Мария Башкирцева - Ольга Таглина

Целеустремленность Марии в учебе поражает: «Целый день составляла расписание занятий. Закончу только завтра. Высчитала: по 9 часов ежедневно. Боже, дай мне сил и настойчивости в уроках! Сделала список нужных учителей из лицея. Мне сказали, что директор был удивлен: "Сколько лет этой девочке, которая не только хочет учиться всем этим предметам, но и сама составила такую программу?"»

Целеустремленность – это то качество, которое выделяло Марию Башкирцеву среди людей ее круга. Цель должна быть достигнута – во что бы то ни стало! Она хотела прославиться и прославилась, в том числе и потому, что умерла так рано. Смерть принесла ей не забвение, а известность и славу. Но это произошло благодаря созданному ею и пережитому, написанному и нарисованному, сказанному и спетому.

Многому учит не учитель, а сама жизнь и смерть. Как будто чувствуя, что проживет так недолго, Мария много размышляла о смерти…

«M-lle Савельева при смерти; мы отправляемся к ней, вот уже два дня, как она в бессознательном состоянии и ничего не говорит. В ее комнате сидит старая m-me Патон. Я посмотрела на постель, но сначала не могла ничего различить и искала глазами больную; потом я увидела ее голову, но она так изменилась, что из женщины полной стала совсем худой; рот открыт, глаза закрыты, дыхание сильное и тяжелое. Все говорили шепотом, но она не подавала никакого признака жизни, доктора говорят, что она ничего не сознает, но мне кажется, что она слышит и понимает все, что вокруг нее делается, и только не может ни крикнуть, ни даже ничего сказать…M-lle Савельева умерла вчера вечером. Мама и я отправились к ней; там было много дам.

Что сказать об этой сцене? Скорбь направо, скорбь налево, скорбь написана на полу и на потолке, скорбь в пламени каждой свечи, скорбь даже в воздухе. У ее дочери была истерика; все плакали. Я целовала ее руки, повела ее и посадила рядом с собой; я хотела сказать ей несколько слов утешения и не могла. Да и какие утешения? Одно время! Я вообще нахожу всякие утешения банальными и глупыми. По-моему, больше всех жалко старика, который остался один! Один!! Один!!! О Боже, что делать? По-моему, все должно кончиться. Я так думаю. Но если бы умер кто-нибудь из наших, я бы не могла рассуждать таким образом».

Узнав о смерти одного из близких знакомых, Мария напишет в дневнике: «Это ужасно, невероятно. Я не могу поверить, что он умер! Нельзя умереть, будучи таким милым и привлекательным! Мне все кажется, что он вернется зимою, со своей знаменитой шубой и со своим пледом. Это ужасно – смерть!»

Но смерти противостоит жизнь, а жизнь, по убеждению Башкирцевой, это Париж: «Париж. Наконец я нашла то, что искала, сама того не сознавая: жизнь – это Париж, Париж – это жизнь!.. Я мучилась, так как не знала, чего хочу. Теперь я прозрела, я знаю, чего хочу! Переселиться из Ниццы в Париж, иметь помещение, обстановку, лошадей, как в Ницце, войти в общество через русского посланника; вот, вот чего я хочу! Как счастлив тот, кто знает, чего желает».

О, Мария знает, чего она желает, и не стыдится откровенно об этом писать. Она хочет быть богатой и знаменитой, настоящей аристократкой, блистающей в высшем свете!

Из дневника 1873 года: «Наняли виллу Bacchi; говоря по правде, жить в ней будет страшно неприятно: для каких-нибудь буржуа это годится, но для нас… Я аристократка, и предпочитаю разорившегося дворянина богатому буржуа, я вижу больше прелести в старом шелке, в потерпевшей от времени позолоте, в сломанных колоннах и арабесках, чем в богатом, но безвкусном, бьющем в глаза убранстве.

Самолюбие настоящего аристократа не удовлетворится блестящими, хорошо сшитыми сапогами и перчатками в обтяжку. Нет, одежда должна быть до известной степени небрежна… но между благородной небрежностью и небрежностью бедности такая большая разница…Никогда не понравится мне человек ниже меня по положению; все банальные люди мне противны, раздражают меня. Человек бедный теряет половину своего достоинства; он кажется маленьким, жалким, имеет вид какой-то пешки. Тогда как человек богатый, независимый полон гордого покоя. Уверенность всегда имеет в себе нечто победоносное, и я люблю в Г. этот вид – уверенный, капризный, фатоватый и жестокий; в нем есть что-то Нероновское».

Банальные люди действительно раздражали Марию, ведь себя она всегда считала нестандартной, эксклюзивной, этаким вызовом обыденности.

На пороге своего пятнадцатилетия Башкирцева узнает, что ее любимый герцог женился. И день для этого события был весьма «подходящий» – понедельник, 13 октября: «Я отыскивала заданный урок, когда Хедер, моя гувернантка, англичанка, сказала мне: «Знаете, герцог женится на герцогине М.». Я приблизила книгу к лицу, почувствовав, что покраснела, как огонь. Я чувствовала, как будто острый нож вонзился мне в грудь. Я начала дрожать так сильно, что едва держала книгу. Я боялась потерять сознание, но книга спасла меня. Чтобы успокоиться, я несколько минут делала вид, что ищу… Урок свой я отвечала прерывающимся от неровного дыхания голосом. Я собрала все свое мужество, как, бывало, бросаясь в воду с мостика купальни, и сказала себе, что надо преодолеть себя. Я попросила диктовать мне, чтобы хоть несколько времени иметь возможность не говорить.

Вечером я не могла писать. Я бросилась на колени и плакала. Вошла мама; чтобы она не увидала меня в этом виде, я притворилась, что иду посмотреть, не готов ли чай. И еще я должна брать латинский урок! Какая мука! Какая пытка! Я не могу ничего делать, не могу смириться! Нет в мире слов для выражения моих чувств! Но что меня волнует, бесит, убивает – это зависть: она меня раздирает, злит, сводит с ума! Если бы я могла ее высказать! Но ее надо скрывать и быть спокойной, и от этого я еще более жалка себе. Когда откупоривают шампанское, оно пенится и успокаивается, но когда лишь приоткрывают пробку, оно шипит, но не успокаивается. Нет, это сравнение неверно, я страдаю, я совсем разбита!!!»

«Я чувствую ревность, любовь, зависть, обманутую надежду, оскорбленное самолюбие, все, что есть самого ужасного в этом мире!.. Но больше всего я чувствую утрату его! Я люблю его! Зачем не могу я выбросить из души моей все, что наполняет ее! Но я не понимаю, что в ней происходит, я знаю только, что очень мучаюсь, что что-то гложет, душит меня, и все, что я говорю, не высказывает сотой доли того, что я чувствую».

Правда, в дневниковых записях Марии чувствуется и понимание того, что все это наверняка пройдет, что это душа ее растет так болезненно, так непросто: «Одна вещь мучает меня, что через несколько лет я буду сама над собой смеяться и забуду его. (Приписка 1875 года: Прошло уже два года, и я не смеюсь над собой, и не забыла!) Все эти горести будут казаться мне ребячеством, аффектацией. Но нет, заклинаю тебя, не забывай! Когда ты будешь читать эти строки, возвратись мысленно к прошлому, представь себе, что тебе тринадцать лет, что ты в Ницце, что все это происходит в эту минуту! Думай, что все это еще живет!.. Ты поймешь!.. Ты будешь счастлива!..»

Одна из последних дневниковых записей в 1873 году: «Мне часто говорят, что я – хорошенькая, но я считаю себя всего лишь миловидной… мне хотелось бы стать личностью. Такой, чтобы после моей смерти мой дневник был интересен всем».

Здесь приведена лишь малая часть дневника Башкирцевой, но согласитесь – он уже вызывает огромный интерес, а впереди еще десять лет, которые отражены на его страницах – с исповедальной искренностью, невероятной безжалостностью к себе и такой же невероятной любовью.

Мария не скрывает в своем дневнике, насколько она тщеславна. Ей хочется блистать в высшем свете. Но ее семья находится в тяжелой тяжбе за наследство, в русское консульство поступают анонимные письма об этом скандальном процессе, а к консулу Патону стекаются со всего побережья жалобы на дядю Марии, Жоржа Бабанина, который ведет отнюдь не светскую жизнь. Поэтому Башкирцевы не получают приглашения на балы, если только это балы не платные, куда попасть может всякий. Так, Мария и ее родственники ни разу не были в знаменитом замке «Вальроз», в котором самый богатый представитель русской колонии Ниццы барон фон Дервиз дает концерты и благотворительные балы.

Русская диаспора в Ницце была в то время довольно большой. Когда в XIX веке Ницца стала всемирно известным курортом, то в 1856 году сюда приехала вдовствующая императрица Александра Федоровна, вдова императора Николая I. Императрица открыла подписку на строительство православного храма, и благодаря ее стараниям сбор пожертвований пошел быстро. В 1858 году был заложен храм во имя Святителя и Чудотворца Николая и святой мученицы царицы Александры. В 1859 году церковь была освящена в присутствии дочери Николая I и Александры Федоровны великой княгини Марии Николаевны, которая была замужем за герцогом Лейхтенбергским.

Понятно, что место, где так часто пребывала царская семья, становилось модным у русских путешественников; в Ницце даже открыли русское консульство.