Пассажиры - Роберт Силверберг

- Дайкири? - предлагаю я. - За мирное соглашение?

- Ладно.

Сегодня в баре полно народу, но мы как-то находим кабинку. Ее глаза сияют так, как никогда раньше. Я ощущаю - в ней рушатся какие-то барьеры.

- А ведь ты меньше боишься меня, Хелен.

- Я тебя никогда не боялась. Я боялась того, что может случиться, если мы рискнем...

- Не надо. Не бойся...

- Я стараюсь. Но порой все кажется таким безнадежным... С тех пор, как они явились...

- Мы все равно можем пытаться жить по-своему.

- Наверное.

- Это нужно. Давай заключим пакт, Хелен. Не надо больше мрака. Не надо больше бояться ужасов, которые могут прийти. Хорошо?

Молчание. Затем моей руки касается холодная ладонь.

- Хорошо.

Мы допиваем, я опускаю в щель кредитную карточку, и мы выходим. Мне хочется, чтобы она попросила меня в этот день забыть о работе и пойти с нею. Теперь она обязательно позовет меня, и лучше раньше, чем позже.

Мы проходим квартал. Она не просит ни о чем. Я чувствую, как она борется с собой, и жду, давая этой борьбе завершиться самой, без моего нажима. Проходим еще один квартал. Ее рука в моей, но она говорит лишь о своей работе, о погоде, и все это пока разделяет нас... На следующем углу она поворачивает, не дойдя до дома, и почти бежит обратно, к бару. Я стараюсь быть терпеливым.

Сейчас уже нет нужды торопить события, говорю я себе.

Ее тело для меня не секрет. Все началось у нас шиворот-навыворот, и плоть была вначале: ныне требуется время, чтобы добраться до той самой трудной ступени, которую некоторые зовут любовью.

Но она, конечно же, не знает, что мы уже настолько знакомы. Ветер швыряет снег нам в лица, и почему-то эти холодные уколы будят мою совесть. Я знаю, что я должен сказать.

Я должен уничтожить свое несправедливое преимущество.

Я говорю ей:

- Когда меня захватили на той неделе, Хелен, у меня дома была девушка.

- Ну и зачем об этом говорить сейчас?

- Надо, Хелен. Это была ты.

Она останавливается. Она поворачивается ко мне. Мимо спешат люди. Ее лицо побелело, на скулах пылают багровые пятна.

- Это не смешно, Чарлз.

- И не должно быть, Хелен. Ты оставалась со мной с вечера вторника до раннего утра пятницы.

- И как ты это узнал?

- Узнал. Вот так. Память осталась. Что-то остается, Хелен. Я видел тебя целиком.

- Перестань, Чарлз.

- Нам было хорошо вдвоем, Хелен, - говорю я. - Мы, наверно, порадовали наших Пассажиров, так мы были хороши. Увидеть тебя снова - все равно, что очнуться от сна, понять, что он явь, что девушка...

- Нет!

- Давай пойдем к тебе и начнем все с самого начала.

Она произносит:

- Ты намеренно гнусен, не знаю зачем, но не надо портить все сразу. Была я с тобой или нет - ты не можешь этого знать, и если даже была, то тебе лучше всего заткнуться и...

- У тебя родимое пятно величиной с монету, - говорю я, - дюйма на три ниже левой груди.

Она всхлипывает и бросается на меня, прямо на улице.

Длинные серебристые ногти едва не впиваются в мои щеки.

Она колотит меня. Я ловлю ее за руки. Она пинает меня коленями. Никто не обращает на нас внимания: идущие мимо думают, что нас оседлали, и отворачиваются. Ее переполняет ярость, но я держу ее железной хваткой, так, что она может лишь извиваться и шипеть; но ее тело рядом с моим, напряженное, сопротивляющееся.

Тихим настойчивым тоном я говорю:

- Мы сомнем их, Хелен. Мы докончим то, что они начали. Не дерись со мною. Не стоит. Понимаю, это стыд, что я тебя помню, но дай мне пойти с тобой, и ты увидишь, что мы принадлежим друг другу...

- Отпус-с-сти...

- Ну пожалуйста. Прошу тебя. Зачем нам быть врагами? Я не хочу тебе зла. Я люблю тебя, Хелен. Помнишь, подростками мы играли в любовь? Играл и я: и ты, наверно, тоже. Но игра кончилась. Мы не можем себе теперь позволить подразнить и убежать. У нас так мало времени, пока мы на свободе - надо поверить, открыться...

- Это напрасно...

- Нет. Только из-за глупого обычая, что двое людей, которых свели Пассажиры, должны избегать друг друга - нет, мы вовсе не обязаны ему следовать. Хелен... Хелен...

Что-то в моем голосе задевает ее. Она перестает бороться.

Ее напряженное тело обмякает. Она смотрит мне в глаза, и ее залитое слезами лицо словно оттаивает: глаза туманятся.

- Верь мне! - прошу я. - Верь мне, Хелен!..

Она медлит. Затем улыбается.

В эту секунду я чувствую холодок в затылке, словно стальная игла проходит сквозь кость. Я застываю. Руки мои разжимаются. На мгновение я теряю сознание, и когда туман расходится, все совсем другое.

- Чарлз.. - говорит она. - Чарлз?!..

Она прикусывает пальцы. Я поворачиваюсь, не обращая на нее внимания, и иду назад, к бару. В одной из передних кабинок сидит юноша. Его черные волосы блестят от помады; щеки гладкие. Наши глаза встречаются.

Я сажусь. Он подзывает официанта. Мы не говорим.

Моя рука ложится на его запястье и остается там. Бармен, смешивая коктейли, косится на нас, но ничего не говорит.

Мы допиваем и ставим пустые стаканы.

- Пойдем, - говорит юноша.

Я иду за ним.