Каникулы для двоих. Большая книга романов о любви для девочек - Мария Чепурина

Оказывается, это очень важно, когда кто-то в тебе уверен. Становится стыдно его подводить, начинаешь думать: а вдруг тебе это в самом деле по силам?

Считаешь, это возможно – вернуть близких?

Факт! Если они живы-здоровы.

Тогда я решила начать с Женьки: надеюсь, она в полном здравии. Завтра же попробую вернуть ее. Пусть в этот раз она не сделает первого шага, теперь дело за мной. Пообещав себе, что с самого утра стану тренировать встречные шаги, я залезла в кровать, прижала к себе старого любимого медведя и не успела подумать, что от нервного напряжения не сомкну глаз, как тут же провалилась в темноту. Ночь вокруг была густая, как черничный кисель, в такую тьму сны снятся сладкие, вязкие…

Возвращение

Если бы вы знали, как это здорово – помириться со старой подругой! Казалось бы, все потеряно безвозвратно, но случается, что за секунду жизнь твоя меняется – только успевай меняться вслед за ней.

Я стояла напротив Женькиного дома, ждала и собиралась с духом: хоть бы ее мама прошла, груженная тяжелыми сумками, тогда у меня появился бы предлог проводить ее до квартиры. Но двор был пуст: как назло, ни одной мамы. Темные окна остекленело уставились на меня, им неведомы страдания юной души. Наконец я смогла зайти в подъезд: дверь установили новую, с кодовым замком, но кто-то выходил на улицу – мне повезло прошмыгнуть внутрь. Помню, раньше стены здесь были зеленые, такого неприятного, пронзительного цвета, что перебивал аппетит, – теперь они мягко желтели, точно залитые топленым молоком. Мне даже захотелось есть, что немудрено после тушеных овощей, которыми потчевала мама. Я стояла посреди чужого подъезда, прокравшись в него, как воровка, и горло перехватывало от волнения – невозможно было в это поверить, но я словно возвращалась домой! Будто здесь, в этих старых стенах под свежей краской, застрял кусочек меня самой, который теперь нашелся. Что-то неуловимое щекотало нос, подступало слезами к глазам: быть может, виноват дух этого дома или каменный пол, неповторимый узор которого мы с Женькой часто рассматривали в детстве, придумывая какие-то глупые истории, будто это и не пол вовсе, а каменистый остров? Сколько я не была здесь – полгода? Или уже год? Ноги почему-то стали такими тяжелыми, что и шагу не ступить. Я прислонилась плечом к стене, а потом согнулась, будто неведомая сила давила на меня или это был страх, что, если Женька прогонит меня, быть может, я не нужна ей больше? Перед глазами стоял каменный пол, такой близкий, как в детстве. Можно было сейчас же повернуть назад, оставив прошлое под новым кодовым замком, выбежать туда, где ветер наполняет легкие, где высокое небо и вокруг только настоящее и будущее. Я выпрямилась (ноги снова слушались) и повернула назад, готовая убраться восвояси, но тут будто кто-то невидимый и могучий дернул за шарнир – дверь открылась сама. В подъезд вошла Женькина бабушка.

– Соня, ну надо же! – Она была удивлена. – Ты откуда здесь? Давненько тебя не видела…

Я стала искать предлог, хотела объяснить, что забыла в этом подъезде. И тут же вспомнила: на этаж выше Женьки живет Игорь Иванов, я запросто могла сказать, что ходила к нему в гости, а теперь очень спешу домой. Я вздохнула поглубже и твердо ответила:

– Пришла к Жене.

Хватит вранья – я забыла здесь себя, возможно, свою лучшую сторону. Отступить сейчас – значит, вернуться в чужую жизнь, пусть она и выглядит точно своя собственная.

– Пойдем, пойдем! – Женькина бабушка приобняла меня за спину и подтолкнула к лифту.

Она больше ничего не спрашивала, а смотрела так, словно видит не меня, а старое кино, где ей знаком каждый кадр – все, что было, и все, что будет. Я опять почувствовала себя маленькой девочкой, но никак не могла понять, чего мне больше хочется – плакать или смеяться. А еще почему-то в голову лезли глупые мысли: как Женька открывает дверь и, увидев подругу, выглядывающую из-за плеча ее старой бабушки, тут же спускает меня с лестницы. Прямо хватает за шкирку и для ускорения отвешивает порядочного пинка. «Катись колбаской!» – кричит мне вслед. А я прощально помахиваю пяткой. Чего только не привидится человеку, пока он поднимается в лифте на шестой этаж, где его ожидает судьбоносная встреча! Не так-то просто посмотреть в глаза подруге, с которой не разговаривала несколько месяцев. Нужно быть готовой ко всему. Кажется, я меньше волновалась на итоговом тесте по географии, хотя со страху не отличала Северный полюс от Южного. Когда Женькина бабушка позвонила в квартиру, я даже зажмурилась. Какое-то время стояла тишина, потом замки затрещали-заскрипели, дверь распахнулась, но вокруг было темно – я не открывала глаза.

– Вот так люди! Соня! – раздался бас Женькиного отца.

– Здрасьте… – Я часто заморгала, будто меня не к месту хватил тик.

– А Жени нет дома. – Только тут я заметила молоток в его руке.

– Тогда я попозже зайду, – попятилась, отступая к лифту.

– А ну-ка, проходи! – Бабушка буквально силком протолкнула меня в коридор. – Подождешь Женю у нас. Надеюсь, у тебя есть время?

Я кивнула, спорить с Жениной бабушкой было опаснее, чем с моей мамой. Обиженная мама грозилась расправой, а бабушка тотчас собиралась умереть, не сходя с этого места. Стоило нам с Женькой провиниться, как ее бабушка трагически изрекала: «Вы меня в могилу сведете!» Это действовало безотказно, брать грех на душу в столь юном возрасте нам совершенно не улыбалось.

– Мне как раз нужна помощница! – Женькин папа боевито размахивал молотком. – Нам тут комод из «Икеи» доставили, вспоминаю детство, играю в конструктор.

– Так-так-так, – поцокала языком бабушка. – Значит, на сборке сэкономил?

– Все будет в лучшем виде! – хорохорился папа. – Сейчас Соня мне поможет, все пазы сойдутся – и приходите принимать работу.

– Приготовлю-ка я пока ужин, – вздохнула бабушка, по ее виду было похоже, что у нее есть время разделать мамонта.

И тут я снова чуть не расплакалась, вспомнив ароматы, что постоянно витали в Женькином доме, пирожки ее строгой бабушки; а за пирожками в памяти пролетели наши секреты, игры, шалости… Сколько всего произошло со мной в этой квартире, здесь до сих пор жили тайны, о которых я позабыла.

– Соня, подержи ящик!

Женькин папа пыхтел над комодом, точно скульптор над своим лучшим изваянием, он принюхивался к дереву, отслеживал пальцами его уникальный рисунок. Могу поклясться, он мог бы стать отменным лесником, с такой-то любовью к деревяшкам. Я скорее мешалась под ногами, чем помогала, но настал и мой час. Нужно было крепко держать угол верхней столешницы, пытаясь совместить маленькие дырочки с деревянными штырьками, которые Женькин папа любовно повколачивал в основу. Я старалась изо всех сил, но дырки упорно ползли вниз, а штырьки, как ни стремились войти в пазы, вечно пружинили вверх. От натуги я высовывала язык и выпучивала глаза, руки и ноги уже тряслись из-за длительного напряжения, и тут домой вернулась Женька. Она застала меня в обличье бешеной собаки: кажется, с языка у меня сочилась слюна.

– Ты? – Женька была ошарашена.

А я не могла понять, к кому она обращается, к бешеной собаке или ко мне.

– Соня? – Женька тронула меня за плечо. – С тобой все в порядке?

Сглотнув слюну, я начала кивать головой, как болванчик, отчего стала выглядеть еще глупее, но Женька почему-то и не думала смеяться. Я не знала, что сказать подруге, но, когда уже собралась промолвить самое главное: «Привет!» – меня вдруг накрыло подлой столешницей. Она будто нарочно выжидала миг, чтобы обрушиться на меня: в лоб влетели деревянные штырьки, в ушах раздался какой-то глуховатый свист. Вокруг началась суета, меня о чем-то спрашивали, но свист мешал разобрать слова. Я твердила одно:

– Все хорошо, мне не больно. Все хорошо, все хорошо…

– Только не вздумай терять сознание, – Женька убирала волосы с моего лба, чтобы оценить ущерб, нанесенный столешницей, – я так по тебе соскучилась!

Она был совсем рядом – какая-то другая, повзрослевшая, что ли, но все же моя родная Женька, я вцепилась в нее, прижала изо всех сил и расплакалась, вовсе не от боли. Просто была очень рада сидеть здесь – на полу, в Женькином коридоре, с синяками от штырьков на лбу – и вот так запросто обнимать подругу.

– Ты на меня не сердишься? – шептала куда-то Женьке в подмышку.

– За что? Я думала, это ты на меня сердишься. Правда, уже забыла причину…

У нас появился надежный шанс узнать истину – кто же кого обидел? Но тут неугомонная столешница накрыла Женькиного папу. И вместо того, чтобы копаться в прошлом, нам тут же пришлось извлекать отца семейства из-под деревянной крышки. А потом мы дружно водружали столешницу на ее законное место, за работой все плохое отступало, выжималось из наших тел вместе с потом, а на смену приходила приятная усталость. Особенно здорово было смотреть, как новенький, только что сложенный комод украшает коридор. Он распростерся под зеркалом, выставив свои углы в четыре стороны, так самоуверенно, будто находился здесь всегда. Мы стояли вокруг довольные, я потирала лоб, Женькин папа – затылок.