Ноктюрн для капитана, или Меня зовут Оса. Любовно-фантастический роман - Галина Маркус

Между прочим, хочется возразить мне, нам отлично платят, хотя дело, конечно, не в этом. Мои мысли путаются. Но одно я знаю точно: он совершенно несправедлив к Чистым! Они вообще не могут делать что-то практическое, к примеру, ловить мутантов. Погружаясь в себя, они путешествуют по другим мирам и пространствам…

Но я не знаю, как подобрать слова, и вообще, почему я должна тут оправдываться? Не пойму, он считает меня героем или нет? Почему это я – дура, хотелось бы знать? А он, такой умный, что делает тогда на Доре?

– Тебя из-за этого… сняли? – внезапно догадываюсь я. – Ты был против программы защиты? Против нашей миссии?

Мне кажется или он действительно оценил мою догадливость? Во всяком случае, Дарк-Кэп выглядит еще более раздраженным. Он мотает головой.

– Мне это не нравилось, когда еще все затевалось. Я работаю здесь почти два года, и моей задачей было защищать наших ребят! А теперь их используют, словно их шкура менее ценна. А я выполнял свою работу. Обеспечивал безопасность нашего представительства, потом защищал новую базу. И – да, я открыто выступил против, причем сразу, год назад, когда началась эта ваша… миссия. И меня сразу же отодвинули от нее. В мои обязанности с тех пор входила только безопасность на базе.

– Ну, это логично, – рассудительно замечаю я. – Программа направлена на защиту Чистых, а не землян. Да к тому же ты сразу, как говоришь, был против.

– Слушай, ты, умник великий… – Питер кривится. – Прав я был или нет, но в этой «миссии» со временем стало не все так прозрачно. По крайней мере, за последние полгода кое-что изменилось. Сначала мне вдруг резко ограничили доступ к информации, а четыре месяца назад… как раз после того, как…

Он на время отключается от меня, что-то соображая или просчитывая.

Четыре месяца назад его разжаловали в сторожа, понимаю я. Я знаю это точно, потому что помню все, связанное с ним, но ему это знать, конечно, необязательно. Да и тема ему наверняка неприятна: ничего себе, сделал карьеру.

Не отсюда ли и растет его протест? Мне не хочется верить в это. Неужели такой человек, как он, из-за своей личной обиды… неужели он способен отрицать самое-самое важное? Самое лучшее, что есть в моей жизни!

– Как ты вообще можешь быть против? – возмущаюсь я. – Ведь это взаимопомощь! Если каждый будет думать только о себе, то наша Галактика… то…

– Да, да, да, «взаимопомощь», «уникальные гены», «наша Галактика», – передразнивает он. – Все это красивые слова. Ищи, кому выгодно, говорил Шерлок Холмс. Ну да ты не знаешь, кто это.

– А ты… – задыхаюсь от гнева я, – ты – просто циник! У тебя нет ничего святого. Пойми, наша земная миссия никогда не забудется! Нам будут благодарны все поколения! Все планетные системы, все…

Питер тяжело вздыхает. Он стоит напротив меня, совсем рядом, и смотрит на меня, как на непреодолимую стену тупости – тоскливо и зло.

– Как ты думаешь, почему сегодня погиб этот парень? За полгода это уже пятый случай. Причем последние два – с разницей в три с половиной недели!

– Какой еще пятый?!

Он останавливает жестом мои возражения.

– Не удивляйся, что ты не знаешь. Двое из них – со второй базы, и у нас о них не объявляли. Но у меня там приятель, знаешь ли.

Я стараюсь не показывать виду, но тот самый липкий ночной страх внезапно оживает, словно холодная змейка скручивается где-то в середине груди.

– Они тоже не соблюдали технику безопасности? – с надеждой спрашиваю я.

– Да всё они соблюдали. Первой была девушка со второй базы, у нее якобы случился разрыв сердца после захвата, но сказать можно что угодно. А ты знаешь, что иногда паралитические снаряды не действуют? Это значит, что мутант даже не остановится. Вам это, конечно же, не сообщили.

– Это… это слухи.

Ответ я вижу в его глазах.

– А… почему? Почему не действуют? – не выдерживаю я.

– Пока не знаю. Возможно, вызывают в теле этих тварей привыкание.

– Привыкание? Какое привыкание? Как они могут опять… Их же увозят…

– Куда?

– Не знаю… их заточают. В специальные тюрьмы.

– Где эти тюрьмы?

– Откуда я знаю! – злюсь я. – Потом их все равно отправляют в лагерь на Крезу, где никто не живет.

– Одно время на Крезу летал другой мой знакомый. Потом его уволили без причины. Но он рассказывал мне, что лагерь на Крезе очень маленький, и там…

Кэптэн бросает взгляд на часы:

– Ладно, хватит. Сейчас все равно времени нет, нельзя чтоб в Управлении знали, что мы общались.

– Энн все равно видела нас.

– Это твоя болтливая подружка?

– Да. Она думает, что… будто у нас роман.

– Ладно. Пускай так и думает. Но общаться будем не здесь. Мне нужно твое расписание, когда и куда ты выходишь на следующую прогулку или захват. В общем доступе его нет.

– Правильно! Это закрытая информация.

– Для кого она закрыта? Разве что для мутантов. Я – не они. Иначе ты бы уже тут не стояла. Просто у меня сейчас нет вообще никакой информации. Никакой.

– Я не обязана тебе отчитываться.

– Послушай, ты! – он приближается ко мне близко-близко, и мне кажется, он хочет меня задушить. – Мне некогда бороться с твоей упертостью. Мы встретимся и поговорим еще, а пока скажи, где и когда… – он прерывает себя на угрожающей ноте. – Алекс! – его голос усилием воли смягчается. – Алекс, прошу тебя.

– Меня зовут Оса! – упрямо повторяю я.

– Черта с два! – сквозь зубы цедит Кэп и, похоже, разозлился он не на шутку. – Не надейся, что я буду звать тебя этой кличкой. Какой идиот это придумал?

Я оскорбленно хмурюсь: такие клички, между прочим, есть только у наживок. Никогда, правда, не задумывалась, почему. Наверное, чтобы выделить нас среди остальных – мы ведь особенные. Почему меня назвали именно так, мне тоже не объяснили.

– Ну, говори. Какой у тебя график? – давит Кэп.

– Откуда у нас график? Диспетчер направляет нам время выхода, и…

– Так говори время! – снова теряет терпение Питер.

– Сегодня ночью, – сдаюсь я. – Тридцать второй район, пятая линия. Мы нашли ее вчера, как раз перед тем как…

– Ладно, я понял. Подружкам своим скажешь, что я к тебе пристаю.

– А ты разве не…

– Нет, – отвечает он.

Как-то слишком быстро отвечает.

Мне становится обидно. Все это можно еще терпеть, если бы он действительно… если это был просто предлог. А так – я не понимаю, зачем ему все это надо? И чего он сейчас усмехается, может, думает, мне нужны его поцелуи? А кстати ведь, чего ему стоит… я бы еще раз попробовала. Вот сейчас наклонился бы и… От волнения у меня прерывается дыхание. Но он, оказывается, и не хочет!

То есть как это вдруг – и правда, не хочет?

– А чего ты тогда пялился постоянно? – слова вылетают из меня сами, как пробка из бутылки, обида уже несется, не разбирая дороги, и я не могу ее остановить. – Я думала, я тебе нравлюсь!

– Нравишься, нравишься.

Нет, все-таки насмешка в его глазах невыносима!

– Тогда почему ты не подошел ко мне ни разу? Не заговорил?

– Зачем… – вздыхает он.

Я таращусь на него. Ну не начинать же ему объяснять, что человек должен бороться за свое счастье, к тому же у него была – уж я-то знаю – некоторая надежда, что я не стану его сразу отшивать… по крайней мере, дам ему шанс… по крайней мере, хоть выслушаю разок…

– …Ну и зачем ты мне сдалась? – продолжает он. – Глупенькое упрямое дитё с головой, полной штампов. О чем мне с тобой разговаривать?

Ну, точно. Он понял, что я целовалась впервые в жизни. «Дитё!» За кого он меня принимает? Он ничего про меня не знает!

– Я была лучшей в своем классе, больше того, в школе! – отчеканиваю я, выпрямляясь. – Я ездила представлять Землю на межпланетные олимпиады! И дважды занимала второе место по…

– Ну и когда и кого в этом мире образование наделило умом? – он грустно усмехается. – Не говоря уже о совести…

– Ну и как же я тогда тебе нравлюсь? – ехидно замечаю я.

– Это у меня не от головы.

Новый вздох. Нет, он продолжает меня оскорблять, а почему я, собственно, это терплю? Все еще надеюсь, что он меня поцелует? Черта с два, так он выразился?

– А позвал меня сюда зачем? Зачем?

Мне очень хочется реветь.

– Потому что, – он мрачнеет и становится серьезным. – Я не допущу, чтобы такой нежный цветочек был брошен в мерзкую пасть. Высажу тебя в оранжерею и накрою колпаком. И все. Больше мне ничего от тебя не надо. Будешь расти и набираться ума.

Он некоторое время молчит.

– Да, кстати, там с тобой был парень, брюнетик, он что-то пищал. Он к тебе клеится?

– Виктор? Да! И, между прочим, он специально перевелся к нам в группу!

Пусть знает – есть люди, которые не считают, что со мной не о чем говорить… правда, не уверена, что Виктор собирается разговаривать.

– Он тебе не поможет. Не защитит.

– Да с чего ты решил, что я в опасности? – выговариваю я, наконец, ключевую фразу, которая все это время находилась на задворках сознания – ее сильно вытесняла мысль о его губах.