Меня зовут Виктор Крид. - Михаил Француз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А именно в этот момент прозвучало словосочетание "вита-лучи". И меня словно током ударило! Эрскин! Формула суперсолдата! Капитан Америка! Красный Череп! Гидра!
Так вот во что я ввязался! Ддззззен...
Я ничего не сказал Аврааму.
Будь что будет, подумал я. А на горизонте вздымала к небу свой факел Статуя Свободы.
* * *
глава 4
Статуя Свободы. Внушительно, дзен меня накрой! Тот, кто придумал ее, был гений. Вот так, плывешь ты из Европы в Штаты, не от хорошей жизни (от хорошей жизни обычно не уплывают). Долго плывешь. Вокруг лишь вода, шторма, волны... И вдруг! Из-за горизонта появляется точка. Ты еще не видишь земли, но точка становится больше и приобретает очертания женщины-свободы с факелом устремленным в небо.
И ты уже смотришь только на нее. Не видишь ни полоски земли, ни других кораблей, только ее...
Воодушевляет. Реально воодушевляет. Начинает возникать в душе само собой ощущение, что все будет хорошо. Что, вот именно теперь, все будет непременно хорошо.
Авраам поддался этому очарованию в полной мере. Он замолчал и, открыв рот, смотрел на этот символ мечты. Я тоже смотрел.
Но все когда-то кончается. Слетело и наваждение. Авраам словно очнулся и даже немного потряс головой.
- Вик, а как ты выбрался из Германии? Граница же укреплена, - вдруг заинтересовался он. Видимо вспомнил наконец, что в Америке тоже есть таможня. И ее вскоре предстоит проходить.
- На самолете. Ночью, - ответил ему я.
- А кто им управлял?
- Я.
- Ты, разве умеешь управлять самолетом? - удивился он.
- Умею, - ответил я.
- Но как?! - удивился он.
- Франция. Частные курсы пилотов, - коротко ответил я. Не стал вдаваться в подробности. У студентов, не озабоченных поиском средств на пропитание и оплату учебы, времени много. И отнюдь не все оно занято учебой и исследованиями.
А уж начало двадцатого века во Франции - такой простор для выбора хобби: от опиума, вина, секса, оккультизма, до воздухоплавания, стрельбы, французского бокса, изобретательства, живописи и сотен других интересных занятий. Правда, все очень сильно омрачала Мировая Война, но она же подстегивала технический прогресс.
Помню, в то время, я вообще свой личный самолетик имел. И несколько нужных знакомств, которые позволили держаться в курсе технических новинок и даже пилотировать военные образцы, не прибегая к угону. Но для Эрскина это подробности лишние, я так думаю.
- А где самолет взял? - уже с подозрением посмотрел на меня Авраам.
- Угнал.
- Где?!!
- На аэродроме, в пригороде, - не стал скрывать я.
- А как мы пройдем контроль в порту? У нас же немецкие документы... - я молча залез во внутренний карман и достал два французских паспорта. На него и на его жену. Дочери по малолетству подобный документ еще не требовался.
- Откуда? - обреченно вздохнул он.
- Китай - каллиграфия, Национальная высшая школа изящных искусств в Париже, Мюнхен - клуб фотографии, - кратко пояснил я. Подробности... Снова остались за кадром. Не говорить же, что документы для долгожителя - основа основ личной безопасности? Что это первое, чем озаботишься, лишь осознав свою природу.
Естественно, что у меня постоянно имелись в запасе чистые бланки удостоверений личностей нескольких стран. Естественно, что приезжая в новое место, я всегда зондировал почву на предмет всяких мошенников, фальшивомонетчиков, аферистов и их способов изготовления документов.
А калиграфия, которой занимаешься больше полусотни лет, позволяет подделать практически любой почерк... Да я сейчас печатный станок могу "сделать" по четкости воспроизводимого изображения. Не сходя с места, любую печать нарисую (хотя, предпочитаю все же изготовить ее из подручных средств, чтобы был именно оттиск - это надежнее). Печати-то откуда в Европу пришли? Именно - из Китая. Соответственно, где этому лучше учиться, как не там? А тот, кто считает, что у монахов совсем нет свободного времени и творческих увлечений - в корне не прав.
- Но лучше используйте свои документы. Надежнее. Скажете, что беженцы от режима. Попросите политического убежища, - добавил я. - Это, - кивнул на французские паспорта, - На крайний случай. Если придется прятаться.
- Да, Вик, - вздохнул Авраам. - Догадывался я, еще в студенчестве, что парень ты непростой, но что б настолько...
Что я могу на это ответить? Только молча пожать плечами.
- А почему ты решил именно меня о помощи попросить? Если не думал, что настолько? - спустя пару минут молчания, решился задать вопрос я.
- От отчаянья, наверное, - вздохнул он. - После этого приема у рейхсфюрера, мне было попросту страшно. Я посмотрел ему в глаза и то, что я там увидел, напугало меня до дрожи, - зябко передернулся он. - А потом в лаборатории появилась новая охрана. Соседи справа и слева продали свои дома и уехали. Вместо них поселились непонятные люди. В школе дочери появились два новых учителя... Мужчины атлетического сложения в пиджаках с несколько оттянутым вниз правым карманом... Я испугался. Начал думать, что я могу сделать, к кому обратиться... И получалось, что ни к кому. Тебе я написал из отчаяния. Вообще не был уверен, что письмо дойдет. Ведь мы уже пару лет не списывались...
- Но все же мне? Почему? - мне и правда было интересно.
- Хоть мы и знакомы с тобой уже почти семнадцать лет, шесть из которых прожили в одной комнате, но ты так и остался загадкой. Внешность громилы, глаза блаженного, работоспособность машины, острый, хваткий ум. Широкий кругозор... Не обижайся только - улыбка идиота. Непробиваемое спокойствие... Но иногда, редко, очень редко словно вдруг маска трескается. Улыбка превращается в оскал. Глаза ребенка становятся глазами убийцы, хищника, зверя. И такой замогильный ужас пробирает... Да еще тренировки твои ежедневные... Вот я и подумал, что если кто и сможет помочь, то ты.
- Вот как, - хмыкнул я.
- Я только сейчас подумал... Знаешь, за последние десять лет ты не изменился совершенно. Не постарел совсем. Как такое возможно?
Я лишь пожал плечами. А про себя печально вздохнул: Авраам эти годы был хорошим другом. С ним было интересно поговорить. Приятно в письме поделиться какими-то мыслями. Почитать ответное письмо... Но, раз уж у него начали появляться такие вопросы, значит пора расставаться с ним, обрывая все связи.
Не первый уже раз
