Уйди-Уйди - Николай Коляда

ЛЮДМИЛА. Да какой там Кавказ, Валентин Иванович. Вокзал. Ну, что вот оно смеётся и смеётся, а?

АНЖЕЛИКА. Мама!

ЛЮДМИЛА. Оно меня раздражает прям до белого каления! Ну, сменим тему, эта очень грустная. Я всё про одно, я про то, что мне бы зацепиться только, а я живучая, выживу. Должна я когда-то для себя пожить. Дочка у меня вот Евгения нашла, зараза два раза. У нас тут все девчонки в округе с солдатами дружат, а моя — ни-ни, и не пьёт даже, в рот — ни-ни. Раньше не дружила ни с кем, но время подошло, видно. Мы жили всё время без солдатиков. Какие нам солдатики? Нам уже солдатики в глазах прыгают, они вон уже на крышу лезут, учуяли, что тут девушка есть, пахнет им будто, коты мартовские, гроздьями прям висят, паскуды, хоть бери метлу и разгоняй. И мыши тут.

ВАЛЕНТИН. (Смеётся.) «Тише мыши, кот на крыше».

ЛЮДМИЛА. Да, да. «А котята ещё выше». Ну вот. Я боюсь сапоги обувать. Вдруг там мышь, я сразу умру от разрыва сердца. Я мыло оставила случайно, дак они его съели. Мыло едят! А мы женщины. Я поэтому написала в газетку объявление, чтоб к кому прибиться. Да долго он там курить-то будет? Закурился уже. Когда уже оно накурится-то, а? И смеётся всё, будто мыла наелся, зараза два раза.

АНЖЕЛИКА. Тебе он зачем, пусть курит.

ЛЮДМИЛА. Да вы мне поговорить с человеком не дадите!

ВАЛЕНТИН. Мне не жалко, я ему дал сигарет, он же солдат, нас защищает.

ЛЮДМИЛА. Вы такой добрый, Валентин Иванович, в вас чувствуется такой человеческий фактор, семь комнат, Кавказ…

ВАЛЕНТИН. Краснодарский край.

ЛЮДМИЛА. Да без разницы. (Анжелике.) Мне он низачем, дайте мне с человеком поговорить, он приехал с Кавказа с самого, для меня, ко мне почти что.

ВАЛЕНТИН. Нет, я честно — четыре адреса. (Ест.)

ЛЮДМИЛА. Ну да всё равно, Валентин Иванович… (Пришёл Евгений, сел, ест.) Мне вот, главное, зацепиться и климат поменять. (Чихает.) Ну вот. Видите, как живём? Городок напротив этот военный, солдаты, для дочки, для девочки опасно очень.

АНЖЕЛИКА. Ну, мама.

ЛЮДМИЛА. Она смотрится, Валентин Иванович, взросленькой, а ей восемнадцать. Но я, если поеду куда, её оставлю. А как зацеплюсь, может — перевезу и её, и этих всех.

ВАЛЕНТИН. Сколько лет ей?

ЕВГЕНИЙ. Сколько ей лет?

ЛЮДМИЛА. Восемнадцать. Тише, доченька. Она выглядит постарше, потому что с детства познала лишения, детский труд, тяжесть физического труда. Да. Без папы росла. Папа, как Гагарин… Это я уже говорила. Ну вот. Безработная пока. Да, Анжелочка?

АНЖЕЛИКА. Да.

ЛЮДМИЛА. (Вдруг кричит.) А что они, эти солдаты, недавно устроили? Я прям в шокинге! Баню выстроили, Валентин Иванович, из стекла! Баня прямо в наши окна, хоть закрась их масляной краской, хоть забей досками. Голые задницы! Будто реклама! А бабушки встанут у окна и смотрят, развращаются. Я ж не могу за ними следить с утра до ночи. Мало, что, извините, кобеляж вокруг городка идёт, так они ещё и баню стеклянную выстроили! Видать, стекло оставалось, девать было некуда. Ну, сделали бы теплицу! А то баню! Голые мужики, каждый вечер видно, два этажа. Разврат. Специально будто свои причиндалы показывают, безобразие, порнография какая-то. Хочешь не хочешь, а увидишь. Меня это просто угнетает, зараза два раза. Ведь мы тут — одни женщины. А мыши? А крыша? Мало того: эти дома делали вместе с казармами и чем попало строили. Сделано это всё из радиоактивного железобетона. Ночью — прям стены излучаются. Мы уже не люди, мы наполовину трупы.

АНЖЕЛИКА. Ну, хватит.

ЛЮДМИЛА. Ты как меня выставляешь перед человеком? Вечером увидите, Валентин Иванович, как тут светиться будет всё вокруг. Вы ещё немножко посидите и у вас голова заболит. Не болит пока?

ВАЛЕНТИН. Чуть-чуть заболела уже.

ЕВГЕНИЙ. А как же бабушка так чётко — до ста лет дожила?

ЛЮДМИЛА. Случайно. Из правила бывают исключения.

ЕВГЕНИЙ. Потому что она революционерка законсервированная! Стойкая! Чёткая!

ЛЮДМИЛА. Вы что-то сказали опять, Евгений?

ЕВГЕНИЙ. Нет. Шутка.

ЛЮДМИЛА. А-а. Шутка. Весной у всех такое обострение, у нас на автовокзале дураки — стадом ходят. Вот как собаки вокруг этой трубы на улицы — табун, стадо. Собаки стадом, дураки стадом. (Анжелика хлопнула Людмилу по спине.) Да что ты ко мне привязалась?

АНЖЕЛИКА. Дак комар если.

ВАЛЕНТИН. Я позволю себе в ванную, руки вымыть.

ЛЮДМИЛА. Ой, пожалуйста. Там полотенце незамаранное висит, найдёте?

Валентин пошёл на кухню. Заглянул во все углы, увидел бутыль с самогоном, улыбнулся, пошёл в ванную. Людмила и Анжелика молчат. Евгений взял сигарету из портсигара Валентина.

ЛЮДМИЛА. (Смотрит на Евгения.) Какой приятный человек, а? Очень, очень, очень…

ЕВГЕНИЙ. Американец этот из Краснодарского края — брачный аферист, за версту видать. Он тут у вас жить хочет. Будьте осторожны. Надо портфель его проверить. Если там инструмент медицинский — точно. Я читал: они, аферюги, носят с собой марганцовку, и такое разное, чтоб сразу вымыться после этого.

ЛЮДМИЛА. (Улыбается.) И откуда только вы такой, Евгений, грамотный? Из какой деревни? То да потому, то да потому, толкует, толкует чего-то. Вот уеду от вас, живите.

ЕВГЕНИЙ. (Смеётся.) Поезжайте. Не держим. Нам даже лучше. Мы тут ремонт сделаем, жить будем.

ЛЮДМИЛА. Ремо-онт? (Улыбается.) Ты заметила, доченька? Он иной раз как скажет — будто член покажет. Где ты его выкопала, из какой помойки, а?

МОЛЧАНИЕ

ЕВГЕНИЙ. А?

ЛЮДМИЛА. (Тихо.) На два, сельпо. Я тебе клешни-то пообломаю. Поплохемши тебе, мальчик? А в рот тебе не надо потные ноги, нет?

ЕВГЕНИЙ. Чего?

ЛЮДМИЛА. Я говорю: кореш, мутату порешь. А через плечо не горячо? Орёл. Козёл. Сиди, не сявкай, хрумкай на халяву, скажи спасибо, что тебя с приличными людьми за один стол посадили, и молчи. Оно меня хоронит, оно тут командует, оно меня выселяет. Ты кто такое тут, жук-навозник? «Я у мамы вместо швабры», женишок, козявка.

ЕВГЕНИЙ. (Бурчит.) Я что сказал? Я посоветовал. Я сказал — он аферюга, у него медицинский инструмент и марганцовка тама.

ЛЮДМИЛА. Тама?! По своим карманам пошарь, поищи марганцовку тама! Ишь, колхоз-навоз-крестьянство, тама! Уеду. Твари. Надоели. Уеду. А ты, Анжелка, из-под них говно вытаскивай, я не буду. Они тебе родные бабки — вот и занимайся, и клала я на вас с прибором. С кем хочешь, кого хочешь води, ремонтируй, делай — провалитесь!!!!

ЕВГЕНИЙ. Мне всё равно, только опасайтесь. Он самогонку как халкает. Отдел развития, Кавказ. Лавровый бизнесмен. Барон цыганский. В жилетке, с кольцом.

ЛЮДМИЛА. Ноль внимания. Фунт презрения. Ясно?!

ЕВГЕНИЙ. Мневсё равно. Я предупредил. Я покурю ещё.

Евгений взял сигарету из портсигара, отодвинул диван со спящей Энгельсиной, вышел на балкон. Марксина спит, игрушку к себе прижимает. Снег с крыши летит, хлопает дверь подъезда.

ЛЮДМИЛА. Крысёнок какой, деревня прыщавая, а? Одна извилина в башке — след от фуражки, а туда же. Будто бревном на стройке придавили. На халяву дорвался, курит и курит чужое, курит и курит, урод, ломом подпоясанный, надоел. А туда же — командовать! Водит и водит их, всё портянками провоняло. (Анжелика плачет.) Плачь, дура, плачь, плачь, идиотина, плачь, вы мне всю жизнь сломали, вся ваша святая троица, всё из-за вас! Из-под этой говно всю жизнь, с этой алкашкой мучаюсь, на тебя, дуру, всю жизнь робила, воспитывала и — что воспитала?! Я для себя не жила, а для вас всё, гадины, вы меня всю высосали, всю мою жизненную энергию! (Рыдает.)

АНЖЕЛИКА. Он жениться хочет.

ЛЮДМИЛА. Жениться?! Не смеши мои подмётки! Кому ты нужна, крокодилка, глянь в зеркало! Кому мы с тобой нужны?! Наши зелёные стенки нужны им! Дура! Правильно, ему месяц до дембеля, не хочет в деревню ехать, хвосты быкам крутить, он на нашу юрту рот разинул, тебя захомутать решил, а ты, дура?! Спасибо. Уеду. Зачем мне тут жить? Она принесёт в подоле, а я ещё и её выблядков воспитывай потом. А он, Валентин Иванович, хороший человек, я сразу вижу, и — пусть пьёт, не ваше дело, все пьют. Не пьянеет — значит: крепкий мужик. У, уродка, повякай ещё, я всю вашу команду поудушиваю, поубиваю!!! И никто меня не посадит, потому что оправдают: в состоянии эффекта от вас я была, потому что у меня обострение началось с вами, ясно?!

Пришёл Валентин, что-то мурлыкает, сел. Людмила быстро вытерла слёзы, Анжелика тоже, улыбаются, молчат. Людмила ойкнула, сбегала на кухню, принесла пельмени, поставила на стол, села. Молчат. Слышно, как часы-будильник стучат, вода капает, мыши скребутся, дверь хлопает, снег с крыши летит, трамвай едет, оркестр играет на плацу… Пришёл Евгений, сел.

ВАЛЕНТИН. Напрасно много курите, молодой человек. Лучше выпейте.

ЕВГЕНИЙ. А, да, сенькью, чётко. (Смеётся.)