Памятник затопленным кораблям. (Сборник рассказов) - Яна Дубинянская

Графу Собоському, конечно, не понять, почему это мы не стали менять два билета на самолет, спохватилась я. С его точки зрения – чистое жлобство. И, между прочим, она не лишена оснований.

– Влодзимеж вообще очень хозяйственный.

В номере Янека была широкая, почти двухспальная кровать и маленький диванчик, на котором я надеялась поместиться, поджав ноги. Еще был черно-белый телевизор и букетик сухих цветов на журнальном столике, похожий на пучок сена, который уже попробовала корова. В общем, довольно убого.

– А ты? Что ты делаешь в этой дыре?

Он встал и принялся расхаживать по номеру – от дивана до кровати и назад —опасно размахивая руками, как и в студенческие времена. Заговорил; слушать его было забавно.

– Видишь ли, Агнешка, в жизни человека наступает момент, когда ему хочется познать самого себя, понять, зачем он живет. И тогда появляется потребность порвать с привычным окружением, избавиться от условностей, продиктованных высоким положением и деньгами. Я отправился путешествовать, и не как богатый турист, а как обычный человек, стремящийся изнутри увидеть жизнь своего народа…

– Ты женат? – перебила я не особенно вежливо.

Янек задел вазочку с букетом, и она покатилась по полу, усеивая ковер сеном. Слава Богу, не разбилась, вздохнула я.

– Нет, – буркнул он куда-то в занавеску.

– А девушка у тебя… – я осеклась.

Собоський медленно обернулся. На его бархатистых щеках одно за другим выступали неровные багровые пятна. Пухлые губы по-детски подрагивали среди завитков бороды. В считанные секунды я нарисовала в воображении душераздирающую историю с трагнческой гибелью невесты Янека накануне свадьбы. У человека такое горе – а тут я со своими бестактными вопросами… идиотка!

– Нет и никогда не было, – сквозь зубы пробормотал он. – И пожалуйста, Агнешка, не будем больше об этом.

Но я не удержалась – потому что меня вдруг осенило:

– Проклятие графов Собоських?..

Когда он вышел из душа, я уже лежала на диванчике, скорчившись в позе эмбриона и по шею закутавшись в покрывало. Янек был в роскошном махровом халате морскими разводами; на открытой груди вились редкие волоски. Покосившись на меня, он поплотнее запахнулся, прошел к кровати, откинул одеяло. Потом вернулся к дверям, выключил свет, в темноте опрокинул, кажется, журнальный столик и кое-как добрался до постели.

– Спокойной ночи, Янек.

– Что?!.. А, да… Спокойной ночи, Агнешка.

Заснуть не получалось. В диване обнаружилась острая пружина; она не пропорола пока обивку, но явно собиралась это сделать ради удовольствия воткнуться мне в спину. Спасения от нее не было, как ни крутись с боку на бок.

А Собоський уже мирно посапывал. Не то что бы я надеялась на джентльменское предоставление мне широкой кровати… в конце концов, Янек с его ростом уж точно не поместился бы на этом диванчике. Но все равно было обидно. Обидно через столько лет опять убедиться, что я ровным счетом ничего для него не значу.

Мы учились вместе еще четыре с половиной года. Я успела пройти все стадии неразделенной любви. Была гордой и равнодушной; избегала бросить на него лишний взгляд – чтоб не подумал! – и страшно ревновала, заметив рядом с Янеком какую-нибудь девушку; затем истово решала начать все сначала, бегала за ним, устраивая засады в коридорах университета; звонила по телефону и молчала; писала длинные письма и одно из них даже отправила… На третьем курсе пошло распределение по специализациям: теперь мы пересекались с Собоським только раз в неделю на общих для потока лекциях… стало полегче.

Потом я поняла, как все это смешно. Потом, когда появился Влодко и наглядно доказал, что любовь – нечто большее, чем один-единственный поцелуй в заснеженном парке.

Я вытянула ноги, положив их на диванный валик. А если бы Янек сейчас встал?.. подошел ко мне… подхватил на руки… На отсутствие фантазии я никогда не жаловалась: картинка из любовного романа живо набросалась в голове во всех подробностях. Подхватил на руки, отнес на большую кровать… «Какой же я был дурак!» – или что-нибудь в этом роде. Прерывистое дыхание и щекотная пушистая щека у моей щеки…

И как бы ты поступила? А?

Я тихонько хихикнула и выгнула спину; пружина поймала момент и, прорвав ткань, вонзилась в кожу.

За окном была тьма и метель. И одинокий маленький огонек вдали. Возможно, гостиница пана Войтилова.

Я куталась в диванное покрывало: мой халат, как и все прочие вещи, только готовился к утреннему вылету вместе с паном профессором Влодзимежем Каминьским. Что было вполне логично: не взваливать же багаж на слабую женщину. Влодко не подумал о возможной пружине, которая не даст заснуть его жене…

– Агнешка?

Я обернулась.

Янек сидел на постели, прижимая к груди край одеяла. Отблеск от снега за окном освещал его лицо.

– Почему ты не спишь?

Пожала плечами: не жаловаться же на диванчик – будет выглядеть, будто я напрашиваюсь в кровать.

– Не спится. Бессоница.

– Я иногда думаю, – неторопливо заговорил он. – Помнишь, на первом курсе? Какие мы были молодые… Верили в себя, в будущее, надеялись научиться чему-то важному в нашей альма-матер. И в то же время так беззаботно ко всему относились… эти игры на листочках, помнишь?

Я помнила. Сейчас, в темноте, даже Янеков высокопарный стиль звучал не так уж забавно.

– Порой мне кажется, что это было самое счастливое время моей жизни…

– Правда?

Я присела на край кровати. Протянула руку.

Просто так.

– Ян…

И коснулась его щеки.

– Уйди!!! Оставь меня в покое! Что я такого сделал, что ты до сих пор меня преследуешь?!!

– Янек, ты что?..

Он отпрянул с таким видом, словно до него дотронулись не кончиками пальцев, а по меньшей мере раскаленной кочергой. А этот нелепый вопль? Я сидела, вконец оторопев, и совсем некстати размышляла о том, какая у него нежная, почти детская кожа лица. Мне б такую…

– Кто тебе сказал, что я остановился в этой гостинице? Ты ведь знала! И явилась сюда, и не постеснялась подлым обманом пробраться…

Конец ознакомительного фрагмента.