Любовь за гранью 13. Мертвая тишина - Соболева Ульяна "ramzena"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава прошел возле последней шеренги и мысленно отметил, кого возьмет с собой, когда будет покидать нейтральные земли. Кто был бы недоволен переменами и поддержал бы переворот Думитру, а еще тех, кто был ему должен и каким-либо образом висел на крючке. Всегда найдутся сообщники на любое безумие, а Курд умел быть убедительным. Его ораторские способности не раз спасали ему место и даже жизнь. Пора самому вершить правосудие и менять весь образ правления в этом мире смертных. Курду слишком мало быть тем, кем он есть – пусть Морт занимает его место, пока тот будет подниматься намного выше проклятого вершителя.
Глава отдал воинам приказ разойтись и спустился в подвалы инквизиции Нейтралитета. Его ждали два узника. И оба были для Думитру бесценны. Оба должны сыграть свою роль в падении Братства клыкастых выскочек, создавших государство в государстве и возомнивших себя всесильными. Особенно короля, который посмел выдрать из рук Думитру нечто бесценное, то, что Глава пытался вернуть себе веками, то, что сделает самого Курда всемогущим в полном смысле этого слова. Бросил взгляд на двух стражников, стоящих по обе стороны от камеры, и те, молча ретировались вглубь коридора, давая Главе возможность самому набрать комбинацию на замке камеры и войти внутрь, прикрывая за собой дверь.
Его пленник тут же дернулся на цепях, и глаза округлились в удивлении и заблестели надеждой.
«Идиот, к тебе пришла твоя смерть. Но ты слишком туп, чтобы почуять ее и почесть в моих глазах».
– Мне обещали иное обращение. Я голоден и хочу пить. Какого чер…
Курд оборвал его излияния, заставив изогнуться неестественно на цепях, и, поморщившись от хруста костей пленника, продолжил ломать его тело и смотреть, как тот корчится в жутком приступе дикой боли. Настолько сильном, что из ушей вампира полилась кровь.
Курд резко убрал ментальные иглы, которыми протыкал нервные окончания пленника, и тот взвыл, тяжело дыша и всхлипывая, как баба. Предатели никогда не вызывали у Курда уважение, впрочем, как и фанатики, готовые молчать даже под страхом смерти. Курд вообще мало кого уважал в своей жизни. Можно сказать, никого кроме себя самого.
– О еде, воде и других подарках мы поговорим, когда я пойму, что ты и правда обладаешь нужной для меня информацией.
– Я все знаю. Я столько лет работал на вас, передавал всю информацию, все важные …
– Ты будешь говорить лишь тогда, когда я начну задавать вопросы и просить ответы на них. Пока что ты молчишь и не раздражаешь меня своим бабским нытьем.
Курд прошел к стулу, стоящему у каменной стены прямо напротив пленника, и сел на него, поправив длинное одеяние на коленях, внимательно глядя вампиру в глаза. Молод и глуп. Меньше ста лет. Завербован и внедрен к Воронову еще прошлым вершителем Курда – Акселем, которого пришлось казнить после побега Морта и его суки-жены. На секунду вспомнил о Марианне Мокану и почувствовал раздражение вместе с каким-то дьявольским чувством наслаждения. Он слышал женские крики из кельи Морта, слышал хриплые стоны боли, рыдания и тихий плач, свист плети в воздухе и рычание обезумевшего зверя. Такое разное рычание, от которого даже самому Курду становилось не по себе…Да, ему доложили, что вершитель нарушил закон Нейтралитета и держит свою бывшую жену в заточении в собственной келье. Идиот и слабак боится, что кто-то тронет его тварь. Думитру бы тронул с превеликим удовольствием, он бы разодрал ее на ошметки и даже позволил перед этим своим нейтралам трахать ее во все дыры, невзирая на запрет, но наивысшее наслаждение – это знать, что тот сам ее мучает, истязает и корчится в бесконечной агонии вместе с ней. И плевать, что сукин сын, наверняка, нарушая целибат, сам систематически насилует свою пленницу! Пусть причинит ей как можно больше боли. В чем в чем, а в дикой жестокости своего вершителя Глава не сомневался. А даже в чем-то и ужасался изощренности этого садиста. Но Курд безумно ненавидел эту дрянь с сиреневыми глазами не меньше, чем самого Морта. И ему нравилось осознавать, что заставил их обоих играть в его маленьком спектакле с подменой памяти. Когда Морт лично убьет свою шлюху, месть Главы наполовину осуществится. Своих убивать больно и тяжело. А убивать медленно тяжелее втройне. Курд в свое время сделал это очень быстро, и все рано иногда во сне к нему возвращались их лица и глаза, полные любви и упрека.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Водыыыы, – простонал пленник и Курд вскинул на него тяжелый взгляд темно-карих глаз.
– Начнем с самого начала. Где прячется Король и его семейство?
– У меня пересохло в горле… я не могу говорить.
– А если я вскрою его и вытяну голосовые связки щипцами, ты сможешь говорить со мной мысленно. Точнее, я вдерусь в твой мозг и заставлю это делать.
Пленный дернулся от ужаса, а Курд начал раздражаться. Ему хотелось побыстрее все узнать и начать действовать. Он чувствовал, что время его сильно поджимает.
– Они все находятся в пещере у скалы. Сразу за Асфентусом по дороге на Арказар есть лабиринт Мертвых Камней.
Курд знал, о каком месте говорит ублюдок – это лабиринт жертвоприношений высшим. Когда-то туда приводили смертных и оставляли. Чтобы потом найти обескровленные иссушенные тела. Лабиринт как раз находился за Белым Храмом, воздвигнутым для поклонения этим существам, которых когда-то называли богами.
– И что? За лабиринтом начинается приграничная зона. Там нет никакой пещеры!
– Дддда…верно. – пленник быстро закивал, и светлые волосы упали ему на лоб. А голубые глаза заблестели все той же надеждой, – Приграничная зона и скала так и называется Невидимый Пик. – Курд знал и это. Но пленного не перебивал, – Если пройти через лабиринт Мертвых Камней, то вы выйдете к берегу ядовитой реки. Текущей из Мендемая. Только так можно увидеть пещеру.
– И что? Король прячется именно там? Почему я должен тебе верить? Ты знаешь, что меня волнует сундук. Он взял его с собой?
– Не знаю…насчет сундука не знаю. Он прятал его несколько дней назад в самом лабиринте. Они охраняют его по очереди. Думаю, что его. Больше там нечего охранять. Отпустите меня…мне обещали…
Курд отвел взгляд от пленника и медленно выдохнул. Значит, король сумел сбежать за пределы Асфентуса и даже пройти через лабиринт. Не иначе как его сука-чанкр провела отряд.
– Сколько их там? Мне нужно знать точное количество.
Вскоре он знал всё: и сколько вампиров охраняют лабиринт, и кто, и когда выезжает за едой, и даже, как долго они там будут пребывать и куда двинутся через неделю. Когда Курд выходил из камеры, пленник дергался на цепях и орал:
– Вы обещали меня пощадить. Внести в писки помилованных. Обещалииии. Я работал на вас столько лет. Внесите меня в списки…Артура Яворского. Вы обещалиии.
Курд ухмыльнулся – да, он обещал не убивать ублюдка и дать ему еды, и воды. И он свое обещание выполнит. А убьет его сам Морт, когда поймет, что эта трусливая мразь сдала его родственников Главе и этим подписала им всем смертный приговор.
***
Ему и самому не помешал бы чанкр в дороге, который провел бы его через лабиринт Мертвых Камней. Показал бы дорогу. И Курд знал, где его взять. Но не знал, получится ли его завербовать. Но он готов был все же попробовать.
Когда он спустился ярусом ниже к камерам, где содержались особо опасные преступники, стража так же молчаливо впустила его в камеру Самуила Мокану.
Мокану…Курда раздражала даже эта фамилия. Намного больше, чем фамилия Воронов в свое время. И пацан этот, так похожий на своего отца, тоже раздражал. Как можно было усомниться в собственном отцовстве, если сукин сын похож как две капли воды и внешне, и характером? Но дикая ревность и патологическая ненависть к себе сыграли злую шутку с Мортом. Потому что себя надо любить, только тогда все это не имеет никакого значения: чье-то предательство, измена и так далее. Потому что сам себе ты никогда не изменишь, а на остальных просто плевать.
Обвел пленника взглядом – висит на цепях рядом с разложившимися трупами своих друзей и смотрит так, будто Курд вошел в его роскошные хоромы и помешал отдыху. Наглый. Спесивый ублюдок, которого не коснулись ни плети инквизиции, ни щипцы, ни ментальные пытки. Морт не смог. Слабак. Жалкий слабак, каким бы сильным ни казался.