Lenin Impossible - Анджей Пилипюк

— Пар из элеватора конденсировался в трубе и стекал в ванну обвиняемого…

— Это я тоже могу объяснить, — начал протестовать Вендрович.

— С целью разлива и распределения полученной жидкости, у обвиняемого было приготовлено двести полулитровых бутылок. Представленные мною факты однозначно указывают на действия с престпными намерениями.

— Прошу слова, — отозвался Якуб.

— Разрешаю.

— Высокий Суд. Да, это правда, что я подогревал элеватор, тем не менее, ничего я из него не гнал. Факт же наличия двадцатиметровой трубы, ведущей в мою ванну, я могу объяснить совершенно простым образом. Дело в том, что я обожаю принимать горячие ванны, но уже не имею сил таскать ведра с водой с печи. Располагая паром, я конденсировал его, получая горячую воду. Предупреждая следующий вопрос обвинения, спешу сообщить, что вода в ванне и правду содержала около пятидесяти процентов спирта, но он ни в коей степени не производился в элеваторе. По ходу следствия у меня было найдено двести бутылок из под спирта. Обладая возможностью погрузиться в горячей воде, при оказии я пожелал истребить мучающие меня кожные болезни и паразитов. Для этого заполненную до половины ванну я дополнил спиртом, закупленным в магазине. Более того, я даже не нарушил постановления о спекулятивных количествах, поскольку спирт не накапливал, но тут же использовал для подкрепления собственного ухудшившегося здоровья. А бутылки, да, остались. Я бы их сдал, но тут меня и сцапали.

— Арестовали, — инстинктивно поправил его судья.

— Арестовали. Прошу прощения у Высокого Суда.

— А зачем же вы подогревали элеватор? — спросил судья.

Якуб скорчил невинную мину.

— Я уже слишком стар и слаб здоровьем, чтобы выбирать воду ведрами. Вот я и решил ее испарить.

Два десятка человек не смогло сохранить серьезность, несмотря даже на просьбы судьи, поэтому их убрали из зала. После этого суд отправился на совещание. Обвиняемый, по причине отсутствия иных занятий, перегнулся через барьер и беседовал со своим дружком, Юзефом Паченкой.

— Как тебя выпустят, приглашаю на уху. Будет осетр.

— Класс! А чем будем запивать?

— Самогонкой Мариуша. А ты был прав, что адвоката нужно прогнать и защищаться самому.

— Ну!

Якуб вытащил из кармана газету и разложил ее. С первой страницы глаза колол набранный громадными литерами заголовок: «Шансы созыва Круглого Стола становятся все меньше»[2]. Вендрович начал по складам разбирать статью. Тут судья вернулся.

— Суд, рассмотрев мнения обвинения и обвиняемого, а так же выслушав показания свидетелей, признает гражданина Якуба Вендровича виновным в производстве пятидесяти тысяч литров браги, в краже государственного имущества, в нелегальных финансовых операциях с применением валют капиталистического происхождения, в накоплении спекулятивных излишков в количестве пятидесяти тысяч килограммов зерновых…

В этот момент в зал вбежал запыхавшийся судебный пристав и положил перед судьей листок бумаги. Тот замолчал и какое-то время тупо всматривался в него. Затем он набрал в легкие кубический метр воздуха, при этом лицо его сделалось совершенно багровым. Затем он спустил воздух и задумчиво глянул на висевший на стене государственный герб.

— Именем Польской Народной Республики освобождаю гражданина Якубовича от всех обвинений. Гражданин Якубович, вы свободны.

Все присутствующие в зале остолбенели. Якуб же усмехнулся и, выхватив из рук окаменевшего милиционера фляжку, поднял ее вверх.

— Пью за здоровье Высокого Суда! — сказал он торжественно.

Судья ничего не ответил, только метнул в подсудимого молотком. Но не попал, потому что Якуб уже выскочил через выход для обвиняемых в коридор. Здесь его уже поджидало двое плечистых охранников в советских мундирах войск МВД, которые без слова выкрутили ему руки и надели наручники.

— Протестую! — завопил тот. — Я же никуда не убегал! Меня же выпустили! Выходит, я невиновен!

— У тебя еще будет оказия узнать, почему тебя отпустили, — сказал один из мордоворотов. — В Москве.

— Где? — не поверил Якуб.

— Город такой, в России, — объяснил второй охранник, заботливо заклеивая ему рот липкой лентой.

Потом его всунули в автомобиль и повезли в неизвестность.

Мужчина в поварском колпаке с трудом открыл глаза и повел взглядом по помещению.

— Sacre blue[3], - простонал он, — где я, собственно, очутился?

Он приложил горячий лоб к бетону.

— Так, давай-ка вспомним, — пробормотал он. — Вместе с другими поварами я приехал из гостиницы. На приеме в советском посольстве подавал тушеных раков. Консул угостил меня стаканом водки, потом еще бутылкой… После этого я прокрался в подвал, где сидели русские шпионы. Отличные ребята… Мы выпили, и они мне рассказали, как сделать атомную бомбу. Потом была еще бутылка, после чего мне показали совершенно секретные документы, следующая бутылка, и я признался, что и сам шпион, только английский. Потом мы выпили за коммунистическую партию, потом за мир во всем мире, затем, чтоб королева с копыт свалилась. После этого мы отправились проведать какую-то старушку в соседнем подвале, и потом за мной гонялись маленькие такие белые мышки. Ну, не такие уж и маленькие, величиной с паровоз… И вот я здесь, черт его знает где…

Он огляделся по сторонам и заметил стул с телом принцессы. Покачиваясь, он поднялся на ноги, подошел к стулу и осторожно потряс девушку за плечо.

— Эй, мадемуазель, проснитесь…

Голова девушки беспомощно перекатилась с плеча на плечо. Повар испуганно отшатнулся.

— Черт, она же мертвая!

Совершенно неожиданно он что-то вспомнил. Поднял голову девушки к свету и какое-то время всматривался в уже искаженные смертью черты. Затем вынул из кармана листовку и сравнил.

— Хэй! — обрадовано воскликнул он. — Ведь это же исчезнувшая принцесса фон Шлезвиг-Гольштейн, за обнаружение которой назначена награда в миллион долларов! Я богат!

От радости он даже несколько раз подпрыгнул, но тут же застыл на месте.

— Погоди, — размышлял он себе под нос, — раз она мертва, так, может, всего и не заплатят? Сколько может стоить мертвая принцесса? Процентов девяносто, а то и семьдесят? — Он вынул из кармана коммуникатор. — Зачем беспокоиться заранее, — набрал он номер с листовки. — Сейчас проверим… Алло? — он приложил аппарат к уху и тут же убрал его, удивленно глянув на экран.

— Что же это происходит? Никакого сигнала…

Разозленный неудачей, он уселся на стуле.

— Скучно, блин, — вздохнул он. — И поесть бы не помешало…