Страна грез (ЛП) - Сара Дессен

Боу кивнула, почесывая спину.

— Ну, это большое давление. Чтобы всегда всё было идеально.

Я пожала плечами.

— Не знаю.

— Как и я, — с улыбкой отозвалась она. — Но, я думаю, для Кэсс это было сложнее, чем нам кажется. Так легко потеряться в том, чего другие ожидают от тебя. Иногда можно даже потерять себя.

Она прошла к краю дворика и нагнулась, чтобы сорвать еще один одуванчик. Я наблюдала за ней, а затем позвала.

— Боу?

— Да?

— Она говорила тебе, что собирается сделать?

Боу медленно поднялась.

— Нет, — ответила она. Газонокосилка продолжала гудеть. — Она ничего не говорила. Но последний год был трудным для Кэсс. Не всегда всё было так просто, как казалось, Кейтлин. Важно, чтобы ты знала это.

Я смотрела, как Боу собирает цветы, пока она не подошла ко мне и не сжала моё плечо.

— Что за дурацкий День рождения, да?

Я пожала плечами.

— Неважно, я всё равно ничего особенного не планировала.

— А что насчет Рины? — поинтересовалась она.

— Уехала с новым отчимом, — ответила я, и Боу покачала головой. — На Бермуды в этот раз.

Мать моей лучшей подруги Рины Свейн недавно снова вышла замуж — это был Номер Четыре. Она выходила замуж лишь за богатых, не придавая значения любви, так что Рина жила во все более красивых домах, без конца ездила в разные экзотические места и становилась обладательницей огромных счетов за терапию. У Рины были, как называла это Боу, проблемы, но ребята в школе придумали другое определение.

— Ладно, пойдем, — Боу снова открыла дверь, пропуская меня вперед. — Позволь приготовить тебе завтрак и давай больше не будем говорить обо всем этом.

Я села возле Стюарта, который уже прикончил свой персик и теперь занялся эскизом, рисуя его прямо на задней стороне какого-то конверта, в то время как Боу взяла вазу и, наполнив её водой, опустила в нее цветы.

Полотна Стюарта, законченные или незаконченные, покрывали все стены в доме, да и любую твердую поверхность тоже. Он рисовал портреты незнакомцев: вся его работа была основана на теории о том, что искусство нам незнакомо. Возможно, его взгляды были не совсем обычными, но его занятия были до невозможности популярны. По большей части, дело было в том, что он не признавал систему оценок или критику и был убежденным сторонником массажа, как способа войти в контакт со своим художественным духом.

Мой отец, говоря о методе преподавания Стюарта, обычно использовал такие слова, как «свобода духа», «уникальность» и «художественный выбор», хотя в глубине души ему явно хотелось, чтобы Стюарт носил галстук и перестал проводить семинары по медитации во время футбольных выходных.

Стюарт оглянулся и улыбнулся мне.

— Ну? Каково быть шестнадцатилетней?

— Большой разницы не чувствуется, — ответила я.

Со всем произошедшим, мой отец забыл вручить мне водительские права, но все просто сходили с ума, так что я даже не решилась спросить.

— О, погоди, — сказал Стюарт, откладывая листок и ручку. — Во взрослении есть нечто прекрасное. Всё становится лучше с каждым годом.

— Продолжай, — откликнулась Боу, ставя передо мной тарелку с тофу, беконом и парой гранатов.

— Помню, когда мне было шестнадцать, — начал Стюарт, качаясь на стуле. Он тоже сидел босиком, а его стопы уже были заляпаны зеленой краской. — Я поехал в Сан-Франциско и в первый раз попробовал буррито. Это было неописуемо.

— Действительно, — согласилась я, глядя на конверт, который он отложил. Это была половина лица, просто набросок. Я перевернула его и увидела кое-что, написанное почерком Кэсс: её имя, раскрашенное синим и обведенное разными цветами. Внезапно я словно почувствовала, как Кэсс сидела здесь, на этом же самом стуле, таким же утром, ела тофу — в точности, как я.

— Был таким свободным, один на дороге, и весь мир открыт для меня…

Он придвинулся ко мне, но я все еще смотрела на имя Кэсс, чувствуя, что мне стало трудно дышать. Казалось невозможным, что Кэсс планировала полностью изменить свою жизнь, а ни один из нас даже не заметил… Может быть, когда она рисовала на этом конверте, всё уже было продумано.

— … и всё возможно, — говорил Стюарт, — абсолютно все!

Я моргнула и сглотнула комок в горле. Мне хотелось взять конверт и прижаться к нему, словно он был единственным, что осталось у меня от нее.

— Кейтлин? — позвала Боу, подходя сзади, — Что это?

Она присмотрелась, увидела рисунок и затаила дыхание.

— Ох, милая, — и, еще до того, как она обвила меня руками, я уже знала, что это произойдет, и откинула голову на ее плечо, как, возможно, делала Кэсс, когда Боу обнимала её за этим же столом, в этом же утреннем свете, но другим утром.

Когда я входила в нашу стеклянную заднюю дверь, зазвонил телефон. Никого не было рядом, так что я подняла трубку.

— Алло?

Ответом было молчание с легким гудением телефонных линий.

— Алло?

В коридоре появился отец, с трудом переводя дыхание — он прибежал из гаража.

— Кто это?

Я покачала головой.

— Я не… — он не дал мне договорить, выхватив трубку из моей руки.

— Кассандра? Это ты?

— Джек? — крикнула мама из спальни. Затем я услышала её шаги, и вот она появилась в коридоре с носовым платком в одной руке, прижав другую ко рту. — Я задремала. Это…

— Кассандра, послушай меня. Ты должна вернуться домой. Мы не сердимся на тебя, но ты должна вернуться, — его голос дрожал.

— Дай мне поговорить с ней, — сказала мама, подходя ближе, но он лишь покачал головой, вытянув руку, не давая ей подойти. — Скажи, что мы любим её!

Я не могла слышать её голос, неуверенный и прерывающийся, так что проскользнула мимо них в свою комнату и там медленно подняла трубку своего телефона.

— Кассандра, — говорил отец, — поговори со мной!

Молчание.

Я представила сестру, стоящую в телефонной будке у дороги, мимо проезжают машины. Место, которое я никогда не видела, мир, который я не знала. Вдруг я услышала её голос.

— Папочка, — начала она, и я услышала, как мой отец резко вдохнул, как если бы его ударили в живот. — Со мной всё хорошо. Я счастлива. Но я не вернусь.

— Где ты? — спросил он требовательно.

— Дай мне поговорить с ней! — вскрикнула моя мама на заднем плане. Она могла пойти в кабинет отца и взять трубку там, но она даже не подумала об этом и не сдвинулась со своего места в коридоре.

— Кассандра!

— Не волнуйтесь за меня, — говорила Кэсс, — я…

— Нет, — сказал отец, — ты должна вернуться домой.

— Это то, чего я хочу, — ответила сестра. — Вам придется уважать мой выбор.

— Тебе только восемнадцать! Это смешно, ты не можешь точно знать…

— Папа, — произнесла Кэсс, и я вдруг поняла, что плачу, слёзы давно струятся по моему лицу. — Мне жаль. Я люблю вас. Пожалуйста, скажи маме, чтобы она не беспокоилась.

— Нет, — твёрдо сказал отец, — Мы не…

— Кейтлин? — неожиданно позвала она. — Я знаю, ты здесь. Я слышу тебя.

— Что она говорит? — спрашивала мама, теперь её голос звучал ближе. — Где она?

— Маргарет, подожди, — отвечал ей папа.

— Да, — прошептала я для Кэсс, — я тут.

— Не плачь, хорошо? — на линии раздался треск, и я вспомнила тот вечер, когда она схватила меня и прижала к себе, её дыхание на моей шее, её смех мне на ухо. — Я люблю тебя. Мне жаль, что так вышло с твоим Днем рождения.

— Ничего, — пробормотала я. С её стороны послышался другой голос, оклик, и на линии снова раздался шум.

— Это он? — требовательно спросил отец. — Он там?

— Мне нужно идти, — ответила Кэсс. — Не беспокойтесь, ладно?

— Черт возьми, Кассандра! — воскликнул отец, — Ты не можешь просто повесить трубку!

— Пока, — мягко сказала она, прерывая отцовскую речь.

— Кассандра! — мама наконец ворвалась в диалог со всем испугом и нервозностью последних суток. — Пожалуйста…

Клик!

И она исчезла.

Глава 3

К тому времени, как два дня спустя начались занятия в школе, мы всё еще не получали вестей от Кэсс. Первый звонок был сделан откуда-то из Нью-Джерси, но, в конце концов, вокруг был целый мир, готовый поглотить её.

У меня по-прежнему не было ничего, что было бы достойно занесения в дневник. Я ждала чего-то значительного, важного, может, ночи, когда я увидела бы Кэсс, и она заговорила со мной. Но вместо этого мои сны были такими же унылыми, как и моя жизнь, состоящая в основном из болтания по магазинам или учебы в школе, поиска чего-то неопределенного и лиц, мелькающих вокруг. Я просыпалась усталая и разочарованная, чувствуя себя так, словно не спала вовсе.

Мама держала дверь в комнату Кэсс закрытой, так что за всё время я была единственной, кто заходил туда. Когда я заглянула туда снова, вещи сестры для Йеля всё так же лежали на её столике, дожидаясь хозяйку, воздух был спертым и тяжелым, и он словно давил на маму — на её плечи, на её сердце. Она переживала всё это тяжелее других.