Гуси, гуси… Повесть о былом, или 100 лет назад - Евгений Пекки

– Сначала казалось, о чём говорить-то? Жизнь как жизнь. Да и не про всё можно рассказывать. Малой ты был ещё. А сейчас гляжу – кое-что, пожалуй, можно и поведать – поймёшь и не осудишь. Всё меньше нас остаётся, из прошлого века, не от кого услышать, как всё на самом деле было.

– Ага, одни учебники по истории останутся, – подхватил я сдуру.

– Да ведь и учебники частенько врут.

– Как это? Не может быть, – изумился я, – история ведь одна?

– Одна. Только книжки живые люди пишут. Здесь подправил, здесь умолчал, глядишь, совсем другая история получается.

Все вместе мы присели к немудрящему охотничьему столу. Мужики стали выпивать и закусывать, мне, по молодости лет, водки не полагалось, и я пил горячий чай из эмалированной кружки, наливая его из закопчённого чайника и уплетая калитки с картошкой, намазанные сверху солёной щучьей икрой. Потекли затем у моих старших товарищей разговоры и воспоминания. Даже немногословный карел Степан Неволайнен иногда вставлял словцо.

– Женька, а ты знаешь, что это из-за Степана я в Карелии оказался? – вдруг спросил меня дед.

– Откуда мне знать? Никто не говорил.

– Он ведь мне в гражданскую, когда мы с Деникиным воевали, жизнь спас. Вот, я потом и решил пожить в краю, где настоящие мужики живут.

Дед с охотниками выпил за Степана и своё счастливое избавление от смерти. В котелке, тем временем, поспела гусятина с картошкой, и мы начали растаскивать её по мискам. Блюдо было, как мне показалось, вкусноты необыкновенной.

– Жень, а ведь я, можно сказать, из-за гусей в Красную армию пошёл, – вдруг сказал изрядно захмелевший дед.

– Как это? – изумился я, – ты меня, дед, в который раз удивляешь.

– Вот так, как-нибудь расскажу, а то ни черта вы о нашей жизни не знаете. Ты только мне напомни. Сейчас другие разговоры есть.

Полёт вдвоём

День завершался. Мы всласть выспались на свежем воздухе, навёрстывая упущенные минуты короткой предыдущей ночёвки.

Попрощавшись, покинули бивак наших друзей и двинулись дальше, за поле, где были ещё не высохшие лужи. Это места кормёжки крякв, куликов и прочей водоплавающей и болотной живности. По дороге Яков научил, как охотиться с подмогой лошади. Я спрятался с дедовым ружьем в телеге под сено, и Руська тихонько тронулась в сторону спокойно сидящих метрах в ста уток. Оказалось, что подпускают они лошадь, по крайней мере, метров на двадцать пять. Ближе и не требовалось.

Дистанция для стрельбы – лучше и желать не надо. После первого моего дуплета стая не сообразила, что происходит, поэтому я, уже разогнувшись, смог перезарядить «Зауэр» и отстреляться ещё раз, по оставшимся сидеть. Оценил я и Руську, которая не боялась выстрелов и мирно жевала пожухшую траву, иногда поглядывая на происходящее вокруг. С пятью утками, едва не лопаясь от гордости, вернулся к ожидавшим меня деду и Якову. Дичи было набито, для первого дня, более чем достаточно. Мои мужики решили ехать домой, а по пути заглянуть в совхозную чайную. Это был небольшой крюк, лишних два километра. Однако за разговорами и воспоминаниями друзей-стариков дорога не показалась скучной. Когда мы подъехали к чайной, там было уже полно народу – всего-то она вмещала человек двадцать. Только название «Чайная», а так обычная, на мой взгляд, сельская столовая, где можно съесть дежурные щи, а на второе получить расползшиеся тёплые макароны с сухой котлетой, наполовину из хлеба, щедро политой луковым соусом. Мужики заходили сюда по выходным и по праздникам, в основном, попить пивка, которое завозили в настоящих дубовых бочках. Чтобы налить кружку, нужно было поработать ручкой насоса. Имелся там, на разлив, и портвейн №33, и водочка трёх сортов.

Сельские женщины не жаловали эту чайную и появлялись там редко. Но, если муж пропал из дома, ясно было, где искать. Нам повезло. Как раз две энергичные карелки, не стесняясь в выражениях, вытащили своих мужиков из-за стола и, награждая тумаками, направили к выходу. За ними потянулись другие, сидевшие за общим столом. Неожиданно освободилось четыре места, что деда с другом очень устраивало. Они расположили свои кепки на стульях и встали в очередь за пивом.

Дверь чайной распахнулась от удара ноги, и ввалилась компания молодых людей, бывших изрядно под хмельком. Одному, в сапогах гармошками, над которыми нависали заправленные в них серые брюки, было лет двадцать пять. Другой, высокий парень лет двадцати, в невиданной мною раньше чёрной форме и в чёрном же берете, и ещё двое, лет семнадцати-восемнадцати, не больше. Оглядев помещение, старший, судя по всему, вожак, сразу шагнул к нашему столу.

– Пацан, давай, выметайся отсюда, рано тебе пиво пить. А, может, ты портвейна ждёшь?

Все они захохотали. Из-под меня выдернули стул, так что я едва не шлёпнулся на пол.

– Я не портвейн, я деда жду, – дрожащим от обиды голосом пролепетал я.

– Вот на улице и подожди, – заржал он, усаживаясь на моё место, прочие стали рассаживаться тоже.

В это время с кружками пива подошли дед с Яковом и поставили их на стол.

– Ошибочка вышла, молодые люди, – произнёс дед, – за этим столом мы сидим. Вот и кепки наши.

– Это мы сидим, а вы пока стоите. Кепочки можете забрать, они нам на фиг не нужны, – загоготал старшой, сверкая золотыми фиксами.

Он достал из серого пиджака пачку «Беломора», вынув папиросу, постучал ею по пачке и закурил. Я заметил, что у него на правой руке, на пальцах, вытатуированы два перстня.

– Садись, Васёк, – обратился он к парню в форме, – продолжим праздник, ты же недаром два года этих обормотов защищал. Теперь гуляй, Вася.

– Те, кто родину защищает, сейчас на Кубе, а не в пивных дедам грубят, – вмешался Яков.

Тот, в чёрной форме, с разными значками на груди, обиделся и заорал:

– А я, что, на Дальнем Востоке карамельки сосал? А ну, извинись, старый пень, а то плохо будет.

– Это что за форма на тебе такая? – спросил строго мой дед.

– Морская пехота, чтоб ты знал!

– Ни хрена ты, на своей службе, не понял, раз на стариков замахиваешься.

– Я сам «старик». Я – дембель. Слыхал такое слово?

– Сосунок ты, а не «старик».

– Давай выйдем на улицу, – заревел деду в лицо морпех, пьяно брызгая слюной.

Я стоял ни живой, ни мёртвый, понимая, что будет драка, и вряд ли смогу помочь своим.

– Вы тут не хулиганьте, – пытался утихомирить их Яков.

– А то что? Вы нас в угол поставите? – перебил его фиксатый, и все они опять заржали.

Мужики в пивной, прекратив разговоры, наблюдали за происходящим. Было видно, что они не одобряют молодчиков, но вмешаться не решаются.

– Что, дед, ссышь? – громко хмыкнул морпех.

– Хрен с тобой, пошли, только не сбеги, – вдруг согласился дед и направился к выходу.

За ним пошёл небрежной походкой морпех, следом встал старшой, потом Яков, повалили и остальные. Я протиснулся тоже.

Когда спустились с крыльца, и дед сделал шагов пять под горку, его остановил морпех.

– Не надо далеко ходить, и так всё ясно.

– Пожалуй, – согласился дед, развернувшись.

Морпех схватил его за отвороты телогрейки, прикидывая, очевидно, как лучше свалить.

– Бить я тебя не буду, старый ты, а вот поклониться мне придётся, – пьяно ухмыляясь, проговорил верзила в форменке.

– Крепко держишь, и не вырваться, – вдруг съехидничал дед. Руки его висели вдоль тела.

– Что он делает? – Со страхом подумал я, – зачем злит? Ведь парень-то здоровый и выше деда.

– Крепче держи, а то не удержишь, – снова сказал дед, слегка отступая назад.

– Удержу, – сквозь зубы выдавил морпех.

У него даже пальцы побелели… Вдруг дед рявкнул ему в лицо, да так, что вокруг все вздрогнули:

– Полундра!

Сам он схватился за форменку со значками, которые полетели на землю, и резко, спиной, опрокинулся назад, под горку. Правая нога его упёрлась в живот морпеха. В момент, когда дед лопатками, с согнутой колесом спиной, коснулся земли, я увидел, как его правая нога с силой разогнулась. Противник перелетел через него и грохнулся во весь свой рост. Дед же, перекатившись через голову, вскочил на ноги и встал над поверженным, со сжатыми кулаками.

В это время на горушке, ближе к пивной, где стояла толпа растерянных зрителей, раздался крик:

– Бей их, мужики!

Началась драка. Хотя на драку мало похоже. Было избиение. Золотозубому вожаку дали в ухо, и его кепочка серым блином покатилась по земле. Когда он хотел ответить обидчику, его ещё раз ударили, по затылку, так, что он упал на колени, и тогда его начали бить сапогами деревенские мужики. Видно было, что он здесь всех достал. Двух малолеток, что были с ним, нахлопали по ушам и выпроводили пинками.

Минуты две морпех ничком лежал на земле, видно, расшибся о каменистую горку. Открыл глаза, перевернулся на спину и увидел деда в стойке.