Лань в чаще. Книга 1: Оружие Скальда - Елизавета Дворецкая

– Ну молодая, ну красивая! Но ведь дура! – вдруг бросил Торвард с досадой, но и с большой убежденностью. – Дура ведь, Сельви! Все щебетала, щебетала, а что сказала? Ты сам бы на такой женился? Ну, скажи, женился бы?

Сельви неохотно пожал плечами:

– Если бы я был конунгом, если бы мне было двадцать восемь лет и я бы каждый год ходил в походы, где меня могут убить, не имея ни сына, ни брата… Может, и женился бы.

– Угу! – не раскрывая рта, с издевкой подтвердил Торвард. – И наставлял бы ее, как малого ребенка… Нет, Эйнар, я не про это! – Он заметил ухмылку на лице Эйнара, в которой мысль отражалась достаточно ясно. – Про все остальное! Я опять буду у бьярров или на Зеленых островах, а к вам опять приплывет Бергвид или еще какой-нибудь тролль. И вот вы придете к этой козе и спросите: «Кюна, что нам делать?» А она скажет: «Хочу к маме!» Нужно вам это? Ну, и мне не нужно! Я хочу быть спокоен за свой дом!

– А без наследника ты спокоен? – спросил Халльмунд.

– В случае чего и твои сгодятся, они тоже потомки конунгов. И оба – отличные парни!

– Ерре – год, а Раффе – два! И оба не твои, а мои! То есть наши. – Двухлетний Хравн приходился Халльмунду сыном, а годовалый Бьерн – сводным братом от новой жены отца. – У них только шестое поколение! У меня конунгом был прапрадед, а у Раффе еще дальше! Его детей с твоими снова можно будет женить, какое это родство!

– Ну, все-таки лучше, чем ничего!

– Ну зачем «ничего»? Кто тебе мешает?

– Я сам. Хочу, чтобы была и знатная, и умная, и красивая, – непреклонно ответил Торвард. Он знал, что эта настойчивость вызвана заботой о его же благополучии, и покорно терпел уговоры, которым совершенно не собирался поддаваться.

– Ага! – издевательски одобрил Халльмунд, знавший его вкусы. – А еще чтобы стройная и с рыжими волосами!

– Ну, на этом я не настаиваю! – с великодушной готовностью во всем себе отказать отозвался Торвард. – Нельзя же требовать всего!

Спор в очередной раз зашел в тупик, и вокруг костра воцарилось молчание. Луна уже висела меж темных густых облаков – огромная, полная, круглая, как золотое блюдо, окруженная странным красновато-коричневым сиянием.

– Полночь скоро, – сказал Халльмунд. – Не пора ли спать?

– Ой! – вдруг тихим, каким-то придушенным голосом выдохнул Регне. – По… посмо… три, конунг… Там…

Торвард конунг проследил за его взглядом; вокруг раздалось несколько изумленных вскриков, многие хирдманы вскочили, так что и Торварду пришлось быстро подняться на ноги, чтобы видеть… Видеть то, что к ним приближалось…

Что это такое, поначалу никто не понял. На темной воде моря, в двух-трех перестрелах от берега, вдруг засветилось бледное голубоватое сияние. Оно становилось все сильнее и ярче, словно голубой огонь разгорался прямо на поверхности осеннего моря, прорастал из глубины. Вот столб огня отделился от волн и по воздуху поплыл к берегу. Никто из фьяллей не мог шевельнуться: от столба голубого пламени исходило леденящее, цепенящее сияние, от которого даже воздух в груди замерзал. Только Торвард почти в беспамятстве поднял руку и схватился за свой амулет-торсхаммер, висевший на груди под одеждой. Маленький кремневый молоточек казался горячим, как уголь, давая знать, что рядом нечисть. Его тепло согревало, не давало застыть, как застыли все прочие, и Торвард вполне владел собой, хотя был изумлен и полон острого чувства опасности. Он понимал, что это такое. С самого детства он не раз слышал от матери и от старых ярлов рассказы о Битве Чудовищ и о ее последствиях, но ни разу еще не видел их наяву, и вот ему пришлось убедиться, что это не «лживая сага»!

Столб голубого огня приблизился к берегу и вдруг рассыпался. На песок шагнул призрак – мужчина в годах, приземистый, плотный, с разлохмаченными волосами и косматой бородой, которая оставляла на лице открытыми только глаза, и глаза эти горели диким, жгучим, злобным огнем. Всю грудь его заливала черная, несохнущая кровь, а в руке он сжимал нож, от которого никогда не мог избавиться, поскольку сам этим ножом лишил себя жизни. Это был Кар Колдун – самый злобный из четырех призраков Острого мыса.

– Вот и ты пришел ко мне, Торвард сын Торбранда! – заговорил он низким, шипящим, злобным голосом, медленно приближаясь к застывшим фьяллям, и зрелище это внушало ужас, как вид ядовитой змеи, подползающей к связанной жертве. Трепет голубого пламени бросал на песок причудливые тени, по берегу разливался пронзительный холод, высасывающий тепло из живых. – Двадцать девять лет я ждал тебя или твоего отца! Твой отец не ушел от моей мести! Вы, фьялли и слэтты, разорили Квиттинг, погубили мою землю! Я погублю вас! Твой подлый отец был убит сыном подлого Хильмира! Теперь между вами вечно будет кипеть неутолимая вражда! Но мало этого! Бергвид сын Стюрмира, мой неутомимый мститель, будет снова и снова наносить вам поражения, пока не погубит вас обоих, как вы погубили его отца! Ты не уйдешь от его разящего меча! Он уже близок! Посмотри туда!

Кар Колдун поднял руку с зажатым ножом и показал на восток. Невольно повинуясь, Торвард с трудом повернул задеревеневшую шею. На гребне скалы, заграждавшей от них восточную половину мыса, он при свете луны увидел человека – рослого, могучего, как великан, в блестящем под луной железном шлеме, с черным тяжелым плащом на плечах, с длинным копьем в одной руке и с большим красным щитом – в другой.

И словно молния пробила все его существо. Бергвид! Бергвид Черная Шкура, хозяин и проклятье этих мест!

– Хэй! – крикнул Торвард, разом забыв о Каре и думая только о том, что их беспощадный и непримиримый враг так близко. – Халльмунд! Ормкель! К оружию! Здесь Бергвид! Очнитесь, тролли вас возьми! Меальт а-Дагда ит Фид, лиуг аэ-маэте!

Эриннская брань, привычку к которой Торвард конунг приобрел в последние несколько лет, словно заклинание, разом оживила дружину, как будто и впрямь животворящая сила божества молнией разбила небесный свод. Вся дружина разом дрогнула и очнулась: раздались крики, все схватились за оружие. Кар исчез, но в море, там, где прятался под волнами Тролленхольм, играли столбы голубых, белых, красных, лиловых, остро и резко светящихся искр.

Из-за скалистой гряды с преувеличенной ясностью доносились звуки близости большого войска: слышался рев боевого рога, множество голосов, грохот мечей, бьющих о щиты. Дружина фьяллей мгновенно пришла в движение: каждый подхватывал из поклажи щит или копье, хирдманы натягивали шлемы и кожаные доспехи. Сам Торвард торопливо сбросил на землю плащ, вынул меч из ножен и просунул руку в петлю. Регне, побледневший (что, слава асам, скрывала темнота), подал ему щит и копье, длинное, из ясеневой древесины, со старыми кровавыми пятнами на древке возле стального наконечника, отделанного золотыми узорами на втулке и с рунами Тюр и Альгиз на основании клинка. Не дожидаясь приказов, дружина привычно строилась «свиньей». Всех переполняло тревожное возбуждение: Бергвид Черная Шкура был грозным противником, но жажда одолеть и наконец избавить от него Морской Путь пересиливала тревогу!

Ударим мы стальюв щит боевой,с холодным копьемстолкнется копье! —

доносились из-за скалы слова древней воинской песни-клича.

– Так и мы знаем эту песню не хуже! – рычал Ормкель. – Конунг, пусти меня вперед!

Дружины фьяллей и слэттов сошлись на широкой каменистой площадке между скалой и берегом моря. Уже совсем стемнело, но огромная полная луна заливала землю таким ярким белым светом, что можно было разглядеть каждый камешек. Сбоку на край площадки падала тяжелая, непроглядно-черная тень от скалы Престол Закона, но сейчас поле тинга стало полем битвы.

Слэтты, спешно поднятые Асвардом и Гейром, вышли на битву все до одного: их насчитывалось вчетверо меньше. Видя перед собой воинственно настроенных фьяллей, с их косами по сторонам лица и изображениями молота на щитах, потрясающих оружием и поющих боевую песню, Скельвир хёвдинг мог испытывать какие угодно чувства, кроме удивления. Пять лет назад Торбранд, конунг фьяллей, был убит на поединке Хельги ярлом, сыном Хеймира, конунга слэттов. Искать мести за это не позволил бы обычай, но смерть отца всегда есть смерть отца, а слишком полагаться на благородство врага опасно – и слэтты втайне ожидали, что при случае сын Торбранда припомнит им эту смерть.

Но Торвард конунг сейчас о том вовсе не думал и был очень далек от намерения нападать на Скельвира хёвдинга из Льюнгвэлира. Он видел совсем другое. Не слэтты стояли перед его глазами, а квитты, и не вороны с распростертыми крыльями, а изображение отнятой руки[4] украшало их щиты. И во главе вражеской дружины он видел не светловолосого, плотного пятидесятилетнего Скельвира с опрятно подстриженной белокурой бородой, а темноволосого мужчину лет тридцати четырех, с дикими черными глазами, с черной бычьей шкурой, наброшенной на плечи вместо плаща. Непризнанный конунг квиттов, Бергвид сын Стюрмира, злейший враг Торварда и проклятье Морского Пути стоял сейчас перед ним!