Большая игра - Дэн Смит

Все зашушукались. Кто-то что-то брякнул, и толпа содрогнулась от смеха.

Лук, который мне дали, был даже больше папиного, почти с меня ростом. Когда я поставил его рядом, одним концом он достал мне до подбородка. Древесина была тяжелая и холодная, но рукоять еще хранила тепло рук Хамары. Обычно традиционный лук нашей деревни хранился в Охотничьем домике, из него стреляли только во время Испытания. Это было древнее оружие, которое делало из мальчишки настоящего охотника. Не одну сотню лет жители нашей деревни доказывали свое мужество, добывая трофеи с помощью этого лука. Из него папа выпустил смертоносную стрелу в огромного медведя.

Теперь настал мой черед показать, чего я стою.

Много дней подряд я готовился к сегодняшнему событию. До боли в руках и мозолей на пальцах я тренировался стрелять из больших луков. Все, чтобы оказаться на этом месте.

«Успокойся, — говорил я себе. — Успокойся». Я зажмурился, потом обвел толпу глазами и занял устойчивую позу, которую показал мне отец. Крепко взяв лук в левую руку, я вдохнул и поднял его перед собой. Пальцы сжали скрученную кожу, и я начал натягивать тетиву.

Лук скрипнул и изогнулся под моим напором. Я держал его несгибаемой твердой рукой и тянул все сильнее.

Оказалось, это не так сложно, как я думал. Значит, часы тренировок не прошли даром. У меня все получалось. Сейчас всем придется признать, что они меня недооценили.

Я натянул тетиву почти до самого носа, как вдруг лук стал мне сопротивляться. Сколько я ни старался, он не поддавался. От моих усилий не было проку — тетива не натягивалась. Руки заныли. Я ощутил жжение в кисти, потом свело всю руку до плеча, потом задрожал лук. Меня охватил ужас: я был слишком слабый.

Посмотрев вниз, я поймал взгляд отца. Он сжимал медвежий клык, на его лице читались жалость и стыд. Эта картина придала мне сил, я знал, что не должен подвести папу, что надо всем доказать…

С неистовой силой я рванул тетиву и дотянул ее еще на сантиметр, до самого кончика носа. Но этого было недостаточно. Тетива должна коснуться щеки. Надо тянуть, тянуть.

Тут я понял, что проиграл этот бой.

Глаза наполнились слезами. Руки тряслись, все мышцы болели — я больше не мог держать лук. Папа пристыженно склонил голову.

Тетива ослабла, я опустил руки.

Несколько мальчишек сдавлено хихикнули, мужчины стали молча переминаться с ноги на ногу. Случилось самое ужасное — я оказался таким хилым, что даже не сумел натянуть тетиву лука. Что было говорить об охоте на дикого зверя? Какое испытание мог приготовить лес пареньку, не способному удержать оружие?

Глядя мне прямо в глаза, Хамара снял шапку и смял ее в руке. Он покачал головой и стал всматриваться в лица стоявших внизу мужчин, пока не встретился взглядом с моим отцом. Главный старейшина выставил руку вперед и повелительным жестом велел папе подняться.

Он взошел на помост. Следом поднялись Зифонен и Ристи, два других старейшины нашей деревни. Они были такие же грубые и матерые, как Хамара, тоже с седыми бородами и тяжелыми мешками под глазами. Они подошли к Хамаре, даже не взглянув на меня, будто я был пустым местом.

— Что будем делать? — спросил Хамара. — До этого всем удавалось натянуть тетиву.

— Пускай едет домой. — У Ристи был грубый прокуренный голос, а на белой бороде желтели пятна от табака.

— Черта с два! — рявкнул отец. — Он никуда не поедет.

— Уже были исключения, — Хамара опустил глаза и почесал в затылке. — Сын Кузисто не проходил испытание.

— Да, потому что он в инвалидном кресле, — ответил папа. — Он даже лук в руках не держал. Это не наш случай.

Хамара нахмурился:

— Может, так даже и лучше. Твой сын недостаточно силен. Если он сейчас отправится домой, то завтра не будет плакать на глазах у всей деревни.

— Оскари не плачет, — парировал отец. — А если вы отправите его домой, это не спасет его от позора.

— Его или тебя? — Хамара заглянул папе в лицо.

Папа посмотрел на него так, словно хотел ударить:

— Он остается. Ты должен дать ему шанс. Он как проклятый практиковался в стрельбе. И не забывай, кто его учитель. Я в тринадцать лет добыл медведя.

— Оскари — не ты.

— Он — мой сын.

Мужчины замолчали и повернулись в мою сторону. Я вытер рукавом нос и выпрямился.

Хамара снова покачал головой и громко вздохнул:

— Если он заблудится, я его искать не пойду.

— Он не заблудится, — сказал папа. — Он умный парень. Просто произнеси свою речь, и пускай едет.

Хамара задержал на мне взгляд, потом посмотрел на Зифонена и Ристи — они пожали плечами. Тогда он кивнул, надел шапку и сказал:

— Хорошо. Традиция есть традиция.

Папа плюнул в ладонь и протянул ее Хамаре. Он помедлил, затем тоже поплевал на ладонь и ответил рукопожатием. Мужчины стиснули руки с такой силой, будто хотели переломать друг другу кости.

На прощание папа крепко сжал мое плечо. Спустившись вместе с остальными вниз, он оставил меня один на один с Хамарой.

Утомленные ожиданием мужчины негромко разговаривали.

— Тишина! — призвал к порядку Хамара. Когда все замолчали, он продолжил:

— В жилах этого мальчика течет кровь охотника. Вы все когда-то стояли на его месте. Сегодня черед Оскари следовать традициям. У него есть одна ночь и один день, чтобы проявить свое мужество. — Хамара искоса посмотрел на меня, прочистил горло и продолжил: — Завтра он принесет то, чем наградит его лес.

— Лосиный навоз, — послышался шепот.

Хамара прервал свою речь, укоризненно оглядел толпу и снова заговорил:

— Лес беспристрастен. Он каждому посылает испытание по силам. Надо прислушаться к нему и сделать все, чтобы поймать добычу. Мы охотимся здесь сотни лет, это наша земля. Но ничего не дается нам просто так.

Хамара помедлил и продолжил:

— В лес он уходит ребенком, а вернется настоящим мужчиной.

Хамара опустил руку мне на плечо и спросил:

— Что тебе по силам? — Не дожидаясь ответа, он протянул мне полный колчан стрел, поднял ружье к небу и спустил курок.

Долина тут же наполнилась грохотом — все охотники дали залп в воздух.

Папа посмотрел на меня исподлобья и серьезно кивнул. Я ответил ему тем же, повесил лук за спину и, ни на кого не глядя, спустился к квадроциклу. Больше всего я мечтал умчаться отсюда. Дикие горы больше не пугали — они манили меня.

Я повернул ключ зажигания, но ничего не произошло. Сглотнув слюну, я повторил попытку. Тишина. Сегодня что, все против меня сговорились? Даже квадроцикл пытается…

Тут взревел мотор, и я со всей силы нажал на рычаг. Бросив в сторону папы прощальный взгляд, я уехал прочь из долины Черепов, прямо в дикие заросли горы Акка.

Мое испытание началось.

Первая кровь

Лучший. Момент. В жизни.

Ветер обдал лицо прохладой, когда я выехал на лесную дорогу. Как же хорошо было наконец оказаться в одиночестве. Никто не будет здесь унижать и высмеивать меня. Никто, кроме меня самого.

Долина Черепов осталась далеко-далеко позади. Пролетая мимо изумрудных деревьев, квадроцикл уносился в глубь леса. Солнце опускалось за верхушки сосен, отправляя последние лучи в гущу серой хвои. Покрытая грязью узкая дорога, уползавшая в горы, казалась вытоптанной сотни лет назад тайной тропой. Там и тут ее разрывали острые камни и могучие корни, напоминавшие выгнутые спины морских чудищ. Квадроцикл уверенно подъезжал к ним и преодолевал все препятствия. Я ехал пригнувшись, чтобы не зацепиться за нависавшие над дорогой ветки. На лице у меня была улыбка, в ушах гудел мотор, а за спиной висел охотничий лук. Он был в разы больше моего, но я привык носить отцовский лук после совместной вылазки в лес, так что тяжесть традиционного лука меня не сильно смущала.

Я решил ехать напрямик к тому месту, о котором рассказывал папа. Судя по отметке на карте, до него от долины Черепов было полтора часа езды и еще минут тридцать пешком. Я планировал добраться туда до темноты, чтобы остановиться чуть ниже заветного места, поставить палатку и развести костер с подветренной стороны. На охоту мне отвели всего сутки, так что рано утром надо было отправляться на поиски дичи.

Мысль о том, что там может вообще не оказаться оленей, я гнал прочь.

Посмотрев на часы, я с удивлением отметил, что еду уже целый час. Так, незаметно, я проделал двадцать-тридцать километров и неплохо укладывался в свое расписание.

Подбираясь все ближе к месту стоянки, я представлял, как выпущу стрелу в оленя, потом сниму с него шкуру, привяжу себе за спину оленью голову с раскидистыми рогами и выеду из леса победителем. Вот тогда Хамара не посмеет смотреть на меня сверху вниз, и из его взгляда уйдет унизительная жалость. А самое главное, отец будет мной гордиться. Понятное дело, он не ждет от меня подвига, но тем сильнее папа обрадуется, если мой трофей окажется не хуже медведя, убитого им в тринадцать лет.