В твоих объятиях - Ли Гринвуд

– Да это и ближе, – заметил Бак. – Мне не нравится уходить в долгие перегоны. – Говоря это, он посмотрел на Викторию, и в голосе его прозвучала гордость собственника.

У Виктории от этого заныли зубы. Обычно она не обращала на эту манеру Бака особого внимания, однако сегодня, в присутствии Тринити, это вызвало у нее раздражение. Она знала, что Тринити не мог не обратить на это внимания, и почувствовала необходимость твердо разъяснить ему, что Бак не имеет на нее никаких прав.

– Мне кажется, что ты и парни должны быть счастливы выбираться отсюда как можно чаще, – произнесла она. – Здесь делать нечего. И, что хуже всего, никаких женщин.

Прежде чем Бак успел возразить, она сменила тему разговора.

– Если вы никогда не бывали в Аризоне, мистер Смит, вас ждет много удивительного. Здесь совсем не похоже на Техас.

– Не похоже, – подтвердил Тринити. – Это напоминает Колорадо.

– Наверное, вы много краев повидали. – Она не смогла скрыть нотку зависти. – А чем вы вообще занимаетесь? – Вопрос выскочил раньше, чем она успела сдержаться. – Знаю, мне не стоило спрашивать об этом, – торопливо извинилась она. – Дядя Грант неустанно напоминает мне, что таких вопросов задавать не следует, но моя мама выросла в Алабаме и для нее человек не был человеком, пока она не узнавала, откуда он, чем занимается и кто его родня.

Тринити улыбнулся, следуя за ней на кухню.

– Думаю, моя матушка тоже так рассуждала, но настоящего родного дома она мне не дала и оставила меня без родни.

– Простите. Я не хотела...

– Не тревожьтесь понапрасну. Просто отрежьте мне кусочек этого пеканового пирога. С той минуты как вы о нем упомянули, я больше ни о чем не могу думать.

Тринити никогда раньше не бывал в такой огромной кухне. Один ее торец занимала громадная железная печка. Стена представляла собой ряд кухонных шкафов. Напротив – большой открытый очаг. Из окон открывался вид на пики далеких гор. Середину комнаты занимал длинный дубовый стол.

Но что по-настоящему потрясло его, так это цветы. Они были повсюду. Маленькие букетики и большие пучки, в чайных чашках и больших кувшинах, на столе и на каминной полке. Даже свисали в корзинках перед окнами.

Пока Виктория накрывала на стол, Грант засыпал Тринити вопросами относительно состояния трав в местах, которые он проехал, и возможного появления поблизости банд индейцев. Бак разместился у двери.

Виктория пыталась убедить себя, что Тринити внимательно слушает дядю, но его глаза почти не отрывались от нее. Поначалу ей это льстило, но вскоре ей захотелось, чтобы его взгляд переместился куда-нибудь еще. Его внимание ее смущало. После пяти лет пребывания в исключительно мужском обществе она привыкла быть центром внимания, но что-то в его пристальном наблюдении заставляло ее чувствовать себя неуютно.

Этот взгляд не был оценивающим. Такие она хорошо знала. Скорее, она назвала бы его неодобрительным. И еще пронизывающим, как будто он старался проникнуть во все ее секреты. И даже это было не совсем точным определением. Было в его скрытой глубине нечто резкое и осуждающее.

Она увидела, как он оглянулся через плечо на Бака. Он что, решил, будто у нее с Баком роман?

Эта мысль заставила ее всерьез разозлиться на Тринити... и на Бака.

Тринити не имел права так на нее смотреть. Он ничего о ней не знал. Интересно, она ему просто не понравилась, или он вообще не любил женщин? Нет, не так. Она вспомнила, как он поглядел на нее, когда увидел в первый раз.

Ну что ж, вряд ли его мнение может что-то для нее значить. Он пробудет здесь всего каких-то несколько недель или месяцев.

И все же ей не хотелось так быстро отмахиваться от него. Она не сомневалась, что он может многое порассказать.

– Могу я дать вам что-нибудь еще? – осведомилась она, ставя перед Тринити ореховый пирог.

В его глазах появились веселые искорки. Может, он и осуждал ее за что-то, но хорошо будет пообщаться с человеком, который заставит ее смеяться.

Кроме того, ей нужно было понять, почему ее так тянет к нему. У нее было ощущение, что она знает его всю жизнь...

– Второй кусок.

Виктория удивленно посмотрела на него и засмеялась:

– Да вы еще первый не ели. Откуда вы знаете, что вам понравится?

– Его пекли вы?

– Я его стряпала, а пек Рамон.

– Тогда уверен, что он мне понравится.

– Вы, наверное, ирландец.

– Разве вам не нравятся комплименты? – поинтересовался Тринити.

– Нравятся, но заслуженные.

Тринити откусил пирог и зажмурился, наслаждаясь вкусом.

– Этот, безусловно, заслуженный, – кивнул он. – Знай я, что вы умеете делать с пеканами, я притащил бы с собой из Техаса целый мешок.

– Хорошо, что я умею стряпать. А то мне больше ничего не разрешают делать, – пожаловалась Виктория.

Сдержанный гнев, горечь и неудовлетворенность прозвучали в ее голосе так явно, что все трое мужчин не могли их не заметить. Она знала, что дядя и Бак ее не поймут. Они никогда ее не понимали. Она все время старалась сдерживаться и выказывать лишь благодарность, но иногда просто не могла скрыть свои чувства. Ее раздосадовало, что сейчас она обнаружила их перед незнакомцем.

– На таком ранчо женщина мало что может делать, – объяснила она, надеясь, что у Тринити не хватит сообразительности ее понять. Хотя в глазах его светился ум. – Временами мне так хочется делать что-то по-настоящему полезное. Больше, чем печь пироги и выращивать цветы.

Тринити сосредоточился на пироге, предоставив Гранту Дэвиджу ответить племяннице.

– Полагаю, что тебе надоело быть закупоренной в этой долине, но у меня не было бы ни минуты покоя, окажись ты рядом с индейцами или еще бог знает с кем, проезжающим через долину.

– Не знаю, не знаю, – протянул Тринити, чертики плясали у него в глазах. – Будь я коровой, которая сталкивалась с рысями или медведями, а потом наткнулась на такую маленькую леди, я был бы очень счастлив лечь и протянуть ей все четыре ноги, чтобы она их связала и увела меня с собой.

Виктория рассмеялась.

– Дайте ему работу, дядюшка, – проговорила она. – Лжет он бессовестно, но делает это так обаятельно.

– Уверяю вас, мэм...

– Не надо. Женщины наслаждаются лестью. Однако лесть теряет часть своей привлекательности, когда льстец начинает клясться, что это правда.

– Вы слишком мудрая для своего возраста. Облачко набежало на лицо Виктории.

– Я старше, чем вы думаете.

– Я вижу, что вы не девочка, – быстро исправился Тринити. – Девочка, по определению, – несформировавшаяся женщина, а значит, не могла бы быть такой совершенной.

Виктория снова рассмеялась, более непринужденно, чем раньше.