Гамбит старого генерала - Я. Таляка

Да, они его опять недооценили. Да, вдруг выяснилось что безвредный и недалекий, каким он им показался на первый взгляд, пришелец обладает нешуточной и непонятной силой. Но ведь это по-своему прекрасно, не так ли? Это значит, что он даже вкуснее чем выглядит, только и всего.

Опыта убийств у вандалов накопилось предостаточно и магу выпало прожить несколько очень неприятных часов. К счастью как бы ловки и опытны не были "специалисты-утилизаторы", чародей тоже оказался не лыком шит, и все затеи по его устранению закончились провалом. Д'Аранж почти без урона для себя отступил и несколько дней скрывался в джунглях…

Естественно, он вернулся и на этот раз не для пустых переговоров. Маг пылал праведным гневом, разожженным оскорблением мировой эстетики, а теперь еще и раздутым персональной обидой. Дикарей потеря нескольких бойцов, как оказалось, тоже не особенно охладила. Началась новая война.

Тут надо отдельно отметить, что между собой варвары сражались хоть и ожесточенно, но относительно бескровно. Все они были настоящими мастерами маскировки, и достать кого-то из них было сложно, даже для таких же как они матерых головорезов. Кроме того, не стоит забывать о первобытной плодовитости дикарей, легко перекрывавшей и военные и все прочие их потери в живой силе. Все вместе это означало, что конфронтация могла тянуться еще долгие и долгие годы — десятки или даже сотни лет. Как собственно и шло до появления д'Аранжа.

С вмешательством чародея все изменилось коренным образом. Не помогли варварам ни численное преимущество, ни знание местности, ни большой оккультный опыт их вождей и старейшин. Войну первостепенной маг завершил в течение одной единственной недели, успев за этот срок разгромить обе враждебные ему группировки. Причем, большая часть времени была потрачена им не на саму войну а на то чтобы отыскать остатки армий уничтоженных в первую половину понедельника. На исходе седьмого дня окончательно стало ясно, что воевать с д'Аранжем просто уже некому. Дикари капитулировали.

Новые их поселения расположились в джунглях, неподалеку. Брезгливый чародей сперва вообще собирался изгнать дикарей как можно дальше, так что бы даже и воспоминания о неразумных вандалах не оставалось, однако потом решил сменить гнев на милость и позволил поверженным врагам жить рядом с собой. Лишенные боевой и охотничьей элиты племена стали беззащитны и уязвимы и могли полностью исчезнуть, а чародею было не чуждо элементарное сострадание.

Кроме того, ему могла понадобиться грубая физическая сила в помощь великому делу реставрации Парка а, покорные и запуганные дикари подходили для этого ничуть не хуже чем приглашенные издалека дорогие специалисты. Пожалуй, даже лучше. И дешевле, и исключалась нежелательная огласка. До поры до времени д'Аранж не собирался обнародовать свое увлечение Большим Парком. (Еще бы, д'Аранж собирался это делать. Известно, что как раз в описываемое время он находился в напряженных отношениях с сектой За-аа-ча. Поклонники этой, весьма предприимчивой и довольно кровожадной богини, в отличие от туземцев, умели обращаться с настоящей боевой магией, и любая попытка выйти в свет могла закончиться печально. Впрочем, это больше касалось сохранности Парка, чем самого колдуна. Примечание A. Basilewsа, в дальнейшем просто переводчика.)

Разумеется, терпеть дикарей маг соглашался только на определенных условиях, нарушение которых влекло за собой немедленную кару. Правил было немного. Слушаться, соблюдать дисциплину, знать подобающее место… Естественно, первым и наиглавнейшим из всех этих правил было территориальное перераспределение. Большой Парк теперь считался частной собственностью мага: термин дикарям не знакомый и, при переговорах, заменяемый категорическим «МОЕ». Отныне доступ сюда для них становился возможным исключительно с разрешения и по приказу самого д'Аранжа.

Установив такой порядок вещей, колдун посвятил всего себя восстановлению былой красоты и, со временем, добился в этом деле значительных успехов. Его стараниями Парк постепенно становился каким был задуман изначально — преисполненным неземной красоты и величия произведением искусства. Время словно повернуло вспять, возвращая ему молодость, вспоминая расцвет и торжество прекрасного.

Проходя мимо некоторых (особо близких ему по духу) композиций, маг склонял голову, приветствуя сотворивший их гений. Около других, наиболее пострадавших в период забвения и войн, он позволял себе едва заметную улыбку самодовольства. Реставрационные чары, составленные лично им, позволяли возрождать реликвии прошлого, в полном смысле этого слова, из праха. Без преувеличения, эта магия была шедевром — под стать самим изваяниям. Колдун искренне считал, что имеет полное право собой гордится.

"Когда-нибудь, я сумею придумать что-нибудь еще более выдающееся", — думал, вдохновляемый чудесным зрелищем, волшебник. — "Что-то, что вплотную приблизит меня к славным художникам древности".

Д'Аранж пока еще не знал когда (и что именно) его так возвеличит, но в своих возможностях не сомневался ни на йоту.

…Величавый поток размышлений колдуна прервался, когда его слуха достиг негромкий, весьма специфический стрекот. Звук этот здорово походил на гул, издаваемый в полете насекомыми, хотя спутать его с жужжанием той же гнуси, например, было бы невозможно. Стрекот приблизился и перед самым лицом волшебника появился его источник — ажурное, словно сплетенное из полупрозрачных узловатых нитей, создание. Небольшое, размером примерно с воробья. Одновременно похожее на миниатюрного человечка, только четырехрукого и на стрекозу, только в пятнистой униформе и с портупеей.

Гнусь, обрадованная появлением соразмерной жертвы, метнулась было на перехват но, не долетев совсем немного, взвизгнула и рухнула в палую листву. Обыватель пошутил бы — словно молнией пораженная; знаток естествознания сказал бы то же самое, но уже без сравнительного наклонения.

Флазн. Представитель самой миниатюрной из ныне известных, рас разумных существ. Парадоксальная форма существования, естественный природный аналог электронно-вычислительных машин. У нормальных организмов жизнедеятельность основана на углероде и воде, флазны обходились кремнием и электричеством.

— Экстренный доклад, — пискнул флазн.

Маг подставил ему свободную руку и лилипут невесомо «приладонился». По коже словно провели колючим пером, флазн весил мало, но прилично излучал, даже не обороняясь.

— Говори, — велел д'Аранж.

Флазн повертел головой, сверкая, непропорционально огромными глазищами, едва помещавшимися на крошечной головке. Наконец зрачки сфокусировались на переносице чародея.