Сопка голубого сна - Игорь Неверли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну как?
— Ничего... Не найдутся ли у вас заодно кисет и спички? Хотя надежней было бы кресало и трут.
— Верно! У меня есть. Держу для охотников, которые в тайгу ходят, и для монголов.
Он выложил кремень, кресало с трутом и застыл в выжидательной позе, чуть подавшись вперед и наклонив голову. Брониславу казалось, что он слышит, как купец виляет хвостиком.
— Еще мне нужны конверты, почтовые марки, несколько химических и простых карандашей... Блокнот и толстая тетрадь. Ручки, перья, чернила. Вот, пожалуй, и все. Пригодился бы, конечно, чемодан, но у вас же нету.
— Верно, это не по моей части; у меня, правда, есть чемодан, в котором я товар вожу, но не смею предложить вам.
— А ну покажите!
Тот снова нырнул в кладовку и вернулся с огромным чемоданом. Действительно, не первой свежести, видавшим виды, но крепким и вместительным. В таком чемодане только контрабанду возить.
— Я его возьму. А вы себе купите новый. Пяти рублей хватит?
— Да что вы, упаси бог... Чемодан я вам дарю! — Купец жестом словно бы отталкивал деньги.
— Ну ладно, ладно. Сосчитайте, сколько с меня? Купец сел, вздохнул глубоко и с сияющим лицом
начал составлять счет, будто совершая священнодействие.
Бронислав тем временем принялся укладывать покупки в чемодан.
— Двадцать восемь рублей семьдесят пять копеек.
— Значит, всего тридцать три рубля семьдесят пять копеек... Прошу.
Бронислав протянул пятидесятирублевую купюру. У купца вытянулось лицо.
— К сожалению, у меня нет сдачи... Придется сбегать к соседу, может, он больше наторговал... Минуточку обождите.
— А какой магазин у вашего соседа?
— Все для дома и еще всякая всячина.
— Вот и прекрасно. Я пойду с вами и кое-что куплю.
— Пожалуйста, бога ради...
Купец повел его по улице, шагая чуть впереди — шутка сказать, ведь он вел клиента, и какого! Прямо с порога он крикнул:
— Василий Нилыч, принимай покупателя!
Из-за прилавка им навстречу поднялся высокий человек в черном сюртуке, опрятно одетый, с лошадиной челюстью и зачесанной справа налево жидкой прядью некогда рыжих, а теперь побелевших волос.
— Добро пожаловать,— кланялся купец, приглашая гостя войти внутрь.
Бронислав осмотрелся. Магазинчик, хотя и небольшой, был завален товаром: на полках стояли эмалированные, медные и чугунные сковороды и кастрюли, тарелки, стаканы, чашки, всевозможные ножи и прочие приборы, включая бритвы.
— Да вы, я гляжу, могли бы обеспечить всем необходимым целую экспедицию... А мне нужно вот что: небольшой чугунок, сковорода, чайники — большой и заварочный.
Купец подавал, Бронислав выбирал. Он взял еще две эмалированные тарелки, глубокую и мелкую.
— Один комплект? — удивился купец.
В самом деле, подумал Бронислав, почему один? Вдруг кто-нибудь в гости наведается... И решил:
— Два комплекта тарелок и приборов. Кроме того ножи — большой и перочинный.
Перочинный нож он выбрал с двумя лезвиями, шилом, отверткой, напильком и штопором. А большой нож ему понравился семидюймовый, обоюдоострый, в кожаном футляре — в самый раз для тайги.
Обводя глазами полки в поисках какой-нибудь посуды для питья, не стакана, не чашки, а чего-нибудь небьющегося, он заметил две необычные кружки, выделявшиеся среди кастрюль как два экзотических цветка, как яркие бабочки.
Он взял их в руки. Тяжелые. Будто из камня. Основной цвет зеленый, но с переходом наверху в оранжевый и бурый. На поднявшейся волне — белая полоса и какая-то фигура. Бронислав подошел к окну, потому что в магазине было темновато. Теперь ему было видно: из белой волны возникает мужская фигура, протягивает руки, молит о спасении...
— Яшма,— с нажимом сказал купец.— Кустарь тут один, из каторжных, ходит по горам, камни собирает, обрабатывает. На любителя вещица.
— А не разобьется?
— Не сомневайтесь. Можете бросить на пол.
— Тогда я беру.
— Увы, одна кружка не продается. Они парные. Взгляните.
Он протянул вторую, точно такую же кружку. Та же самая тревожная зелень, белая волна бьется о берег, но на берегу стоит женщина и протягивает руки к тонущему мужчине с первой кружки.
— Жаль, резчик банальной сценкой испортил прекрасный камень. Но кружки хороши, не жгут руки не бьются. Я возьму обе.
— Что поделаешь,—оправдывался купец, — он это делает для женихов и невест, для молодоженов. Люди покупают.
Бронислав взял еще бритву, кисточку с барсучьей щетиной, несколько кусков мыла для бритья, зеркальце, а из связки ремней, висевшей в углу, выбрал один широкий и прочный.
— Сколько с меня? Купец сосчитал.
— Двадцать восемь рублей пятьдесят копеек.
— Дайте мне сдачи с полусотни — двадцать один рубль пятьдесят копеек, а соседу разменяйте полсотни так, чтобы он мог мне сдать шестнадцать рублей двадцать пять копеек.
Он сложил вещи в чемодан.
— Скажите, пожалуйста, а где тут у вас магазин мужского белья?
Купец задумался.
— Такого магазина в городе нет вообще.
— Ну почему же,— живо вмешался лысоватый хозяин табачной лавки,— а Валуева?
— Верно, Валуева... это вдова, занимается вместе с дочерью пошивом женского и мужского белья. Прекрасная работа, и цены божеские... Здесь за углом направо, третий дом.
Бронислав поблагодарил, попрощался с обоими и вышел.
Привокзальные мальчишки все еще были здесь, но теперь к ним примкнули еще трое с ранцами, вероятно, возвращавшиеся из школы.
Бронислав быстро обошел всю группу и поспешил в указанном направлении.
У выкрашенного охрой одноэтажного домика он остановился, осмотрел две витрины и толкнул дверь. На звук колокольчика из соседней комнаты вышла девушка. Бронислав поздоровался, она ответила, затем оба замолчали. Она — от неожиданности: ей еще не доводилось встречать такого шикарного мужчину. А он оттого, что в течение четырех с лишним лет видел женщин только во сне, в мечтах.
— Простите, у вас не найдется шесть ночных сорочек?
Она кивнула и стала показывать товар.
— А верхние сорочки тоже найдутся?
— Какого размера?
— Не понял.
— Скажите размер воротника.
— Ага, воротника... Не знаю, не помню.
— Придется померить. Наклонитесь, пожалуйста, ко мне.
Она протянула руки и накинула, как петлю, сантиметр... От прикосновения ее теплых пальчиков Бронислава проняла дрожь.
— Сорок первый. Сейчас поищу.
Она нашла и разложила на прилавке. Бронислав выбрал четыре льняных, рабочих, и две выходные, из поплина. Красную и сиреневую.
— А кальсоны? Нашлись и кальсоны.
— Сколько с меня?
Девушка принялась считать, то и дело поглядывая на него.
— Вы, должно быть, издалека...
— Из Варшавы, сударыня. Варшава, знаете, столица Польши, Привислянского края...
— Знаю. Мне дедушка рассказывал. Дедушка, мамин отец, был родом из Акатуя и в молодости работал на мыловарне у поляка одного. Высоцкий фамилия.
— Участник ноябрьского восстания?
— Месяца и года я не помню. Возможно, в ноябре это было. Большое восстание вспыхнуло, и этот Высоцкий брал царский дворец... Дедушка много хорошего о нем рассказывал, тот его грамоте научил, хороший был человек, а на своем мыле ставил штамп — Петр Высоцкий.
— Ошибаетесь. Высоцкий был очень скромен, на. мыле ставил только инициалы П. и В. Вот как это выглядело. Разрешите...
Он взял у нее из рук карандаш, начертил прямоугольник, а внутри В. и П. и название местности — Акатуй. Протянул карандаш девушке и увидел, что она стоит бледная, не отрывая взгляда от его рук — черных, потрескавшихся рук каторжника, изъеденных язвами от работы за тачкой, у печи, от медной зелени и сернистой соли.
— Вы тоже... из Акатуя?
— Да, я был в Акатуе.
— А теперь возвращаетесь к своим, в Варшаву?
— Нет, еду в тайгу на вечное поселение.
— В этом наряде?
— В этом наряде я был графом в Варшаве в течение одного дня. В нем меня арестовали, а после каторги в него же и облачили. Теперь жандарм отпустил меня за покупками... Так сколько же я вам должен?
Карандаш в ее руках дрожал, ресницы трепетали, выдавая отчаяние и смущение.
— Я не знаю... Мама ушла, это ее товар...
Милое дитя — товар мамин, а у нее рука не поднимается взять деньги у каторжника; как всякая русская, она жалеет несчастного.
Он достал бумажник.
— Гляньте. У меня деньги есть.
— Все равно... Если б это было мое... Подождите минуточку!
Что-то, видно, вспомнив, она убежала в соседнюю комнату и через минуту вернулась, держа в обеих руках прекрасную, салатного цвета шелковую сорочку, вышитую крестом.