Дис - Тима Феев

Не прошло и нескольких минут после рассвета, как девушка, словно бы очнувшись от того полузабытья, в котором пребывала, стала оглядываться по сторонам. А затем и неуверенно посмотрела на крест. После чего робким, непонимающе-удивленным голосом спросила: «А почему ты поднимаешься, милый? Ведь я теперь почти не достаю до тебя». И действительно, ноги девушки стали сначала медленно выпрямляться, потому что до сих пор она стояла едва ли не на коленях, а затем и вовсе оторвались от песка. Она попыталась было дотянуться до верхушки бархана хотя бы на цыпочках, но не смогла. Вот она уже полностью повисла на кресте и вновь, словно бы в недоумении проговорила: «Милый мой, прости, но долго я так не смогу». После чего опять и изо всех сил прижалась к кресту. Однако крест не опускался. Но и не поднимался. Он все по-прежнему висел в воздухе неподвижно. Как оказалось, это сама поверхность пустыни стала медленно, почти незаметно для глаза проседать под ним. Словно бы некая таинственная, но очень могущественная сила не то чтобы вдавливала песок вглубь. Она словно бы убирала из-под него опору. Отчего и песок, и барханы из него состоявшие, стали постепенно осыпаться туда вниз и все сильнее проваливаться.

В самой же пустыне помимо этого странного катаклизма не происходило ничего особенного. Местное светило все так же пылало, ветер дул, а стон терзаемых дневным жаром призраков постепенно стихал. Ведь иную боль невозможно выразить даже стоном. Впрочем, хотя это и могло показаться немного странным, но именно призраки тогда первыми заметили нечто необычное, поскольку ощутили своими бесплотными телами едва уловимые, глубинные движения сыпучего песка. Некоторые из них из-за этого высунули свои полупрозрачные головы на самое пекло и стали оглядываться. Когда же они увидали кресты на горизонте, то уже не смогли более оторвать от них взгляда. Уж слишком велико было их удивление. Сами же кресты почти незаметно, поскольку находились еще очень далеко друг от друга, стали приближаться к кресту, который находился посередине. И поскольку они не парили над поверхностью пустыни, то передвигаясь, сами словно бы смещали эту поверхность по направлению к центру того огромного, идеально-очерченного круга, по дальним краям которого располагались. В результате же всего этого, ровно под центральным крестом и прильнувшей к нему девушкой, начала образовываться огромных размеров глубокая яма.

Девушка смотрела на все происходящее и молчала. Она была удивлена. Призраки, высунувшие из-под песка свои головы, также помалкивали и только лишь время от времени в немом изумлении раскрывали рты. Они никогда не видели здесь ничего подобного. А ведь некоторые из них находились в этой пустыне уже очень давно. Сама же яма тем временем лишь расширялась и углублялась. Впрочем, вширь она не уходила дальше восьми приближавшихся друг к другу крестов. А вот вглубь она проваливалась все больше и дальше. Песок с поверхности, да и с глубинных ее слоев начинал постепенно сваливаться гулко шумящими водопадами туда вниз, оголяя все новых, еще ничего не подозревавших призраков, которые находились чуть выше центра ямы. Призраки эти озирались по сторонам и также, не произнося ни единого слова, в беспредельном изумлении открывали рты. Вот только вниз они отчего-то не соскальзывали вместе с песком. Какая-то неведомая сила не давала им туда упасть. Возможно, такова была их судьба.

Два призрака, один мужского, другой женского пола, которые находились у подножия одного из восьми сходившихся друг к другу крестов, наконец не выдержали и разговорились.

– Я уже тридцать лет тут, – произнес дрожащим голосом женский призрак, – но еще ни разу ничего подобного не видела.

– Тридцать, это не много, – ответил ей мужской призрак. – Я тут уже все семьдесят, но пока даже и на метр вглубь не продвинулся.

– Да, я знаю, – неуверенно проговорила «женщина», – там внизу есть выход. Мне другие призраки рассказывали. Что отсюда есть выход и он там, в самом центре под толщей песка.

– Да, – ответил ей «мужчина», – выход есть. Но он очень глубоко. И пока ты до него доберешься, много времени пройдет.

– Меня зовут Лора, – представилась «женщина», – а вы кто?

– Де Ливьери, – ответил «мужчина». – Впрочем, какое сейчас значение имеют имена. Все равно нам долго тут еще оставаться. Успеем познакомиться.

– Да, конечно, – произнесла «женщина» посмотрев куда-то в сторону. – Но я все равно не понимаю, зачем я здесь. Ведь я никогда не делала ничего плохого. Я всегда приносила людям только добро, как учили меня отец и мать. Да и священник наш меня тоже очень любил. Ведь я, когда еще совсем маленькой была, даже пела в нашем церковном хоре.

– Чушь, – спокойно ответил «мужчина», – твое добро ничего не значит. Ведь ты хотела совсем иного, а поэтому, то что ты делала, было притворством. В рай захотела? – мужчина криво усмехнулся.

– А почему бы не в рай? – тихо проговорила «женщина». Она отчего-то теперь очень сильно погрустнела, и почти невидящим взглядом смотрела на все углубляющуюся впереди нее округлую яму.

– Своей притворной добротой ты здесь никого не обманешь, – фыркнул «мужчина». – Добро только тогда чего-нибудь да стоит, когда идет от сердца. Твои же фарисейские штучки в миру здесь не стоят ничего. Уж сколько я повидал тут таких как ты…

– Сколько? – спросила «женщина» спокойным голосом. Она словно бы действительно сейчас понимала, что «мужчина» прав, да и вообще, что обманывать ей в этом месте было в общем-то некого. Да и бессмысленно. Все видели все насквозь.

– Много, – ответил «мужчина» спокойно. – Уж поверь. Да и сама-то ты разве ничего не замечаешь?

– А что я должна заметить? – спросила «женщина».

– Да то, что ты некрасивая, – «мужчина» опять усмехнулся. – И эдакое-то пугало, которым только людей по ночам в лесу пугать, еще на что-то там претендует, – он покачал головой.

– И только поэтому? – глаза «женщины» округлились.

– Да, – спокойно ответил ей «мужчина». – У тебя душа некрасивая. А значит не будет тебе еще долго покоя. И в мир тебе выйти не скоро. И забвения не видать. Ведь мир по-настоящему велик и прекрасен, и в нем нет места таким как ты. Такое страшилище, – «мужчина» вновь искоса глянул на «женщину», – уж лучше, поверь мне, держать здесь. Так оно всем спокойней будет.

– Но… – неуверенно проговорила «женщина», – что ж с того? Ну некрасивая, – она посмотрела на себя, – но ведь не заслужила же я этим, чтобы попасть в ад.

– В ад? – на этот раз «мужчина» даже рассмеялся. – Ну ты даешь. Какой ад? Ты пляши и пой, что ты здесь. Несколько лет на поверхности, потом пару сотен в глубине, и вот ты уже у центра. А там выход. Да, выход в мир. И вечное забвение! Что ты, «в ад»!?

– А-а, ну это тогда хорошо, – на губах женского призрака мелькнула некая тень улыбки, – а то я уж испугалась. Ну, вот ты только представь себе, – всю жизнь старалась быть хорошей и вдруг, что я вижу? Жара, песок и дикий холод ночью. И нет покоя.

– Ерунда, – ответил Де Ливьери. – Нам повезло. Мне, так даже вообще здесь почти что нравится. Правда, – он грустно поглядел по сторонам, – что-то я подзадержался на поверхности. Уж сколько времени прошло, а все еще ни на метр вглубь не продвинулся. Велики, видимо, мои грехи.

Призраки одновременно вздохнули. Они оба теперь уже спокойно наблюдали за все углубляющейся впереди них ямой. Находясь у подножья одного из приближавшихся друг к другу крестов, они плавно перемещались по направлению к центру все более сужающегося идеально-ровного круга.

Центральный же крест все по-прежнему парил в воздухе неподвижно, что стало приводить девушку, которая за него все с большим трудом держалась, уже в настоящий ужас. Силы ее покидали, отчего она все чаще и тревожней поглядывала то на крест, то на бездонную пропасть, что разверзлась под ее ногами. Бесплотные призраки там внизу кишели на округлых стенках ямы словно полупрозрачные черви. Некоторые из них пытались даже спрыгнуть вниз, но безуспешно. Остальные же, пожалуй, едва ли не в первый раз за целые столетия увидав белый свет, истово пытались продрать глаза, отчего и бешено терли их руками. Иные же просто негромко покрикивали или тихо плакали, превращая все это отвратительное действо в некое подобие ужасного, абсурдного спектакля.

Но вот, через некоторое время, и уже ближе к полудню, на самом дне этой, едва ли не бесконечно-глубокой теперь ямы, показалось нечто более определенное. Ни живое, ни мертвое, но именно то, что сразу привлекло внимание всех призраков вокруг. Отчего они разом все сначала вдруг затихли, а затем стали бешено рваться вперед и вниз, расталкивая и едва ли не раздирая руками друг друга. И это был свет. Тот самый свет, достичь которого они все так стремились. Тот выход в мир, в небытие, которого они жаждали более всего на свете. Белый свет, живой, яркий, струящийся подобно чистой родниковой воде в самом центре этой вечной, иссушенной, бесплодной пустыни. Свет этот действительно переливался и словно бы плескался там, внизу. Вполне могло бы даже показаться, что оттуда, из этой бесконечной глубины доносился какой-то странный, раскатистый гул. То ли звук прибоя, то ли шум водопада, то ли действительно журчания обыкновенного горного ручья. Каждый из призраков слышал в нем именно свое. Отчего был просто не в состоянии насытиться если не самим вкусом, то хотя бы звуком или даже просто видом такого манящего, прекрасного, светлого забвения.