Новгородская Русь по берестяным грамотам - Андрей Зализняк

А вот такое письмо, грамота, под исключительно маленьким номером, № 9. Сейчас их 959, а это грамота первого года находок, № 9, которая произвела целую сенсацию во всем ученом мире. “От Гостяты к Василю”. Кто такой Гостята? Мир филологов и историков раскололся: мужчина или женщина Гостята, потому что имя двусмысленно. Имена на “-а”, как и сейчас Ваня, Маня, Маша и т. д., как известно, могут быть совершенно успешно и мужскими и женскими. Поэтому форма имени ничего не говорит, но судите по содержанию, женщина или мужчина это пишет. “От Гостяты к Василю. Что мне дал отец и родичи дали в придачу, то за ним [из имущества, конечно, имеется в виду]. А теперь, женясь на новой жене, он мне не дает ничего. Ударив по рукам в знак новой помолвки, он меня прогнал, а другую взял в жены”.

Есть у вас сомнения, мужчина или женщина пишет? Это было первое женское письмо, которое было найдено, за номером девять, и которое, сами понимаете, настолько потрясло представление о том, что никакая женщина никогда пера в руки не могла взять и писать. Несмотря на текст, который вы слышите, который совершенно однозначен, тем не менее, придумывали такие версии, где Гостята получался все-таки мужчина. Даже не буду вам их цитировать. И это длилось довольно долго, прежде чем стали появляться новые женские письма, и стало ясно, что это не землетрясение, не разверзение небес, а вещь, которая бытовала, такое письмо могло быть. И заканчивается просто: “Приезжай, сделай милость”. Это первое письмо из этого ряда.

Из одних этих писем складывается картина древней жизни, совершенно непохожая на то, что мы раньше могли себе представить по жалким обрывкам, которые до нас доходили. Из этих писем, кстати, ясно, что, по крайней мере, в древние века, в XI–XIII вв., положение женщин было неизмеримо более свободное и достойное, чем в века, которые мы знаем. Опять-таки, увы, печально для русской истории, что движение в этом отношение тоже было регрессивно, а вовсе не по миленькой детской теории, что всякая история есть движение непременно к улучшению и совершенствованию.

Есть маленькие записочки, которые, однако, много чего говорят. “Наказ Семену от жены”. Причем формула, которую надо перевести именно как наказ, а не просто письмо, это именно так. Более того, в подлиннике это звучит как “приказ”, и, конечно, естественно переводить “приказ”, но это будет все-таки не совсем точно. Значение слова “приказ”, скорее, соответствовало нынешнему слову “наказ”, поэтому правильный перевод будет чуть мягче. “Наказ Семену от жены. Утихомирил бы ты их всех попросту”. О чем речь идет? Явно, там какой-то скандал, передрались какие-то дети, родственники или домочадцы в доме, и надо этот скандал прекратить. “И ждал бы меня”. <хохот в зале> Совершенно замечательно. А вот когда она приедет, будет наведен полный порядок, а пока прекрати хотя бы эту драку. А дальше формула совершенно идеального почтения: “А я тебе челом бью”. <хохот в зале> Вот такой совершенно замечательный текст, в котором мы видим и суть дела, и принятые формы этикета.

Еще есть замечательное письмо, тоже с тем же словом “приказ”, которое я опять-таки переведу более точно как “наказ”, XIV в. “Наказ от попадьи попу. То, что у тебя произошло, дошло до Онаньи. А теперь это разносит Кирьяк. Так что позаботься об этом”. Заметьте, аккуратно написано, чтобы посторонний человек, даже если бы это читал, то все-таки не знал, что там набедокурил этот поп, так что об этом разносится слава.

И из этого ряда я прочту письмо, которое тоже произвело необычайно большую волну среди специалистов по Древней Руси, настолько это выпадало из всех возможных представлений о том, что могло там случаться и писаться. Это такой замечательный документ, который дошел в виде двух обрывков, которые были найдены на мостовой, связанные крутым морским узлом, длинные куски. Где-то такое. <показывает> Увы, это не найдено, но, может быть, метрах в десяти ветер отнес еще два таких обрывка. Может быть, лет через 50 мы их найдем, не исключено — если будут раскопки в соответствующем месте. Ясно следующее. Адресат, получив это письмо и не имея рядом ни огня, ни ножа, его разодрал. Разодрал, к счастью, вдоль строк. Письмо, естественно, рвется по длине, поэтому строка иногда может остаться целиком. И не просто разбросал эти куски, а завязал, закрутил два из них таким образом и только тогда швырнул на мостовую. И через 900 лет мы это подобрали.

Вот что из этих кусков выясняется. Удалось понять, что до нас дошли второй и четвертый куски. Первый был совсем маленький, 14 букв, не больше, так что его можно примерно восстановить. Третий пропавший восстановить труднее. А четвертый — это конец, так что все-таки документ вырисовался почти в полном виде. Вот как он сейчас выглядит, как мы его сложили и представляем, в переводе, разумеется. Первая недостающая строка, скорее всего, содержала слова “Я посылала”, потому что начинается со слов “…к тебе трижды”. Значит, скорее всего, первая фраза была “Я посылала к тебе трижды”. Дальше все читается совершенно отчетливо. “Что за зло ты против меня имеешь, что в это воскресенье ко мне не приходил? А я к тебе относилась как к брату!” Как и положено в русском языке, точно так же, как в переводе, из форм глагола прошедшего времени прекрасно ясно, кто говорит, мужчина или женщина. “Неужели я тебя задела тем, что я к тебе посылала?” Можете вообразить такую тонкость чувств и выражений для конца XI в.? Заметьте, то, что она пишет мужчине, ясно из первой же фразы: “…ко мне не приходил”. Так что конфигурация кто пишет — кому выясняется из первых же строчек абсолютно однозначно. “А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и примчался”. Из этого совершенно очевидно, что он, по-видимому, говорил, что “не могу прийти, потому что родители, родственники наблюдают, они заметят и пр.” На что она вполне трезво ему пишет, что, если бы сильно хотел, то, конечно, сумел бы. Заметьте, совершенно так же, как, наверно, и сейчас было бы сказано в этом случае.

Дальше, к сожалению, обрывается, средняя часть потеряна. Дальше на маленьком кусочке обрывок последней фразы. “Теперь где-нибудь в другом месте. Отпиши же мне про…” — эта фраза опять обрывается. Малость, но одно это “отпиши же мне”, по-древнерусски воспиши, значит, что они находились уже в изрядной переписке друг с другом, что это было стандартное занятие, посылать письма, а не сообщаться как-то иначе. Именно глагол “отпиши” — из самых показательных среди многих текстов такого рода, свидетельствующий с очевидностью о том, каким образом сообщались эти молодые люди. Повторяю, конец XI в., время, когда даже вообразить невозможно, как нам кажется, какие-то отношения, похожие на современные. Ничего подобного. Просто мы плохо представляем себе это общество.

Больше того, само письмо содержит с чисто языковой стороны скрытые цитаты из литературы XI в., так что это была образованная женщина, которая была начитана в литературе, по крайней мере, в той ее части, которая дошла до нас. Скажем, какое-то сочинение Мономаха, в точности те же художественные формулы. Была масса предположений о том, что она воспитывалась в монастыре и пр., но это уже гипотезы. А письмо то, что вы видите.

Далее, к сожалению, следует разрыв, но сохраняется потрясающая заключительная фраза. “Буде же я тебя по своему неразумию…” В подлинном тексте “по безумию”. “Безумие” для нас сейчас звучит особенно сильно, но в действительности древнее безумие означало немного меньше, чем нынешнее, не обязательно клиническое. “Буде же я тебя по своему неразумию задела…” Заметьте, “задела” — тот же самый глагол в XI в., с тем же тончайшим моральным смыслом, именно “затронуть, слегка обидев чьи-то чувства”. Сам факт еще не был, кстати, известен, что глагол еще тысячу лет значит ровно то же, что и сейчас. “… судит тебя Бог и моя худость”. Формула “моя худость” церковного происхождения. Ее употребляли, в основном, епископы, которым было положено называть себя “моя худость” — типичное православное самоуничижение, оно же “паче гордости”, как известно. Тем не менее, именно формула, которая, в сущности, означала просто “я”, но “я”, сказанное на этикетном языке специального свойства. Вот она, эта женщина, была этому языку обучена. И заметьте, что она говорит: “Если ты начнешь насмехаться, то судит Бог и я” — вот смысл ее заявления. Т. е. она с неслыханной внутренней силой, дерзостью ставит свое имя рядом с именем Бога — представить себе это для молодой женщины XI в. — вещь в высшей степени невероятная.

Вот такой текст. Это самое древнее русское любовное письмо, без всякого сомнения, о самой возможности существования которого вообще никто не подозревал, настолько, что целая конференция западных славистов признала, что, наверно, это подделка. Не целая конференция, но на конференции выступила целая фракция скептиков, которая заявила, что не может быть, чтобы такое письмо было реально найдено. Ну, ничего не поделаешь. Единственно что надо ехать в Новгород — оно находится в новгородском музее, можно его читать самостоятельно, оно читается достаточно ясно. Жалко только, что порвано. Но порвано не случайно, а как раз как следствие того, что действительно ему было не любо, и, когда он получил это письмо, в раздражении разодрал и разбросал в разные стороны.