Преступник - Дмитрий Казаков

– А потому, что она живая, – охотно пояснил старик, и, видя состояние собеседника, добавил: – тюрьма, то есть.

– Как так? – услышав столь откровенный бред, Николай нашел силы удивиться.

– Очень просто, – Септимус улыбнулся. Видно было, что беседа доставляет ему удовольствие. – Мы с тобой находимся внутри громадного живого существа, как паразиты в кишечнике человека. Камеры наши плавают внутри нее, точно пузырьки в жидкости, и иногда могут соприкасаться.

Николай с ужасом огляделся. Все это, что он принимал за стены, пол, мебель – живая плоть? А из чего тогда сделана пища, которую он ел?

Его замутило.

– А кто нас… обслуживает? – после паузы спросил он.

– Она и обслуживает, – вздохнул старик. – Кормит, поит, выполняет кое-какие желания. Даже сейчас вот переводит нашу беседу. Без нее мы бы друг друга не поняли. Ведь, как я понял, мы из разных миров?

– К-каких миров? – Николай моргнул, облизал вдруг пересохшие губы. Мелькнула спасительная мысль, что он просто сошел с ума, что все происходящее – горячечный бред, а сам он лежит, надежно связанный, в палате соответствующего учреждения…

– Разных, – не обращая внимания на муки собеседника, сказал Септимус. – Ведь их много: вселенная – словно книга… ты знаешь, что такое книга?

Николай бездумно кивнул.

– Отлично, – старик продолжил развивать мысль. – Вселенная – точно развернутая книга, листки которой висят, не касаясь друг друга. Каждый листок – отдельный мир. Я понятно излагаю?

– Вполне, – нет, бред не бывает настолько реальным и продолжительным. Похоже, что все происходило на самом деле. От осознания этого Николаю стало еще хуже. – А где находится тюрьма?

– Судя по тому, что сюда пребывают преступники из самых разных миров, то она где-то на корешке книги, – ответил Септимус, почесав кончик носа. – Но где точно, я не знаю… как и многого другого!

– Но как я-то сюда попал? – давно копившееся возмущение прорвалось, наконец, громким выкриком. – Я разве преступник?

– Выходит, что так! – равнодушно ответил старик.

– Но я никого не убивал! Не грабил, не насиловал! – Николай вскочил, опрокинутый табурет со стуком отлетел в сторону. – За что меня сюда!?

– Тише, – Септимус поморщился. – Успокойся!

Но Николай его не слушал.

– Это несправедливо! – яростно орал он, чувствуя, как от прилива крови начинают гореть щеки. – Я требую адвоката! Где суд?

Сонливость накатила исподволь. Словно тяжелая и теплая волна она ударила сзади, и Николай неожиданно ощутил, что глаза его закрываются, а сам он падает.

Уснул он до того, как рухнул на пол.

Очнулся он в собственной камере. Ярости больше не было – только удушающее чувство бессилия. Скорчившись на кровати, Николай некоторое время судорожно рыдал, истово надеясь, что в этот момент его никто не видит.

Справиться со слабостью удалось лишь ценой значительных усилий.

– Вот, значит, как тут справляются с буянами? – прошептал он, невидяще глядя в стену. – Усыпляют? Хорошо, я буду спокойным, – он не сомневался, что тюрьма слышит его и понимает, – но я хочу еще раз увидеть Септимуса!

Сказав так, он встал и пошел умываться.

Но ждать новой встречи пришлось несколько циклов сна. За это время камера еще больше приспособилась к обитателю. В ней появился журнальный столик с набором старых газет, книжный шкаф, набитый почему-то исключительно детективами, и даже ванная.

Тюрьма как могла, заботилась, чтобы заключенному было комфортно. И не только его телу, но и душе. Поэтому Николай особенно не удивился, когда, проснувшись в очередной раз, обнаружил в стене, на том же месте овальное отверстие.

На этот раз никакой пленки не было. Две камеры соединял прямой, точно стрела, проход длиной в несколько метров.

Септимуса Николай застал в состоянии размышлений. Старик полулежал в глубоком кресле, задумчиво отщипывая по ягодке от виноградной кисти, расположившейся в округлом серебряном блюде на его коленях.

– Здравствуйте, – сказал Николай.

Септимус вздрогнул, повернул голову.

– Здравствуй и ты, – ответил он, и в этот раз Николай успел расслышать чужие слова, прежде чем они превратились в понятную фразу. – Больше не будешь бузить?

– Постараюсь.

– Вот и славно, – вздохнул старик, усаживаясь поудобнее, – если я не ошибаюсь, то голова твоя пухнет от вопросов?

– Ну, в общем, так, – вынужден был согласиться Николай.

– Тогда садись и спрашивай, – Септимус указал гостю на табурет.

– Сколько я здесь пробуду? – спросил Николай, усевшись.

– Очень простой вопрос, – Септимус оторвал виноградинку, внимательно рассмотрел ее, и отправил в рот. – Логика давно привела меня к выводу, что сюда помещают только пожизненно.

Пол качнулся под ногами Николая.

– Откуда, – прошептал он, – откуда такой вывод?

– От верблюда, – не очень вежливо ответил Септимус. – Это тюрьма только для тех, кто совершил нечто чудовищное! За обычные преступления из собственного мира не похищают!

– Но я ничего не делал! – возмутился Николай.

– Делал, делал, – покачал головой старик и съел еще одну ягодку. – Только ты мог не осознавать, что совершаешь преступление.

– Как я тогда могу знать, за что здесь сижу? – возмущение бывшего предпринимателя достигло предела.

– От момента преступления до вынесения приговора проходит не больше двух суток. Вспомни, что ты делал в этот срок.

– Ничего особенного, – Николай почесал затылок. – Все как обычно…

– Нет уж, давай вспоминай, – Септимус сурово нахмурился.

– Может быть, вы скажете, за что вы сюда попали? – заискивающе спросил Николай. – Тогда мне легче будет понять, что сотворил я сам…

– То, что я сделал… – глаза старика, необычно яркие и чистые, слегка затуманились, по лицу его пробежала гримаса боли, – …Нет! Каждый должен осознать свой грех сам! Перечисли, что плохого ты сделал в последние дни обычной жизни, и я скажу, в чем твоя вина.

– Ладно, – уныло промолвил Николай и принялся загибать пальцы. – Ну, жене изменил…

– Это ерунда, – махнул рукой Септимус, – хотя в моем мире тебя бы побили камнями.

– Да? – Николай вздрогнул. – Еще взятку дал.

– Это все делают. Чего еще?

– Ну, обманул партнеров по … торговле, – неохотно сказал Николай.

– Тоже не годится, – старик пожал плечами. – Еще?

– Бомжа машиной… повозкой слегка придавил, – после некоторых раздумий сказал Николай, – а потом смылся. Но он жив остался, это точно!

– Даже если бы он умер, этого было бы мало, – Септимус отложил в сторону блюдо с виноградом. Похоже, что беседа увлекла его всерьез. – Вспоминай!