Форсированный марш - Лео Кесслер

— А что же именно они сказали? — осведомился он.

Офицер Генштаба принялся объяснять фельдфебелю, как его оскорбили. Слушая его, Матц бешено хохотал — так, что, казалось, он вот-вот выпадет из своего инвалидного кресла.

— Иди и наложи кучу дерьма где-нибудь на свежем воздухе — вот что предложил мне этот субъект — тот, что поменьше ростом, — заключил трясущийся от ярости офицер. — Этот негодяй предложил пойти и наложить кучу дерьма офицеру Генерального штаба!

В эту секунду Матц выплеснул из ночного горшка все пиво, что там было налито, прямо на элегантный китель штабиста.

— Смотрите, что он сделал! — взвизгнул офицер, стряхивая с себя капли пива при помощи своих кожаных перчаток — с таким видом, словно это была концентрированная серная кислота. — Он выплеснул на меня полный ночной горшок мочи!

Патрульные грозно сгрудились вокруг двоих эсэсовцев. Шульце попытался выставить перед собой деревянную ногу-протез, чтобы как-то защититься, но командовавший патрульными фельдфебель взял наперевес заряженный карабин. Другой патрульный также снял свой карабин с предохранителя и угрожающе прошипел:

— Лучше пройди с нами по-хорошему!

Он шагнул прямо к Шульце, готовясь схватить его своими огромными ручищами.

Но этого так и не случилось — рядом с ними внезапно с визгом затормозил большой черный «хорьх»[8]. Зад машины сильно занесло на мокром булыжнике. Стоявшие на подножке машины адъютанты в форме СС — каждый из которых был как минимум на голову выше самого Шульце — соскочили на мостовую и двинулись прямо к патрульным. Тот из них, который хотел было схватить Шульце, опустил свою лапу. Все, кто находился в этот миг на улице, внезапно стали по стойке «смирно», узнав металлический штандарт, прикрепленный к радиатору «хорьха».

— Чтоб мне провалиться на этом месте! — выдохнул шарфюрер Шульце, увидев, как открылась задняя дверца автомобиля и из нее вылез мужчина с желтоватым, болезненным цветом лица; на носу поблескивало пенсне, делавшее его похожим на школьного учителя. На его черном генеральском кителе не было видно ни одной награды, кроме Имперского спортивного значка в бронзе. — Это же сам рейхсфюрер!

— Что здесь стряслось? — спросил этот человек, внушавший ужас всей Европе. — Почему вы затеяли свару с моими людьми в самом центре Берлина? — Темные глаза рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера наполнились неподдельным сочувствием: — Оба из которых к тому же тяжело ранены!

— Сами они предназначены лишь для несения тыловой службы, — встрял Шульце. — И не могут понять, что перед ними — солдаты, которые готовятся к отправке на фронт, рейхсфюрер[9]. Мы готовы отправиться туда как можно скорее. — Шульце попытался прищелкнуть каблуками, но был настолько пьян, что едва не упал.

В глазах Гиммлера мелькнули теплые искорки:

— Это то, что я и рассчитывал услышать от моих верных эсэсовцев!

— Но, господин рейхсфюрер… — попытался обратиться к нему офицер Генерального штаба.

Гиммлер бросил на него уничтожающий взгляд. Под этим взглядом даже лошадь, на которой сидел офицер, стала нервно переступать с ноги на ногу и пятиться назад. Затем взгляд рейхсфюрера упал на алые трусики Герди, которые украшали выбритый череп Матца.

— Почему у вас на голове надето то, что, как мне кажется, является предметом… э-э… женского туалета? — поинтересовался он.

Матц, до которого наконец дошло, в какой они попали переплет, совсем не желая в результате этого быть отправленным в военную тюрьму в Торгау, из которой он когда-то выкарабкался только благодаря тому, что подал заявление о вступлении добровольцем в ряды СС, вдохновенно соврал Гиммлеру:

— Из-за крови, рейхсфюрер.

— Крови? — удивился Гиммлер.

— О да. Видите ли, я получил огнестрельное ранение больше месяца назад, но рана до сих пор кровоточит. И лекари ничего не могут сделать, чтобы остановить кровотечение. Поэтому, когда мой товарищ вывозит меня в моем инвалидном кресле на утреннюю прогулку, как сегодня, я специально ношу этот предмет одежды, чтобы гражданские жители Берлина не видели на моей голове кровь и не пугались. Мне кажется, рейхсфюрер, что если бы жители Берлина увидели германского солдата с кровоточащей раной на голове прямо в центре германской столицы, то это было бы худо для морального духа гражданского населения столицы нашего рейха.

— Похвально, весьма похвально, — проговорил Гиммлер голосом, в котором неожиданно послышались слезы, и промокнул свои внезапно увлажнившиеся глаза. Рейхсфюрер был весьма эмоционален во всех вопросах, которые касались его элитных подразделений. — А вам, проклятым жеребцам, которые гарцуют в центре Берлина в то время, как на рейх со всех сторон обрушиваются смертельные опасности, следует брать пример с моих храбрых, увенчанных ореолом страдания эсэсовцев!

— Да, рейхсфюрер, — смиренно выдавил офицер Генерального штаба.

Гиммлер отпустил его пренебрежительным взмахом руки и снова повернулся к двум эсэсовцам. Выражение его вечно хмурого землистого лица стало теперь очень теплым.

— Итак, что я могу сделать для вас, мои герои? — спросил он.

Шульце мгновенно ухватился за этот шанс, почувствовав, что у них может появиться реальная возможность реализовать давнишнюю мечту — выскользнуть из тесной удушливой клетки столичного госпиталя «Шарите».

— Рейхсфюрер, мы хотели бы как можно скорее вернуться в наш родной батальон.

— Как называется ваш батальон?

— Он называется штурмовой батальон СС «Вотан», — рявкнул Шульце, точно стоял сейчас на парадном плацу в Зеннештадте.

Лицо Гиммлера расплылось в улыбке.

— А, «Вотан»! — воскликнул он. — Я слышал лишь самые великолепные отзывы об этой части!

Тем не менее, когда рейхсфюрер сделал знак Шульце, чтобы тот подошел ближе к нему, гамбуржцу показалось, что в глазах Гиммлера затаилась некоторая растерянность.

— Ваш батальон находится в районе Дьеппа, шарфюрер, — мягким голосом пояснил Гиммлер.

— Дьеппа, рейхсфюрер? — переспросил Шульце.

— Да, город Дьепп на побережье Франции.

— Но там же не проходит линия фронта, рейхсфюрер, — проронил удивленный Шульце. — И там никогда не велось никаких боев за последние пару лет — с тех самых пор, как лягушатники поголовно сдались нам. Батальон же «Вотан» — это своего рода «пожарная команда» фюрера, которую он всякий раз бросает туда, где по-настоящему жарко!

Генрих Гиммлер подмигнул Шульце, что было весьма необычным жестом со стороны этого человека, практически напрочь лишенного чувства юмора.

— Не беспокойтесь, шарфюрер, — доверительно проронил он, — скоро об этом позаботятся томми!

Глава третья

Премьер-министр Великобритании нежился в теплой ванне с гидромассажем.

— Ну, Маунтбеттен, — не поворачивая головы, осведомился он, — что нового вы можете сказать мне о готовящейся операции?

Привлекательный молодой и аристократичный глава Управления совместных операций адмирал Луис Маунтбеттен почувствовал, что настал его час. Он получил назначение на этот высокий пост вскоре после того, как затонул эсминец королевских ВМС «Келли»[10], которым он командовал; теперь моряк страстно мечтал о том, чтобы добиться как можно более быстрого успеха на новом поприще — точно так же, как он всегда делал это на всех других этапах своей стремительной военной карьеры.

— Боюсь, господин премьер-министр, — вздохнул адмирал Маунтбеттен, — что проклятые боши что-то почувствовали. Наши друзья из движения Сопротивления сообщили, что немцы начали концентрировать в этом районе отдельные боевые подразделения своей новой танковой дивизии. А в районе Руана замечены два подразделения из состава дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Правда, в соответствии с нашими разведдонесениями, их направили туда на переформирование — после того, как соединение здорово потрепали в боях на Восточном фронте. Вчера же радио Парижа передало следующую информацию: «Президент США Рузвельт уполномочил своего советника Гарри Хопкинса и начальника штаба сухопутных сил Джорджа Маршалла предоставить британским союзникам все необходимое с тем, чтобы они могли предпринять высадку в районе норвежского Нарвика — все, за исключением разве что собственно американских солдат. При этом, однако, Черчилль должен понимать, что, замышляя новую высадку в районе Нарвика, он рискует получить еще один Дюнкерк[11]». — Маунтбеттен посмотрел на Уинстона Черчилля: — Это может означать, что немцы думают, будто мы действительно хотим предпринять попытку высадки в Норвегии. — Он пожал плечами. — Или же это может означать, что они и в самом деле пронюхали, что нашей истинной целью является высадка во Франции.