревю.

Любовь обещали до гроба,фиктивный, но выгодный брак…Глядела несчастная в оба —ей всюду мерещился враг.

Не веря в бесплатную дружбу,она отвечала: «Ни-ни»,зато поступила на службув один из престижных НИИ.

Знакомьтесь с овечкою Долли —бессменная эта овцаземной не покинет юдоли,наверно, уже до конца.

Раскинется стадо широко,где каждый, подобно тебе,идёт от злосчастного роканавстречу великой судьбе.

Послушаешь новости эти —вполне утопический бред.Но вдруг появился в газетесовместный овечкин портрет.

Её благородные лицау публики вызвали шок.«Такое во сне не приснится», —пастушке сказал пастушок.

А вскоре он сделался странным:питается только травой,себя называет бараном —короче, совсем чумовой…

Пастушка при всех не болеет,но часто в ночи под кустомстоит на карачках и блеет,и даже виляет хвостом.

«Положим, даже не пьяны…»