Отойди от моей лошади - Сергей Вольф

Пришёл директор.

— Вот, — сказал Лев Евгеньевич. — Мальчик в высоких резиновых сапогах. Делайте со мной что хотите, я не могу.

— Что это, Алёша? — говорит Анна Ивановна.

— Ну сапоги же, — говорю, — сорок третий номер. Как пух. Что, не нравятся?

— Разве у тебя нет другой обуви?

— Есть. Плохая, — говорю.

— Рваная?

— Нет, — говорю, — целая. Но сапоги лучше.

— Что с тобой, Алёша? — сказала она и потрогала мой лоб. — Иди скорее домой и ляг в кровать.

— Почему? — говорю.

— Ляг, ляг.

Ну, я и ушёл. Им виднее.

Выхожу на улицу, а погода чудесная. Тепло. Дождя нет. Солнышко светит. Сапоги блестят. Хорошо гулять. Всё время буду в своих сапогах ходить. Мало ли кто что скажет! Я человек настойчивый. Уж что решил, то выполню. Такой уж я человек.

Уборка дождя

Когда идет дождь, бывают странные вещи.

Вот вам история про председателя нашего отряда Глеба Луковкина.

Кончились уроки, Глеб говорит:

— Не расходитесь. Сегодня у нас по плану уборка снега.

Мы ну смеяться. Какой план?! Какая уборка?! Снег? Да какой же сейчас снег? Дождь один. У нас вся зима в этом году такая — никакого снега, один дождь.

— Всё равно, — говорит Глеб. — План есть план.

— Но ведь снег есть снег, — сказали мы. — А сейчас дождь.

— Всё равно.

— Что «всё равно»?

— Будем убирать.

— Снег?

— Да. То есть нет, — дождь.

Весело, правда? Говорим Глебу:

— Но ведь дождь не снег. Как его убирать?

— Это верно, — согласился Глеб, — снег не дождь. Но убирать надо. Мы запишем: дождь. Дождь и снег — вещи похожие. Оба с неба падают.

— Ерунда какая-то, — сказали мы.

— Ну нет. Нет! — уверенно сказал Глеб.

— Он прав, план есть план, — согласился Федька. — Только давайте так: сегодня проведём репетицию драмкружка, а через недельку, может, и снег выпадет.

— Никаких перестановок в плане, — грозно сказал Глеб. — Ни-ка-ких!

— Тьфу! — плюнул Федька и пошёл из класса.

— Смотри, Фёдор! — крикнул ему вдогонку Глеб.

— Смотрю, — сказал Федька, — на снег, — и ушёл.

Мы взяли лопаты и мётлы и пошли на школьный двор. Дождь лил вовсю. Бегут ручейки по школьному двору. Что убирать? Как убирать? Непонятно.

— Сгоняй лужи в ручейки! — скомандовал Глеб.

Стали сгонять. Только ничего не сгоняется. Дождь льёт и льёт.

— Как быть? — спрашиваем Глеба.

— Никак, — говорит, — это не наша вина.

— А план? — спрашиваем.

— План, план! — обозлился Глеб. — Говорят вам, не наша вина.

— Ну, пошли, репетицию проведём, — сказали мы.

— Не по плану, — говорит Глеб.

Плюнули мы, как Федька, и разошлись по домам.

Глеб пошёл дождь в план записывать.

Быстро неделя пролетела. В тот день у нас репетиция была назначена. И вот с утра повалил снег. Сразу как-то на душе веселее стало. Сбегали после уроков домой, поели, собрались перед школой — на репетицию. А в школьном дворе снега по колено. Масса. Не пройти.

— За уборку! — крикнул Федька.

— Давай! — закричали мы.

Глеб забегал как угорелый. Не хотел давать убирать. Только мы всё-таки убрали. За час. Во дворик стал!.. Чистенький. Глеб тоже с нами убирал. Всё равно его никто не слушал. Ему надоело.

С репетиции мы шли весёлые и довольные. Глеб тоже повеселел. Румяный стал после уборки снега. И короля в пьесе он сегодня хорошо играл.

— Ох, ох! — говорит. — Я всё думаю, как нам с этим снегом быть?

— А ты его вместо того дождя запиши.

— Нельзя. Тогда снега не было.

— Запиши на сегодня, вместе с репетицией.

— Никак нельзя. В плане этого не было.

— Бедный ты бедный, — сказали мы. — Что же тебе делать?

— Слушай, Глеб, — говорит Федька, — ты не расстраивайся. Знаешь, иногда говорят: «внеплановое мероприятие». В плане не было, а сделали. Сами. Без всего. Так часто бывает. Вот ты так где-нибудь и запиши: «внеплановое».

— Это правда, ты не шутишь? — говорит Глеб.

— Правда, — сказал Федька. — Честное слово.

— Точно, — подтвердили мы.

— Вот красота, — сказал Глеб. И рассмеялся. — Так и запишем.

И записал.

И все остались довольны.

Как я лишился богатства

Дело в том, что мне вставили золотой зуб. В этом вы можете не сомневаться. Настоящий золотой зуб, вверху, по самой серединке… Уж как у меня мой обыкновенный, белый вылетел — я рассказывать не буду, это к делу не относится, и Надька Клякса всё врёт, будто я стойку на одной руке делал, всё врёт.

Ну так вот, не стало у меня зуба. Мама как увидела, закричала:

— Какое несчастье! Какое несчастье! Надевай немедленно новые ботинки и пойдём к врачу.

— А ботинки-то новые зачем? — спрашиваю.

— Как зачем?! Чтобы он ничего такого про нас не подумал. Пойдём и вставим тебе золотой зуб.

Золотой зуб! Ни у кого такого не будет. На всю школу я один. Да что школа! Ого, как я обрадовался!

Я побежал надевать новые ботинки и пока надевал, даже и не вспомнил, зачем к врачу идти именно в новых, а всё думал про свой будущий золотой зуб. Как я буду идти по улице, всем улыбаться, а солнышко так и блестит, так и играет на моём золотом зубе…

Думал-думал, думал-думал и вдруг призадумался и подумал, что вообще-то ну день, ну другой — а потом мне всё это надоест. Я иногда люблю вперёд посмотреть. Скоро мне всё это надоест, а зуб-то всё равно никуда не денется, со мной будет. К тому же, раз человек родился с простыми белыми зубами, то пусть так и живёт — ничего плохого в этом нет.

Надел я новые ботинки, вышел к маме и сказал:

— Мне золотой зуб ни к чему. Никуда я не пойду.

Мама как замашет руками:

— Нет, пойдёшь!

— Нет, не пойду. Зачем мне такой зуб?

— Как?! Как зачем?! Да ты цены ему не знаешь. Ты ещё глупый и не понимаешь ничего. Ты меня ещё благодарить будешь. Мало ли что в жизни случится. Будешь постарше — поймёшь.

— Не хочу я его вставлять. Не буду, — сказал я.

— Будешь, будешь, будешь… — сказала мама. — Одевайся. Пошли.

И я пошёл. Раз, второй, третий… И мне вставили золотой зуб…

… Два урока я сидел тихо, потом к Генке подошёл.

— У тебя что есть? — спрашиваю.

— Ничего нет, — говорит Генка.

— Эх ты… — сказал я.

— Есть, есть, — сказал Генка. — У меня ёж живой есть.

— Эх ты! — говорю. — А у меня зуб золотой!

— Не ври.

— Не вру.

— Врёшь!

— И не вру. На, смотри.

И раскрыл рот.

— У него зуб золотой! — заорал Генка.

Все сбежались. Весь класс. Я раскрыл рот, я улыбался, я крутил головой в разные стороны. Меня прямо задавили. И все хохочут. А я стою гордый, необыкновенный, один на всю школу. А они хохочут. По партам даже стали прыгать. Чуть доску не сорвали. Убегут. Прибегут.

— А ну, открой рот, — говорят. — Пошире, пошире, — и хохочут.

Генка хохотал так, что его в медпункт увели.

На следующей переменке стали из других классов приходить. На меня смотреть. И все просили раскрыть рот. Потом я из своего коридора ушёл. Пошёл этажом ниже. Рот раскрывать не просят, но шушукаются все.

На уроке все сидели плохо. На доску не смотрели. На меня смотрели.

— В чём дело? — сказал учитель. — Что это вы все на него смотрите?

— У него… ха-ха-ха, зуб… ха-ха-ха, золотой! Вот… ха-ха!

— Это правда, а? — спрашивает меня учитель.

— Ох, — сказал я. — Ну конечно, правда…

— Сделай пять стоечек на одной руке! — крикнула Надька Клякса.

— Он тебе зачем? — спрашивает учитель.

— Он мне ещё пригодится, — говорю.

— Это как же?

— Да вот так.

— Ну, например?

— Ну… например, — сказал я, — например… ну… вот…

— Что «вот»?

— Ничего.

— Ты с ним что сделаешь?

— Я с ним сделаю вот что, — сказал я.

— Что?

— Я его сначала… вырву…

— Та-ак…

— Потом возьму и… в общем, так…

— Что «так»?

— Так и есть так. И всё.

— Стоит вырывать, — сказал учитель. — Зачем тогда вставлять?

— Нет, нет! — обозлился я. — Я его… продам!

— Да ну?

— Обязательно.

— И купишь — что?!

— Хоть что! — крикнул я.

Я чуть не заревел. Я думал, он серьёзно. Прямо описать нельзя, что творилось в классе.

Я пришёл домой и сказал маме:

— Пошли.

— Куда?

— К врачу. Этот зуб вырывать.

— Ни за что, — твёрдо сказала мама. — Ты жизни не знаешь.

— Знаю, — сказал я.

— Ты мне ещё спасибо скажешь!

Я не стал с ней спорить, лёг на диван, задрал ноги и сказал:

— Помогать тебе не буду, учиться не буду… и есть тоже не буду. Всё.

И только тогда она повела меня к врачу.

— Бедный ты бедный, — сказала мама.

— Нет, я не бедный.

— Бедный, потому что глупый, — сказала мама.

— Нет, не глупый я.