НА ИСХОДЕ НОЧИ - Алексей КАЛУГИН

– Эй, – позвал негромко Ше-Кентаро. – Я ловец, и я пришел за тобой.

Нож по-прежнему лежал на столике рядом с перемазанной красным соусом тарелкой.

– Он не слышит.

Ше-Кентаро бросил быстрый взгляд на хозяйку.

– Давно?

– Десять малых циклов, – женщина с безразличным видом пожала плечами, – может быть, пятнадцать… Около того.

– Ма-ше тахонас! – едва не в полный голос выругался Ше-Кентаро.

Варк, который уже не слышит, – это наполовину труп. А эта идиотка держит его в одной комнате с ребенком!

Ситуация была критическая, но Ше-Кентаро голову не потерял. Он еще раз быстро глянул на женщину – все так же стоит у стены, опустив голову, вперив взгляд в вытертое местами до дыр дипластовое покрытие на полу, будто и не понимает, что происходит, – затем бросил взгляд на входную дверь – замок заперт. Два шага вперед. Правой рукой Ону скинул со столика нож, а левой дернул за спинку кресла, разворачивая его к себе.

В кресле сидел варк. Он не только ничего не слышал, но уже и не соображал, что происходит, – безумный взгляд выпученных, будто вот-вот готовых вывалиться из орбит глаз, устремленный в пустоту. Что он надеялся там увидеть и видел ли вообще хоть что-то, о том уже ни один варк не мог рассказать. Нижняя губа, широкая, мертвенно-фиолетовая, треснувшая ровно посередине, отвисала едва не до подбородка. Багровый комок языка еле умещается во рту. Слюна, сочащаяся из угла рта, капает на желтую майку с эмблемой Та-Рухского колледжа. Волосы на голове варка похожи на свалявшуюся паклю. Ше-Кентаро знал, что стоит провести по волосам расческой, и они начнут вылезать клочьями. Зубов у сидевшего в кресле варка скорее всего тоже уже не осталось. О смраде, что источала разлагающаяся плоть, все еще каким-то чудом державшаяся на костях скелета, можно и не говорить. Работая с варками, Ше-Кентаро привык не обращать внимания на запах, но всякий раз, покончив с делами, непременно отдавал всю одежду в стирку и долго стоял под горячим душем, растирая тело жесткой щеткой, стараясь избавиться от ощущения въевшейся в кожу вони.

Ше-Кентаро только взглянул на руки варка, – кисти распухли, словно ошпаренные кипятком, рисунок вен, похожий на схему железных дорог, проступает из-под кожи, пальцы без ногтей – и понял, что этот варк не его. Кожа варка точно тоненькая, чуть подсохшая желатиновая пленка – тронь, и она тут же лопнет, выпустив фонтанчик насыщенной вирусами гнойной лимфы. Только безумец на месте Ше-Кентаро мог думать о том, чтобы собственным транспортом доставить больного в управление са-турата. Чтобы избежать массированного заражения, нужно вызывать вертолет службы дезинфекции.

Ше-Кентаро достал из кармана телефон, включил табло и выбрал из меню номер дежурной станции дезинфекции. Назвав оператору код своей лицензии и дожидаясь результата проверки, Ше-Кентаро краем глаза посмотрел на хозяйку квартиры. Женщина стояла в дверях, привалившись плечом к косяку, с таким видом, будто не понимала, что происходит. Но это было не так. Ше-Кентаро была знакома подобная реакция родственников на то, что за варком наконец-то кто-то пришел: са-тураты, ловец или служба дезинфекции – без разницы. Они чувствовали облегчение от того, что бремя заботы о безнадежно больном наконец-то свалилось с их плеч, что теперь они избавлены от постоянного страха заразиться страшной неизлечимой болезнью. Постыдная радость, в которой они боялись признаться даже себе, жгла душу, точно раскаленное тавро, что оставит след на всю жизнь, хотя никто и никогда не увидит эту хоп-стахову отметину. В отличие от других ловцов, Ше-Кентаро не понаслышке знал о том, сколь трудно завязать память узлом.

Принявший вызов оператор сообщил, что вертолет уже в пути, и посоветовал ловцу дождаться прибытия представителей службы дезинфекции. Можно подумать, Ше-Кентаро первый раз оказался в квартире с распухшим варком и в полной растерянности не знал, что делать. При желании Ону мог бы рассказать такое, что даже в бредовом сне не привидится оператору дезслужбы. Видел ли хоть один из них, как лопается дошедший до кондиции варк? Вряд ли. Чаще всего варки лопаются на глазах ловцов, на долю которых как раз и выпадают самые сложные случаи. А дезинфекторы являются только за тем, чтобы упаковать в пластиковый мешок то, что остается от лопнувшего варка. Противно, да, но все же ни в какое сравнение не идет с тем, что этому предшествует.

Когда впервые на глазах у Ше-Кентаро лопнул варк, Ону поначалу не мог поверить в реальность происходящего – слишком сильно все это напоминало сцену из придурковатого фильма ужасов, в котором режиссер пытается компенсировать отсутствие таланта обилием текущих по экрану крови, слизи и гноя. Когда же сознание Ше-Кентаро наконец восстановило связь с реальностью, Ону упал на четвереньки и с болью выблевал все, что находилось в желудке. После этого у Ше-Кентаро хватило сил только на то, чтобы вызвать дезинфекторов, которых он так и дождался, стоя на четвереньках и глядя в лужу блевотины, выглядевшую и вонявшую не столь омерзительно, как то, что осталось от лопнувшего варка. Кто-то подхватил его под мышки, оттащил в ванную и ткнул головой в раковину с холодной водой. Да, так оно и было. Девятнадцать больших циклов тому назад. После того случая Ше-Кентаро твердо усвоил, что, вызвав службу дезинфекции, ловец мог рассчитывать по крайней мере на половину той суммы, что получал, лично доставив варка в управление са-турата, только в том случае, если дождется команды.

Ше-Кентаро снова посмотрел на варка. За те несколько минут, что Ону разговаривал по телефону, тело больного как будто сделалось еще более бесформенным. Казалось, оно медленно, словно густое желе, перетекает с кресла на пол. Тонкая, полупрозрачная кожа на лице лоснилась от выступившей из пор лимфы.

– Когда отвалились ногти? – спросил у хозяйки Ше-Кентаро.

– Что? – потерянно переспросила женщина.

– Ногти, – Ше-Кентаро взглядом указал на обезображенные руки варка.

Медленно, переставляя ноги, точно заводная кукла, женщина подошла к шкафу. Открыла левую створку, запустила руку под стопку постельного белья. Повернулась, протянула ловцу небольшую круглую шкатулку – дешевка, сделанная из покрытого черным лаком папье-маше, довольно безыскусно имитирующая ручную работу.

– Что это?

– Ногти.

Женщина открыла шкатулку. Изнутри коробочка оказалась выкрашенной в красный цвет. На дне – два тоненьких мельхиоровых колечка и щепоть отвалившихся с пальцев варка ногтей с кусочками засохшей плоти по краям.

Такое Ше-Кентаро видел впервые.

– Зачем ты их собрала?

– Не знаю. – Женщина заглянула в шкатулку, словно хотела убедиться в том, что кольца и ногти на месте. – Не выбрасывать же.

– Лучше выброси, – посоветовал Ше-Кентаро.

Ногти варка не были инфицированы, но смотреть на них все равно противно. А хранить, как семейную реликвию, так и вовсе извращение.

Женщина то ли не поняла, что сказал ловец, то ли вовсе не слышала, – пожала плечами, закрыла шкатулку и сунула на прежнее место.

Ше-Кентаро обошел кресло с другой стороны, присел на корточки и снизу вверх посмотрел на варка. Больной пускал слюни и тупо пялился в стену. Дотянувшись до валявшегося на полу ножа, Ону подтащил его к себе, перехватил за рукоятку и кончиком лезвия осторожно приподнял верхнюю губу варка. Зубов он не увидел – только распухшие кровоточащие десны. То, что варк ничего не соображал, являлось дурным признаком. Еще хуже было то, что он потерял ногти и зубы. Если у варка начинают выпадать ногти, значит, он непременно лопнет. Может быть, через малый цикл, а может, через средний – у каждого свой срок. Таких варков даже в изоляторы не отправляют – запирают в боксе на станции дезинфекции и ждут, когда лопнет. Гражданское население об этом, конечно, в известность не ставили, но именно так оно и было. Ше-Кентаро как-то раз довелось спуститься в подвал одной из станций дезинфекции, где он собственными глазами видел ряды боксов, похожих на большие автоклавы, в которых дожидались конца страданий обреченные варки.

Ше-Кентаро осторожно надавил концом лезвия ножа на тыльную сторону ладони сидевшего в кресле варка. В месте контакта металла с кожей образовалась небольшая впадинка, быстро заполнившаяся мутно-желтой лимфой. Варк был готов – вот-вот лопнет.

К слову «лопнуть» легко цепляется сравнение – «как мыльный пузырь». Но варки лопаются совсем не так. Мыльный пузырь исчезает в один миг – вот он есть, и вот его уже нет. Агония лопнувшего варка может длиться часами. Общее между варком и мыльным пузырем лишь то, что в конечном итоге от варка не остается почти ничего, что напоминало бы о его первоначальном виде.

Ше-Кентаро определенно не имел ни малейшего желания присутствовать при том, как лопнет еще один варк. Сколько их уже было на его памяти? Он не считал, – наоборот, старался поскорее забыть. Но очередной лопнувший варк заставлял вспомнить о всех тех потерявших человеческий облик телах, что распадались у него на глазах. В том не было его вины, и по сему поводу Ше-Кентаро не испытывал даже намека на угрызения совести. Но каждый раз, когда Ону становился свидетелем гибели варка, – вряд ли можно даже вообразить более ужасную и одновременно омерзительную смерть, – сквозь его мозг как будто проходил электрический разряд, выжигающий крошечную частицу того, без чего невозможно представить себе человека по имени Ону Ше-Кентаро. А значит, каждый раз Ше-Кентаро становился немного другим. Он сам это чувствовал. И боялся, что в конце концов потеряет самого себя. Он боялся этого, быть может, сильнее, чем Ночи и тьмы.