Волк в овечьем стаде - Джей Брэндон

В тот день, когда Элиот покинул мой кабинет, я решил совершить свой обычный обход. В августе недели, похоже, летят быстрее, и здание пустеет раньше обычного. В четверг днем оно уже вымерло, как будто я забрел на службу в выходные. Я обошел три кабинета, прежде чем обнаружил хоть какую-то деятельность. В зале судьи Рамона Хернандеса собрался суд присяжных. Я затерялся среди немногочисленной публики и принялся разглядывать участников процесса. Защитником на процессе выступал юрист, двадцать лет проработавший в суде, который, по-моему, по окончании правовой школы не вырос профессионально ни на йоту. Главным обвинителем была Бекки Ширтхарт, служившая в прокуратуре чуть дольше, чем я работал окружным прокурором. Ей было около тридцати: самый молодой обвинитель в уголовном суде. Я внимательно следил за ее карьерой, с тех пор как несколько лет назад Бекки с блеском провела обвинение против полицейского, убившего человека.

Внешность Бекки давала пищу для размышлений. О ней всякое говорили. Она выглядит наивной, берется за дело с таким рвением, что заставляет сильный пол строить предположения насчет ее личной жизни, гадать, распространяется ли ее энергия на что-то другое, кроме работы.

Я неприятно поразился, что не узнал ее помощницу. Обычно я всегда был в курсе того, кто участвует в процессе. Это была маленькая, слегка сутулая женщина, явно родом из Мексики. Когда она обернулась в сторону Бекки, я понял, что она молода и что я никогда раньше ее не видел. Что она делала за столом обвинителя?

Присяжные внимали показаниям молодого американца мексиканского происхождения. Ради такого случая он облачился в белую рубашку, забыв про галстук и пиджак. По нему сразу скажешь, что такой одежды у него и не водится. Он сидел, расставив ноги, вывернув наружу ступни — мальчишеская поза, говорящая о полной непринужденности.

Кресло рядом с защитником пустовало. Свидетелем был сам обвиняемый. Адвокат скороговоркой задавал ему вопросы, как будто был в неведении относительно происшедшего.

— И что произошло потом?

— Я решил, что мне лучше уйти, — ответил парень. — Я не хотел нарываться на неприятности. Поэтому я двинул на стоянку, где оставил машину, но услышал, что кто-то меня догоняет, обернулся, это была она.

— Вы имеете в виду мисс Флорес?

— Да, ее.

Подзащитный, не глядя, кивнул в сторону женщины за столом обвинения.

Так значит, рядом с Бекки сидела потерпевшая. Я поразился не на шутку.

— Что же она сделала? — спросил защитник.

— Она догнала меня, схватила за руку и заявила, что желает поехать со мной. Я посоветовал ей вернуться, но она протестовала. Похоже, была навеселе. Я не говорю, что она нетвердо стояла на ногах или что-то в этом роде, но явно приняла лишнее. Я ее раньше не встречал.

— А что сделали вы?

— Я пошел к своей машине. А она увязалась за мной, и, когда я сел в машину, она плюхнулась рядом. Тогда я решил, ладно, пусть едет, и повез ее в один дом.

— В ваш дом?

— Нет, ничей. Пустой дом.

— Мисс Флорес что-нибудь говорила, пока вы ехали?

— Нет, она придвинулась ко мне и положила руку мне на колено.

— И это каким-то образом повлияло на вас?

— Ну да.

Адвокат не стал уточнять, что он имел в виду. Подзащитный машинально сунул руку в карман рубашки, но сигарет не обнаружил, их предварительно вынули. Он продолжал сжимать руки коленями, в то время как адвокат вел дело к тому, что подзащитный не совершал преступления, что это была просто вспышка страсти, после которой последовали раскаяние и стыд молодой женщины. Потом стал говорить подзащитный, а я разглядывал жертву, нисколько не сомневаясь в том, что это самое настоящее изнасилование. Еще прежде, во время показаний парня, она порывисто повернулась к Бекки, схватила ее за руку и что-то зашептала. Бекки успокоила ее. Женщина оцепенела до конца процедуры. Я не видел ее лица, но что-то в нем завораживало присяжных и заставляло подсудимого отводить взгляд. Он иногда поглядывал в ее сторону. Не один я отметил его смятение.

Бекки перехватила инициативу, поднялась с места и, сделав пару шагов, остановилась за спиной потерпевшей. Обвиняемый отвернулся в другую сторону.

— Итак, когда вы вышли из ресторана… — начала Бекки и замолчала. — Мистер Арреола, не могли бы вы смотреть на меня, пожалуйста?

— Протестую, — выпалил адвокат. — Свидетель не обязан смотреть на обвинителя.

«Прекрасно, Джо, — подумал я, — продолжай и заяви, что твой подзащитный не может смотреть в сторону потерпевшей».

Судья Хернандес мягко ответил:

— Протест принят.

— Значит, молодая дама приставала к вам, мистер Арреола? Вы не могли отделаться от нее?

— Да, это так.

— А как, по-вашему, сколько она весит, мистер Арреола?

— Не знаю. — Он не мог на это ответить даже приблизительно, так как старался на нее не смотреть.

— Она ведь не совершала насилия над вами, не так ли?

Никто даже не улыбнулся, таким глупым был вопрос. Тон Бекки этого не допускал. Присяжные напряглись, вглядываясь в лицо жертвы, которого я, увы, не видел.

— На самом деле мисс Флорес вышла из кафе не сразу после вас, не так ли? И на улице рядом со стоянкой есть уборная, правда? Вы, должно быть, околачивались около женского туалета минут двадцать-тридцать, прежде чем мисс Флорес вышла оттуда; что скажете, мистер Арреола?

Она точными ударами загоняла парня в угол и подбадривала потерпевшую, обняв ее за плечи.

Даже после того, как присяжные ушли на совещание и помещение опустело, Бекки Ширтхарт, похоже, не замечала моего присутствия. Она с минуту тихо разговаривала со своей подзащитной, пока та не покинула зал, избегая подсудимого, чтобы присоединиться к небольшой группе родственников в коридоре. Провожая взглядом мисс Флорес, Бекки заметила меня. Я поднялся, и она направилась ко мне. Я заговорил первым.

— Вы провели процесс так, — сказал я, — как будто факты настолько очевидны, что только идиоты могут не поддержать обвинения. Сколько страсти и ярости вы вложили в свою речь! Можно подумать, что потерпевшая — сестра прокурора. Сегодня я впервые видел, как это делается одновременно зло и сочувственно.

Бекки пожала плечами. Она выглядела взволнованной.

— Я рисковала, конечно. Держать мисс Флорес в зале суда, когда он давал показания, означало толкать ее на опровержение. Но она уже отвечала на вопросы, и я решила, что не стоит больше ее тормошить. Защита протестовала, но судья дал добро.

— И все-таки… — начал я.

Бекки закивала.

— Знаю, мне нужно было все согласовать. Но я не ожидала такого поворота. Это получилось само собой. Жаль, что вы не видели этого подонка, когда она давала показания. Он извивался, не знал, куда глаза девать, громко вздыхал. Повернулся к своему адвокату и на весь зал сказал: «Не верю, что она может так лгать».

Бекки повернулась и посмотрела на обвиняемого.

— И тут я решила воспользоваться их же методом. Они устраивают это представление, пока бедная жертва с трудом рассказывает, что на самом деле произошло. Мне захотелось, чтобы он испытал то же самое, чтобы присяжные увидели, будет ли он смотреть ей в лицо, повторяя всю эту ложь. И он не смог! Они заметили это. Трусливое ничтожество!

Я встречал одержимых обвинителей, но редко кто лично был заинтересован в успехе. Ведь все-таки это просто работа. За проведенным процессом последуют новые. Но я не стал напоминать Бекки об этом.

— Получилось впечатляюще, — сказал я. — Но давайте больше не будет прибегать к такому методу, прежде чем не докопаемся до истины.

— Хорошо, — согласилась она. — Но если парень будет оправдан, я снова пущу в ход это средство.

— Будем надеяться, что его признают виновным, — утешил я.

— Так и будет. Вы можете себе представить, что присяжные вернутся в зал суда и на ее глазах вынесут оправдательный вердикт?

Я оставил ее в ожидании. Меня порадовало, что кто-то был так увлечен своей работой. Интересно, как бы вдохнуть в своих сотрудников энтузиазм Бекки?

Посещение Элиота и работа Бекки дали мне ощущение радости, какого я давно не испытывал. У меня никак не выходило это из головы. Я руководил профессиональными, опытными людьми, а на следующей неделе мне предстояло стать героем дня.

Коридор был пуст. Никто не ждал меня, к счастью.

Три года назад, вскоре после моего выдвижения на пост окружного прокурора, мой сын Дэвид был арестован за изнасилование. Он заявил о своей невиновности, и я открыто поддержал его. С тех пор люди посчитали возможным подавать мне прошения. Матери, сестры, дяди обвиняемых поджидали меня в коридорах Дворца правосудия, чтобы сообщить, что их родные оказались в той же ситуации, что и мой сын. Но я никогда не вмешивался. Я не был судьей и не выполнял функции присяжных. Через три года прошения перестали поступать.